Седьмое святилище - Сильверберг Роберт - Страница 8

• Предыдущая
• 8/16
• Следующая

Магадоне Самбиса, следуя уговору, собрала восьмерых археологов-метаморфов; Валентин, выкупавшись, отдохнув и немного перекусив, встретился с ними сразу после заката в своей палатке. При нем был только маленький вроон, Аутифон Делиамбер. Валентин хотел составить себе мнение об этих метаморфах без помех со стороны Насимонте и остальных, но магические способности Делиламбера он ценил высоко: это маленькое, снабженное множеством щупалец существо может прозреть своими золотистыми глазищами то, что недоступно человеческому зрению Валентина.

Метаморфы сидели полукругом лицом к Валентину, вроон поместился слева от него. Понтифик обвел взглядом всю группу от распорядителя раскопок Каастисиика на одном конце до палеографа Во-Симифона на другом. Они смотрели на него спокойно, почти равнодушно, эти пьюривары с резиновыми лицами и раскосыми глазами, пока он рассказывал им о том, что видел днем о кладбище, о разрушенной пирамиде и святилище под ней, о нише, куда убийца столь бережно поместил отрезанную голову Гуукаминаана.

– Вам не кажется, что это убийство носит ритуальный характер? – сказал он. – Расчленение тела на куски, помещение головы в нишу для жертвоприношений? – Его взгляд задержался на Тиууринен, специалистке по керамике, миниатюрной метаморфийке с красивой малахитово-зеленой кожей. – Что вы об этом думаете? – спросил он.

– Как керамист, я ничего не могу сказать, – с полнейшей невозмутимостью ответила она.

– Я спрашиваю вашего мнения не как керамиста, а как участника экспедиции. Коллеги доктора Гуукаминаана. Не кажется ли вам, что помещение головы в нишу означает принесение жертвы?

– То, что эти ниши использовались для жертвоприношений, – всего лишь гипотеза, – чопорно произнесла Тиууринен. – Это не мой профиль.

Вот именно, не ее. То же самое скажет и Каастисиик, и Во-Симифон, и стратиграф Памикуук, и хранительница древностей Хиээкраад, и Дриисмиил, специалист по архитектуре, и Клеллиин, эксперт по пьюриварской палеотехнологии, и Виитаал-Твуу, металлург.

Вежливо, мягко и упорно они отводили гипотезу Валентина о ритуальном убийстве. Не является ли расчленение тела доктора Гуумиканаана возращением к похоронным обрядам древнего Велализьера? Не была ли голова, установ ленная в нише, искупительной жертвой некоему божеству? Не входит ли в пьюриварские традиции убийство, совершенное именно таким образом? Они не могли сказать. Или не хотели. Валентин не узнал ничего и о том, были ли у покойного враги здесь, на раскопках.

Они лишь пожимали плечами на пьюриварский лад, когда он спрашивал, не было ли у них борьбы за обладание какой-либо ценной находкой и не имел ли места более абстрактный спор, связанный с задачами экспедиции. И никто не выказывал негодования по поводу того, что он способен подозревать кого-то из них в убийстве старого Гуукаминаана на основе подобных мотивов. Они держали себя так, как будто сама мысль о деянии такого рода превышала их понимание и была им совершенно чужда.

Во время разговора Валентин изыскал случай задать по крайней мере один прямой вопрос каждому из них, но результат всегда был один и тот же. Они не желали ему помогать, хотя и не увиливали открыто. Они были необщительны, не выказывая при этом особой хитрости или замкнутости. В их отказе от участия в следствии не было ничего, вызывающего откровенное подозрение. Они были в точности тем, кем и казались: учеными, посвятившими себя раскрытию тайн прошлого своего народа и ничего не знающими о таин ственном событии, происшедшем в их среде. Да Валентин и сам не чувствовал, что кто-то из присутствующих здесь – убийца И все же… все же…

Они перевертыши, а он понтифик, предводитель завоевавшей их расы, занявший спустя восемь тысяч лет место полулегендарного короля-воителя Стиамота, навеки лишившего их независимости. Даже эти восемь мягких, незлобивых ученых в глубине души не могут не чувствовать гнева против своих хозяев, людей. У их нет причин помогать ему, и они не видят необходимости говорить ему правду. Интуиция – а может быть, тайные, глубоко укоренившиеся расовые предрассудки? – подсказывала Валентину, что здесь ничего нельзя принимать на веру. Как можно полагаться на впечатление об их кажущейся невиновности? Как может человек разгадать, что скрывается за непроницаемой внешностью метаморфов?

– Ну, что скажешь? – спросил он Делиамбера, когда археологи ушли. – Убийцы они или нет?

– Эти скорее всего нет, – ответил вроон. – Слишком мягкие, слишком обходительные. Но они что-то скрывают, я уверен.

– Значит, ты тоже почувствовал?

– Безусловно. Известно ли вам, ваше величество, что значит вроонское слово «хсиртиур»?

– Не думаю.

– Его не так просто перевести. Это ощущение испытываешь, когда говоришь с кем-то, кто не хочет лгать тебе, но и правды не скажет, если ты сам до нее не докопаешься. Ты не можешь избавиться от чувства, что под словами, которые тебе говорят, скрывается нечто важное, но ты никогда не узнаешь, что это, пока не задашь единственно верный вопрос. Но для того, чтобы задать нужный вопрос, ты должен обладать той самой информацией, которую ищешь. Это очень досадное ощущение, хсиртиур, почти болезненное. Точно бьешься клювом о каменную стену. Я сам сейчас пребываю в состоянии хсиртиура – и вы, очевидно, тоже, ваше величество.

– Очевидно, – ответил Валентин.

Оставалось совершить еще один визит. День был долгий, и Валентин устал до крайности, но чувствовал потребность покончить со всеми основными моментами сразу. Поэтому, как только стемнело, он попросил Магадоне Самбису проводить его в рабочую деревню.

Ей это совсем не улыбалось.

– Мы стараемся не вторгаться к ним, когда они заканчивают работу и уходят к себе, ваше величество.

– Убийства у вас тоже не каждый день случаются. Как и визиты понтифика.

Уж лучше я поговорю с ними сегодня, чем завтра прерывать их работу.

Его опять сопровождал Делиламбер, а Лизамон Гультин сама вызвалась идти. Тунигорн слишком устал – полдневная прогулка по руинам его доконала, а Мириганта лихорадило от легкого солнечного удара, но крепкий старый герцог охотно согласился ехать с понтификом, несмотря на свои годы.

Последним в их отряде стал Аарисиим, метаморф-охранник. Валентин взял его с собой не столько для защиты – с этим Лизамон Гультин могла справиться сама, – сколько из-за проблем, связанных с хсиртиуром.

Аарисиим, хотя и перебежчик в прошлом, казался Валентину не менее достойным доверия, чем всякий пьюривар. С опасностью для жизни он выдал Валентину своего хозяина Фараатаа, когда вождь мятежников, перейдя все гра ницы, угрожал убить королеву метаморфов. Возможно, он и теперь будет полезен и сможет обнаружить то, чего даже проницательный взор Делиамбера не смог разгадать.

Рабочий поселок представлял собой скопище плетеных хижин невдалеке от центрального сектора раскопок. Эти хлипкие временные строения напомнили Валентину Иллиривойн, метаморфскую столицу в джунглях Зимроэля, где он побывал когда-то. Но это место казалось еще более удручающим, чем Иллиривойн. Там метаморфы, по крайней мере, могли строить свои жилища из молодых деревьев и лиан, а здесь в их распоряжении не было ничего, кроме скрюченных кустов, растущих на равнине. И хижины тоже получились кривыми и жалкими.

Рабочих кто-то предупредил о прибытии понтифика, и когда Валентин подъехал, они уже толпились перед хибарами группами по восемь-десять душ.

Это были тощие, оборванные, голодного вида создания, разительно отличающи еся от культурных, образованных археологов. Валентин спросил себя, где же они берут силы, чтобы заниматься своим тяжелым трудом в этом негостеприимном климате.

Как только появился понтифик, они устремились вперед и окружили пришельцев так плотно, что Лизамон Гультин зашипела и схватилась за свой вибромеч.

Но они, видимо, не замышляли ничего дурного – просто толпились вокруг и, к удивлению Валентина, выказывали ему самые раболепные знаки внимания: толкали друг друга, чтобы поцеловать край его одежды, падали на колени в песок, даже простирались ниц.

• Предыдущая
• 8/16
• Следующая