Сентябрь + сентябрь - Коршунов Михаил Павлович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/30
• Следующая

Глава 5

Тётя Клава иногда запирает двери школы на ключ. После звонка на первый урок. Делает это для того, чтобы спокойно помыть полы в раздевалке и в вестибюле или, как говорит сама тётя Клава, что­бы никто «не шустрил вокруг ведра».

Раз в неделю так получалось, что у первых и пятых классов занятия начинались на час позже. Поэтому те ребята, которые приходили ко второму уроку, приносили с собой клюшки и шайбу: можно, пока тётя Клава не открыла двери школы, поиграть в хоккей.

Играли, конечно, без коньков или, как говорила тётя Клава, «на простых ботинках». А случалось — и без резиновой шайбы. Сосулькой играли! Разо­бьётся одна сосулька — заменяли другой.

Тётя Клава хоккей уважала. Ей даже было из­вестно, кто такие братья Майоровы.

Первыш, Боря и Серёжа всегда смотрели, как играют в шайбу их коллективные вожатые.

Первыш, как только видел из окна квартиры, что уже играют, звонил по телефону Боре и Серёже. И все они — Первыш, Боря и Серёжа — быстро на­девали пальто, шапки, хватали портфели и бежали в школьный двор.

В 5-м «А» во время игры громче всех кричали Самохин и Ревякин, потому что Самохин был капи­таном одной команды, Ревякин — другой.

Самохин был капитаном команды «Космонав­тов», а Ревякин — капитаном команды «Чёрных бомбовозов».

Названия команд — это не навсегда: кто про­игрывал, становился «Чёрным бомбовозом», а кто выигрывал, становился командой «Космонавтов».

Первоклассники сидели на крыльце школы. Они шумели и совсем не слушали тишину.

Если приходил Валентин Васильевич, он тоже садился на крыльцо школы и тоже смеялся, шумел и совсем не слушал тишину.

А уж про коллективных вожатых и говорить нечего: какая тут тишина, на хоккейном поле!

Если приходил Глеб Глебыч или кто-нибудь из 10-го «А» с производственной практики, то игра принимала вполне приличный вид: Глеб Глебыч и старшеклассники начинали игру судить и допуска­ли силовую борьбу в рамках правил.

Самохин всячески подбадривал свою команду, чтобы за командой сохранилось звание «космонав­тов». Он не только кричал или в ужасе хватался за голову, но и действовал личным примером: наращивал высокий темп игры. Такой высокий, что «простые ботинки» не выдерживали и Самохин падал.

Сосульки под клюшками разбивались вдребезги одна за другой. А темп всё нарастал и нарастал.

Но тут раздавался предварительный звонок к началу второго урока.

Тётя Клава отпирала двери школы.

Ребята прекращали играть, шли в раздевалку, вешали пальто и шапки. Победители шли весёлыми. Кто проигрывал, шёл грустным.

В определённом углу, который выделила тётя Клава, ребята складывали клюшки. Но это не зна­чит, что игра на сегодня прекратилась.

Вовсе нет!

После уроков игра возобновлялась, и с ещё боль­шей страстью: не было ограничения во времени.

Первыш оставался поглядеть. Он даже видел, как однажды пришла бабушка Ревякина и стала его уговаривать, чтобы шёл домой.

А Ревякин всё бегал и бегал. Он тоже нара­щивал темп, потому что его команде в третий раз грозила опасность остаться в «Чёрных бомбо­возах».

Тогда бабушка смело вошла на хоккейное поле, поймала Ревякина за воротник пальто. Ревякин попытался вырваться от бабушки. Но бабушка ока­залась сильной, просто на редкость сильной: она отняла клюшку и потащила Ревякина домой. И не просто потащила, а по пути колотила его клюшкой пониже хлястика пальто.

Ревякин от стыда опустил голову. Ведь он слыл в школе человеком отчаянным.

Первыш очень тогда его пожалел. Догнал и су­нул в руку портфель, потому что портфель Ревяки­на остался лежать на крыльце школы.

Ревякин благодарно кивнул Первышу. А бабуш­ка взглянула так строго на Первыша, что Первыш решил особенно не задерживаться около Ревякина. У Первыша тоже есть хлястик. А бабушка, чего доброго, вздумает наращивать темп…

С тех пор в школе стало известно, что Ревякин боится не только своего персонального вожатого Костю Волгушина, но и собственную бабушку. И Ревякин из-за собственной бабушки опять чуть не покусался с Самохиным и не получил предупрежде­ние за дисциплину и печать. Круглую.

* * *

Тамара Григорьевна и Валентин Васильевич про­водили занятия по черчению, и не просто по черче­нию, а по конструированию.

Ребята должны были начертить в тетрадях раз­вёртку кубика, чтобы потом по этой развёртке, как по чертежу, склеить кубики из цветной бумаги. Ку­биков получится много — их весь класс будет клеить.

А когда кубики будут готовы, из них можно будет сложить, сконструировать всё, что угодно, — ра­кету, самолёт, корабль на подводных крыльях. Тамара Григорьевна сказала:

— Взять ручки.

Ребята взяли ручки.

— Поднять и показать мне. Кто как держит ручку.

Ребята подняли и показали. Тамара Григорьевна спросила у Коли, не «араб­ская» ли у него сегодня ручка? Первыш смутился и сказал:

— Нет.

Однажды Первыш потихоньку от мамы взял в школу её «арабскую» ручку.

Первыш знал, что писать этой ручкой что-ни­будь привычное слева направо нельзя — корябает бумагу, потому что уже привыкла писать наоборот, справа налево.

Но Первыш решил всё-таки попробовать и, глав­ное, похвастаться перед ребятами, какая она кра­сивая и совсем целая.

Валентин Васильевич написал на доске задачу: число «Икс» больше нуля, больше единицы и равно единице.

Первыш хотел провести в тетради числовую ось и написать всё про число «Икс», но «арабская» ручка так закорябала пером по бумаге, что писать и чертить было невозможно.

Первыш подумал-подумал да и начал поти­хоньку чертить и писать наоборот. Справа налево. По-арабски.

К нему подошла Тамара Григорьевна:

— Что ты делаешь?

— Я… пишу, — смутился Коля.

— Как ты пишешь?

— Он по-арабски пишет, — сказал Боря. — Он мамину ручку в школу принёс.

«Уж чья бы корова мычала, а его бы молча­ла», — подумал Первыш. Сам Боря недавно открыл тетрадь вверх ногами и начал писать диктант. И только потом увидел, что перепутал всё на свете.

Так и написан у него в тетради диктант вверх ногами.

Это что? Не по-арабски!

— А вот если я тебе, — сказала Коле Тамара Григорьевна,— твоей же арабской ручкой поставлю тоже арабскую цифру «два»?..

Валентин Васильевич как начал смеяться, и то­гда все в классе засмеялись.

На этот раз обошлось: Тамара Григорьевна про­сто попугала двойкой. А то, когда в тетради грязь, непременно получишь двойку.

И ещё Тамара Григорьевна выставляет тетрадь в классе у доски, чтобы весь класс видел и двойку и грязь.

Иногда выставляет тетрадь не в классе, а в за­ле, чтобы уже вся школа видела и двойку и грязь.

Вот почему Тамара Григорьевна спросила сегод­ня у Первыша, какую ручку он принёс.

— Очень хорошо, — сказала Тамара Григорьев­на.— Тетради кладём наискосок. Колпачок ручки должен быть направлен куда, Данилин? Я тебя спрашиваю, Серёжа Данилин!

Серёжа не слушал Тамару Григорьевну: он пы­тался рассказать Лиле Зориной, как они с Борей и Первышем построили планетоход.

— Встань, Данилин.

Серёжа встал.

— Прекрати разговаривать и застегни куртку на все пуговицы.

Серёжа кивнул и быстро сел. Застегнуть куртку на все пуговицы он не мог, потому что в тот вечер, когда построили планетоход, Света отрезала у него от куртки пуговицу.

— Лиля, скажи ты: куда должен быть направ­лен колпачок ручки?

Лиля сказала, что колпачок ручки должен быть направлен в плечо.

— Верно, Лиля.

Тут Петя Амосов встал и сказал, что у него кончились в ручке чернила.

• Предыдущая
• 7/30
• Следующая