Полночь во дворце - Сильверберг Роберт - Страница 4

• Предыдущая
• 4/5
• Следующая

– В каком-то смысле, да. Думаю, я смогу уладить это дело.

– О! Мне просто не верится.

– Жить до завтра вовсе не обязательно.

– Вы все-таки смеетесь надо мной.

– Нисколько. Вы забываете, что Сан-Франциско необычный город. Наш император проводит время престранным образом и подает пример всем нам.

Сейчас я позвоню во дворец и узнаю, успеем ли мы попасть туда еще сегодня.

– Боюсь, вы будете разочарованы.

– В каком смысле?

– Как вам сказать, вы ожидаете увидеть пышные придворные церемонии, необычный ритуал. Ничего такого не будет. От души советую вам не ездить во дворец. Не разрушайте красивую сказку, созданную вашим воображением.

Послушайтесь моего совета. Если вы настаиваете, я помогу вам, но, между нами говоря, это не лучшая идея.

– Но почему вы против?

– Я не могу вам объяснить.

– Можете говорить все, что вам заблагорассудится. Я все равно отправлюсь во дворец.

Он вышел из зала и направился к телефону, зная, что ничего хорошего из этого не выйдет. Названивать ему пришлось минут пятнадцать: телефон в тот вечер плохо работал. Все оказалось очень просто, и вернувшись за столик, он сказал:

– Ровно через час к пристани подойдет катер, а в Сан-Франциско нас будет ждать машина. В полночь вы увидите императора. Повторяю, вы совершаете большую ошибку. Император стар и немощен, а в последнее время он особенно сдал. Держу пари, если вы будете честны, то потом сами же согласитесь со мной, что это зрелище не доставляет удовольствия.

– Сейчас это неважно. Я приехала сюда только для того, чтобы встретиться с императором. Пожалуйста, не отговаривайте меня.

– Как хотите. Выпьем еще?

– Может быть, лучше покурим? Как вы смотрите на это?

Она вынула изящный, украшенный эмалью, портсигар.

– Лучшие сорта из тех, что выращивают в графстве Гумбольдт. Дар независимого графства.

Он с улыбкой кивнул и взял сигарету. Марихуана. Какая тонкая работа!

Великолепная бумага с золотой монограммой и даже фильтр. «Всему пришел конец, – думал он, – развалился на части мир, а технология производства марихуаны на небывалом за всю историю человечества уровне».

Он щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся и протянул сигарету своей визави. Наркотик подействовал мгновенно. Его поразило новое, яркое, точно вспышка молнии, ощущение, рассеявшее дурман алкоголя и усталости. От слабости, от головной боли не осталось и следа. Неожиданная радость вошла в душу, и было так легко, как если бы они не шли из отеля, а выплывали по воздуху.

Шоферы ожидали их на стоянке. Свою машину Кристенсен отпустил, и они подъехали к причалу в правительственном автомобиле республики Монтеррей.

Катер из Сан-Франциско запаздывал. Минут двадцать они провели на воздухе, вглядываясь в далекие огни Сан-Франциско и поеживаясь от холода. Одеты они были не для вечерней прогулки. Ему захотелось обнять женщину, привлечь ее к себе, но он подавил в себе это желание. Между ними лежала дистанция, которую он еще не был готов преодолеть. «Дьявольщина! – чертыхнулся он про себя. – Я до сих пор не знаю ее имени».

Они сошли на берег в Сан-Франциско около одиннадцати часов вечера.

Машина ждала их. Завидев министра и его гостью, шофер засуетился и поспешил им навстречу. Нелепый в своем рвении, угодливый субъект, явно польщенный оказанной ему честью развозить больших «шишек» посреди ночи.

Когда он отсалютовал им, Кристенсен заметил, что красный с золотом мундир императорского драгунского полка, в который был одет водитель, протерт на одном локте. Автомобиль с шипением и скрежетом полз по Маркет-стрит, затем повернул на север города в дворцовый квартал. Мисс Сойер смотрела широко открытыми глазами на облезлые многоэтажки по сторонам дороги, словно то были древние соборы.

Она задохнулась от восторга, когда они въехали на территорию Гражданского центра. Окружающее великолепие потрясло ее: громада Симфонического холла, запущенного и разрушающегося, знаменитый Музей современного искусства, гигантский купол муниципалитета и наконец сверкающее многоцветьем огней, исполненное устрашающего величия здание императорского дворца. Прежде в этом особняке со множеством колонн помещался Мемориальный оперный театр. Кристенсен поднимался по дворцовой лестнице, поддерживая под руку официального представителя республики Монтеррей. Центральный вход вывел их в коридор, где уже теснились министры, дипломаты, иностранные гости.

– Боже, какая прелесть! – прошептала мисс Сойер.

Кланяясь, приветливо кивая и раздавая улыбки, Кристенсен успевал показывать своей спутнице самых известных в государстве лиц: министр обороны, министр финансов, министр по делам провинций, верховный судья, министр транспорта.

Ровно в полночь под звуки марша распахнулись двери тронного зала, и Кристенсен вновь предложил руку своей даме. Вместе с другими приглашенными они вошли в зал по длинному переходу и поднялись на возвышение, где в ярком свете ламп сиял фальшивым бриллиантовым блеском императорский трон.

Мисс Сойер, казалось, утратила дар речи. Она знаком показала ему на шесть внушительных портретов, украшавших стены зала.

– Первые шесть правителей империи, – шепотом сказал Кристенсен. – А вот и седьмой.

У нее вырвался возглас изумления. Или то был возглас ужаса и брезгливости?

Император был при всех своих регалиях. Плечи его окутывала пурпурная мантия, из-под которой виднелся изумрудно-зеленый камзол, отделанный мехом горностая. Довершала наряд массивная золотая цепь на груди. Трясущегося монарха, который едва переставлял ноги, поддерживали с обеих сторон, а вернее, тащили под руки придворный камергер Майк Шифф и парламентский пристав Терри Коулман. Замыкали процессию двое юных пажей, китаец и негритенок. Они держали скипетр, державу и грандиозных размеров корону.

Пальцы мисс Сойер стиснули локоть Кристенсена. Он почувствовал, как она затаила дыхание в ту минуту, когда его величество, которого придворные пытались усадить на трон, выскользнув из их цепких объятий, едва не распластался на полу. Наконец императора водрузили на место, на голову ему нахлобучили корону. Скрюченные, дрожащие пальцы старика с трудом удерживали скипетр.

– Его императорское величество Нортон Седьмой! – торжественно провозгласил камергер.

Император довольно хихикнул.

– Пойдемте, – шепнул Кристенсен, подталкивая ее вперед.

Старик был в ужасном состоянии. Кристенсен не видел его несколько недель. Фигура на троне больше всего напоминала мумию, извлеченную из склепа. Пустые глаза на землистом лице ничего не выражали, челюсть отвисла, бусинка слюны блестела в уголке губ.

Мисс Сойер отступила назад. Напрягшись, словно натянутая струна, она не могла заставить себя приблизиться к трону, но Кристенсен безжалостно тянул ее за собой. Он позволил ей остановиться, лишь когда от немощного императора их отделял какой-нибудь десяток шагов. От старика исходил сладковатый, тошнотворный запах.

– Что я должна делать? – в панике спросила она.

– Когда я назову ваше имя, подойдите К нему, сделайте реверанс, если умеете, затем отойдите назад. Все.

Она кивнула.

– Ваше величество, – громко произнес Кристенсен, – полномочный посол республики Монтеррей, сенатор Сойер свидетельствует вам свое почтение.

Сдерживая дрожь, она шагнула вперед, присела в реверансе и повернулась, чтобы отойти, но тут голова у нее закружилась, и она слегка покачнулась. Кристенсен мгновенно оказался рядом и, поддерживая потрясенную мисс Сойер, помог ей сойти с возвышения. Император снова издал бессмысленный смешок, напоминавший кудахтанье.

– Давно он в таком состоянии? – спросила она.

– Два или три года, а может и больше. Полном маразме. Естественные отправления совершает под себя. Думаю, вы успели это заметить. Мне очень жаль, но я предупреждал вас. Я же говорил, что вам лучше не настаивать на своем, так что извините, мисс… мисс… я не знаю вашего имени.

– Элейн.

– Давайте уйдем отсюда, Элейн. Хорошо?

• Предыдущая
• 4/5
• Следующая