Война «ежей» - "Братья Мормаревы" - Страница 16
- Предыдущая
- 16/43
- Следующая
На этот раз Маляка даже побагровел и, едва переведя дух, задышал тяжело, как старый курильщик.
— Маляков, что с тобой? — встревожилась Станчовска.
Панта поднялся.
— С ним плохо.
Учительница с едва заметной иронией посмотрела на Панту.
— С ним плохо, — повторила она. — Эх, Пантев, Пантев! Ему плохо, а не с ним плохо. Меньше говори, тогда и ошибок будешь делать меньше. Садись.
Пантев сел, краем глаза покосившись на Маляку, уже пришедшего в себя. Учительница снова повернулась к Маляке:
— Что с тобой?
Мальчик встал, с несчастным видом пожал плечами: вроде все в порядке.
— Выйди из класса, побудь немного на свежем воздухе!
Маляка тут же выскочил из класса, забыв, что при плохом самочувствии не очень-то разбегаешься. По лестнице он помчался через две ступеньки. Прежде чем спуститься в подвал, Маляка осмотрелся. Нужно остаться незамеченным, потому проведение операции и было назначено на время уроков, когда все в классах, а уборщицы с метлами в руках где-нибудь заняты разговорами между собой.
Маляка шмыгнул в подвал. Дышал он тяжело, на этот раз от страха: вот засекут его, как тут объяснишь, с какой это стати он оказался в подвале. Целое утро мальчик пытался придумать какое-нибудь оправдание, что только ни приходило ему в голову, но все было ерундой.
Дойдя до двери в бассейн, он заглянул в замочную скважину: баскетбольный щит на месте. Маляка нажал на ручку. Заперто! Так он и думал. Мальчик достал из кармана коробочку, из коробочки — воск, размягчил его в ладонях, согрел дыханием и залепил замочную скважину. Подождав немного, он осторожно снял отпечаток и спрятал его в коробочку. Благополучно выбравшись из подвала, Маляка вышел во двор — теперь пусть кто угодно его видит и спрашивает о чем угодно. Полный порядок! Учительница отправила его подышать свежим воздухом. Кто не верит, пусть спросит у нее.
После школы ребята сразу пошли на рынок в мастерскую по изготовлению ключей. Мастер, симпатичный инвалид, встретил их приветливой улыбкой.
— Если бы вы не теряли ключей, я бы умер от голода, — пошутил он. — Покажите! — и протянул руку.
К его неописуемому удивлению, Маляка достал маленькую коробочку. Мастер открыл ее и, увидев отпечаток, сразу понял, что за этим кроется какая-то детская проказа.
— Бабушка потеряла ключи от подвала, — как можно безразличней бросил Маляка.
Мастер так пристально посмотрел на Маляку, что мальчику стало не по себе, и он залился краской.
— Пусть бабушка сама сюда придет.
Вот какой противный! Как может прийти бабушка, когда у Маляки есть только дедушка, да и тот живет в Каспичане. Не привозить же его оттуда!
— Зачем попусту старого человека беспокоить? — рассердился Маляка. — У меня и два брата-близнеца, и сестра, — начал он фантазировать.
— Ну и молодец, — улыбнулся мастер.
Ребята ушли.
— Школьникам, значит, никакого доверия! — буркнул Маляка.
— Даже моя мама, — пожаловался Панта, — рылась у меня в портфеле, я сам видел.
— Искала дневник? — заинтересовался Маляка.
Некоторое время мальчики шли молча.
— Надо все-таки его вытащить! — У Камена не шел из головы баскетбольный щит.
— Для этого сначала нужно попасть в подвал, — усмехнулся Маляка.
— Ты прав, — и Панта положил руку ему на плечо.
Отец Юлии, писатель Георги Милчев, в задумчивости почесал лысую голову, огладил бороду. Он писал сценарий праздника по случаю двадцатипятилетия школы, в которой училась его дочь, и был очень сердит. Конечно, напечатать на машинке можно что угодно, но разве это дело? Совсем превратили школу в игровую площадку. Родители на ней состязаются, нарушают правила, получают одиннадцатиметровые штрафные удары — главное, думают, что все это во имя счастья детей. Вот и предстоящий праздник. Шестой «Г», конечно, займет первое место в школе, в этом Георги Милчев не сомневался, как-никак над сценарием праздника трудится он, профессиональный писатель. Ну не глупо?!
Милчев решил составить только план сценария, но на это ушло много времени, а сейчас Георги мучился над финалом. Обычно все классы заканчивают свои выступления песней «Иди, народ мой возрожденный!»[6], а ему хотелось придумать что-нибудь более оригинальное. Но что тут придумаешь? Классика есть классика. В последнем пункте плана он написал: ученики поют гимн Кирилла и Мефодия; затем позвал Юлию.
— Вот! — протянул он дочери план предстоящего праздника.
— Что это?
— Сценарный план. Довольно подробный, а сценарий напишешь сама.
Юлия отрицательно покачала головой: ее пугало само слово «сценарий». Не то что девочке было не под силу написать сценарий. У нее легкое перо, и мыслит она самостоятельно. Юлия никогда не читала отцу свои сочинения, боялась внести отцовскую правку: класс сразу поймет, что сочинение написано не без его помощи. Многие ребята и так уверены, что Юлины шестерки по литературе принадлежат не только ей. Особенно Маляка. Юлия недоумевала: и что он ее невзлюбил? Так и старается внушить классу, что все ее сочинения — от «О маме» в первом классе до «Я и космос» в пятом — написаны ее отцом.
— Не стану я его писать, — заявила Юлия.
— Почему?
— Потому, что это поручили тебе, а не мне.
Милчев встал, стремительно подошел к окну, затем вернулся к письменному столу. Черт побери, дочь права! Именно так, написать сценарий попросили его. Он окончил университет пятнадцать лет назад и вот сейчас нежданно-негаданно получил школьное домашнее задание. Милчев не на шутку рассердился.
— Всем родителям надавали заданий! Глядишь, завтра и на выпускной бал отправят! В автобусах! А вы что? Будете стоять в сторонке и махать нам руками? Не согласен!
Последние слова Милчев произнес так громко, что мама Юлии сразу же приоткрыла дверь и с укором произнесла:
— Жорж!
Милчев сразу замолчал: жена, конечно, любит лишний раз показать свое главенствующее место в семье, но он давно примирился с этим.
— Надо было отказаться, — упрекнула Юлия отца. — Я не писатель, и это мне не по силам.
— Писательское дело — это прежде всего тяжкий труд, — заявил Милчев.
— Жорж, оставь ребенка в покое! Будет лучше, если сценарий напишешь ты.
Милчев не стал перечить жене, но под нос себе проворчал:
— Двадцатипятилетие школы! Лучше бы ремонт сделали, а то вот — устраивают представление.
Он сел за письменный стол, вложил лист бумаги в пишущую машинку. Мама подала Юлии знак, и они ушли из кабинета. Только дверь закрылась, машинка застучала.
— Вечно так, — вздохнула мама. — Пока не разозлится, не может работать.
Камен послюнявил палец и дотронулся до утюга. Утюг зашипел, и Камен его выключил. Старой кисточкой для бритья он смочил тряпку, положил ее на брюки и осторожно начал гладить. Потом проверил, хорошо ли отутюжены складки, — они были словно лезвие ножа — и положил брюки на кресло, пусть как следует высохнут, тогда складки будут дольше держаться. Потом Камен достал рубашку и, встав перед зеркалом в белых трусах, засмеялся, вспомнив о позорном изгнании Панты из команды. Он надел брюки и рубашку, снова подошел к зеркалу, завязал галстук — пришлось взять папин, — но что-то не понравилось мальчику, и он снял его. А как он будет выглядеть с пионерским галстуком? Но снял и его. Снова осмотрел себя и улыбнулся; потом, настроившись на серьезный лад, — пожалуй, так лучше, — вышел из дома.
По-прежнему сохраняя серьезность, Камен поднялся по широкой лестнице красивого кооперативного дома. Остановившись перед дверью с табличкой «Милчев», он пригладил волосы и вдруг подумал: ужасно глупо быть влюбленным. Вместо того чтобы заниматься или побыть с ребятами, он отправился к Юлии.
Камен позвонил и принял непринужденную позу. Дверь открыла Юлия и с удивлением посмотрела на мальчика. Его появление было неожиданным.
6
Гимн славянских просветителей. Текст стихотворения Стояна Михайловского (1856–1927) «Кирилл и Мефодий»; музыку в 1902 году написал композитор Панайот Пипков.
- Предыдущая
- 16/43
- Следующая