Морской волк. Рассказы рыбачьего патруля - Лондон Джек - Страница 29

• Предыдущая
• 29/84
• Следующая

– Вы честный человек, мистер ван-Вейден! Но оставайтесь на своем месте и помалкивайте. Мы мертвые люди, я знаю. Но все-таки в трудную минуту вы, может быть, сумеете помочь нам.

На следующий день, когда с подветренной стороны перед нами вырос остров Уэйнрайта, Вольф Ларсен изрек пророческие слова. Будучи атакован Личем, он набросился и на Джонсона и только что поколотил их обоих.

– Лич, – сказал он, – вы знаете, что я когда-нибудь убью вас?

Матрос в ответ только зарычал.

– А что касается вас, Джонсон, то вам так надоест жизнь, что вы сами броситесь за борт, не ожидая, чтобы я прикончил вас. Вот увидите.

– Это – внушение, – добавил он, обращаясь ко мне. – Держу пари на ваше месячное жалованье, что он это сделает.

Я питал надежду, что его жертвы найдут случай спастись, когда мы будем наполнять водой наши бочонки, но Вольф Ларсен слишком удачно выбрал для этого место: «Призрак» лег в дрейф в полумиле за линией прибоя, окаймлявшей пустынный берег. Здесь открывалось глубокое ущелье с обрывистыми, каменистыми стенами, по которым никто не мог бы вскарабкаться наверх. И здесь, под непосредственным наблюдением съехавшего на берег капитана, Лич и Джонсон наполняли бочонки и скатывали их к берегу. Бедняги не имели шансов вырваться ни на одной из шлюпок.

Но Гаррисон и Келли сделали такую попытку. Они составляли экипаж одной из лодок, и их задача была курсировать между шхуной и берегом, и каждый раз перевозить по одному бочонку. Перед самым обедом, двинувшись с пустым бочонком к берегу, они внезапно изменили курс и отклонились влево, стремясь обогнуть мыс, далеко выступавший в море и отделявший их от свободы. За ним были расположены живописные деревушки японских колонистов и смеющиеся долины, глубоко вдававшиеся в середину острова. Попав туда, оба матроса могли бы смеяться над Вольфом Ларсеном.

Гендерсон и Смок все утро бродили по палубе, и теперь я понял, что имелось при этом в виду. Достав свои ружья, они неторопливо открыли огонь по дезертирам. Это была хладнокровная демонстрация искусства стрельбы в цель. Сначала их пули безвредно шлепались в воду с обеих сторон лодки, но потом они начали ложиться все ближе и ближе. Люди в лодке гребли изо всех сил.

– Смотрите, я прострелю правое весло Келли, – сказал Смок и прицелился более тщательно.

Я увидел в бинокль, как после выстрела весло разлетелось в щепы. То же самое Гендерсон проделал с правым веслом Гаррисона. Лодка завертелась на месте. Быстро были перебиты и два остальных весла. Матросы пытались грести обломками, но и те были выбиты у них из рук. Тогда Келли оторвал доску от дна лодки, начал работать ею, но с криком боли выронил ее, когда и она сломалась, занозив ему руку. Тогда беглецы покорились своей участи и предоставили лодку волнам, пока ее не взяла на буксир посланная Вольфом Ларсеном вторая лодка, которая и доставила их на борт.

К вечеру мы подняли якорь и ушли. Теперь нам предстояли три или четыре месяца охоты. Мрачная перспектива, и я с тяжелым сердцем занимался своим делом. На «Призраке» установилось почти похоронное настроение. Вольф Ларсен валялся на своей койке в одном из своих странных и ужасных припадков головной боли. Гаррисон беспечно стоял у руля, опираясь на штурвал, как будто был утомлен весом собственного тела. Остальные хранили угрюмое молчание. Я наткнулся на Келли, который скорчился у переднего люка, спрятав голову в колени и охватив ее руками, в позе безысходного отчаяния.

Джонсон лежал, растянувшись, на самом носу и следил, как пена вздымается у форштевня шхуны. Я с ужасом вспомнил пророческие слова Вольфа Ларсена. Мне казалось, что его внушение начинало действовать. Я попытался изменить направление мыслей Джонсона и позвал его, но он только грустно улыбнулся мне и не тронулся с места.

Когда я вернулся на корму, ко мне подошел Лич.

– Я хочу попросить вас кое о чем, мистер ван-Вейден, – сказал он. – Если вам когда-нибудь удастся вернуться в Фриско, то не откажите отыскать Матта Мак-Карти. Это мой старик. Он живет на Холме, за пекарней Мэйфера. У него сапожная лавочка. Его знают все, и вам нетрудно будет его найти. Скажите ему, что я сожалею о том горе, которое я доставил ему, и… и скажите ему еще за меня: «Да хранит тебя Бог».

Я кивнул, но ответил:

– Мы все вернемся в Сан-Франциско, Лич, и я вместе с вами пойду повидать Матта Мак-Карти.

– Хотелось бы верить в это, – ответил он, пожимая мне руку. – Но я не могу. Вольф Ларсен покончит со мной, я знаю. Я только хочу, чтобы это было поскорее.

Когда он ушел, я почувствовал в своей душе такое же желание. Неизбежное пусть случится поскорее. Общая подавленность покрыла своим плащом и меня. Гибель казалась неотвратимой. Час за часом шагая по палубе, я чувствовал все яснее, что начинаю поддаваться отвратительным идеям Вольфа Ларсена. К чему все на свете? Где величие жизни, раз она допускает такое опустошение человеческих душ? Жизнь – дешевая и скверная штука и чем скорее ей конец, тем лучше. Покончить с ней, и баста! Как Джонсон, я нагнулся через перила и не отрывал глаз от моря, с уверенностью, что рано или поздно я буду опускаться вниз, вниз, в холодные, зеленые пучины забвения.

Странно сказать, но, несмотря на мрачные предчувствия, на «Призраке» все еще не произошло ничего особенного. Мы плыли на северо-запад, пока не достигли берегов Японии и не наткнулись на большое стадо котиков. Явившись сюда из неведомых просторов Тихого океана, они направлялись на север, к пустынным островкам Берингова моря. Повернули и мы за ними к северу, свирепствуя и разрушая, бросая ободранные туши акулам и засаливая шкуры, которым впоследствии предстояло украшать гордые плечи женщин больших городов.

Это было безумное избиение, производившееся во славу женщин. Мяса и жира никто не ел. После дня успешной охоты наши палубы были завалены шкурами и телами, скользкими от жира и крови, и по доскам текли красные ручейки. Мачты, снасти и перила – все было забрызгано кровью. А люди, с обнаженными и окровавленными руками, словно мясники, делали свое дело, сдирая свежевальными ножами шкуры с убитых ими красивых морских животных.

На моей обязанности лежало считать шкуры, поступавшие на борт с лодок, наблюдать за свежевальной работой и за уборкой после нее палуб. Это было неприятное занятие. Моя душа и мой желудок возмущались против него. Но мне было полезно командовать таким количеством народа. Это развивало во мне мой скромный запас административных способностей. Я сознавал, что крепчаю и грубею, и это не могло не быть полезным для «Сисси» ван-Вейдена.

Я начал сознавать, что никогда уже не буду прежним человеком. Хотя мои надежды и моя вера в человеческую жизнь все еще сопротивлялись разрушительной критике Вольфа Ларсена, последний все же успел во многом переделать меня. Он раскрыл предо мною реальный мир, о котором я раньше практически ничего не знал, так как избегал его. Я научился ближе присматриваться к действительной жизни, спустился из мира отвлеченностей в мир фактов.

Теперь, когда мы достигли промыслов, я больше времени, чем когда-либо, проводил с Вольфом Ларсеном. Когда погода бывала хороша и мы оказывались посреди стада, весь экипаж был занят в лодках, а на борту оставались только мы с ним, да Томас Мэгридж, которого мы не принимали в расчет. Но нам не приходилось сидеть без дела. Шесть лодок веером расходились от шхуны, пока расстояние между первой наветренной и первой подветренной лодками не достигало десяти или двадцати миль. Потом они плыли прямым курсом, пока ночь или плохая погода не загоняли их обратно. На нашей обязанности было направить «Призрак» в подветренную сторону, к крайней лодке, для того чтобы остальные могли с попутным ветром подойти к нам, в случае шквала или угрозы бури.

Нелегкая задача для двух человек, особенно при свежем ветре, справляться с таким судном, как «Призрак», править рулем, следить за лодками, ставить или убирать паруса. Мне пришлось учиться всему этому, и я делал быстрые успехи. Управление рулем далось мне легко. Но взбегать наверх, к реям и раскачиваться, вися на руках, когда мне нужно было лезть еще выше, это было уже не так легко. Но и это я усвоил быстро, так как чувствовал какое-то необъяснимое желание оправдать себя в глазах Вольфа Ларсена, доказать свое право на жизнь, основанное не на одном только уме. И даже настало время, когда мне доставляло радость взбираться на самую верхушку мачты и, уцепившись за нее ногами, с этой жуткой высоты осматривать в бинокль море в поисках лодок.

• Предыдущая
• 29/84
• Следующая