Календарь антирелигиозника на 1941 год - Михневич Д. Е. - Страница 51

Установление в исламе передвижного лунного календаря (по которому ураза начинается ежегодно на 11 дней раньше) оторвало пост месяца рамазана от определявшего его у древних арабов производственно-хозяйственного момента.

Побуждая верующих во время уразы думать только о несуществующем боге и целыми днями ничего не есть и не пить, муллы стремятся отвлечь трудящихся от задач строительства коммунистического общества и добиваются упадка их физической силы с тем, чтобы вызвать прогулы, снизить производительность их труда. Заставляя детей справлять уразу, верующие родители вредят их здоровью и ученью. Ураза — вредный и чуждый интересам трудящихся пережиток, против которого необходимо бороться.

Вера — это воззрения диких и варварских народов, сохраняющиеся в современном обществе.

Если бы люди, которые буквально придерживаются того, что говорится в религиозных книгах, получили власть, они постарались бы возвратить и науку и все общество к временам дикости и варварства.

Вера — это якорь, которым хотят прикрепить к какой-нибудь мели корабль, приготовившийся к далекому плаванию, к исследованию широкого мира, к изучению того, что лежит за линией горизонта.

Убедив себя, что в таком-то месте есть клад, человек начинает копать землю. Не найдя клада, он уверяет себя, что копал недостаточно: если бы он взрыл все место на большую глубину, клад был бы найден.

Сначала человечество повсюду видело своих богов, все равно, как бы кладоискателю казалось, будто сокровища везде лежат на самой поверхности земли. Когда оно начало изучать явления природы и человеческой жизни, боги стали уходить от него все дальше и дальше. Двигаясь вперед, оно все еще воображает, что боги живут где-то впереди. Однако и новые шаги не приближают его к богам. Напротив, боги все больше отдаляются, улетучиваются, закутываются туманами. Приходится говорить, что они существуют еще дальше. Они все больше изгоняются из природы и человеческой жизни. Скоро не останется места, куда они могли бы уйти.

И тогда люди скажут: напрасно мы ухлопывали время и силы на поиски кладов, о которых говорят сказки. Будем копать землю, но только затем, чтобы на ней сеять, чтобы добывать из нее руду и каменный уголь. Не волшебством, а знанием будет построена новая жизнь.

В первой половине XVIII в., при царе Петре I, жил замечательный русский человек Дмитрий Евдокимович Тверитинов. Он самоучкой дошел до большого образования: стал лекарем, научился по-латыни читать, писать и говорить, достиг серьезных знаний в медицине и естествознании.

Тверитинов имел задатки крупного ученого. Страстная жажда знания соединялась в нем с любовью к родине. Религиозный фанатизм и суеверия он считал особенно большим злом, а православную церковь — оплотом мракобесия. До атеизма он не дошел и критиковал православное церковное вероучение, ссылаясь на библию; но этот первый шаг умственного развития многих приводил к безбожию.

Тверитинов высмеивал поклонение иконам, веру в «святых» и ангелов, слепое уважение к церковным вероучителям, «чудеса», «знамения», «чудотворные» иконы и мощи, посты, монашество, крест, причастие.

Стефан Яворский (тогдашний рязанский митрополит и «местоблюститель патриаршего престола») поднял яростное гонение на Тверитинова.

Сначала Стефан добился ареста одного из единомышленников Тверитинова, Максимова, и посадил его в тюрьму при патриаршем дворе. После бесчеловечных пыток он добился того, что Максимов оговорил Тверитинова, но тот успел ухать в Петербург и там найти защиту у приближенных Петра.

Петр приказал передать дело в сенат, и там Тверитинов был оправдан. Стефан получил царский приказ публично провозгласить в церкви о его невиновности.

Но мракобес не сдался и 4 октября 1714 г. устроил «соборный суд над еретиками».

Тверитинов снова оказался в смертельной опасности. Гражданский суд в подобных случаях обычно шел по пути, указанному церковным судом, а тот предал «еретиков» анафеме, отлучил от церкви и осудил на мучительную казнь — сожжение.

Однако в Петербурге не хотели плясать под дудку кровожадного мракобеса Стефана. Петр снова приказал передать все дело в сенат. Тверитинова там опять оправдали. Митрополит слезно молил царя о прощении за самовольный созыв церковного судилища.

Впрочем, лишь в 1718 г. Тверитинов был освобожден совершенно, и только в 1723 г., после смерти Стефана, синод снял с «еретика» проклятие.

В октябре 1596 г. в Брест-Литовске церковный собор принял постановление об «унии» (союзе) православной и католической церквей в Польше и Литве.

Уния была введена в интересах польских панов-феодалов, как средство ополячивания и закабаления белорусского и украинского народов. Паны рассчитывали, что православные, принявшие унию, станут в конце-концов католиками и вместе с прежней религией потеряют свои национальные черты.

Униаты признали главенство римского папы. Для них сохранялся в богослужении русский язык, сохранялись православные обряды, а отчасти и догматы греко-православной церкви.

В Брестском соборе участвовало главным образом высшее духовенство. «Пастыри» православной церкви сами были феодалами (крепостниками), имели по тысяче и более крепостных, разъезжали со свитами по сотне человек, жили роскошно. Но они добивались для себя еще политического могущества, которым пользовалась католическая церковь. Поэтому верхи православной церкви Белоруссии и Украины стояли за унию. Особенно хлопотал о ней киевский митрополит Рогоза.

Польское правительство применяло все меры насилия, чтобы ввести ненавистную народу церковную унию. В городах купцам и ремесленникам, не принявшим унии, запрещали занимать выборные должности и держать лавки. Во Львове украинским купцам и ремесленникам разрешалось жить только на одной небольшой улице («Русской»).

Белорусский и украинский народы оказали унии решительное сопротивление потому, что видели в ней орудие польского национального гнета и помещичьей кабалы. Уже на Брестском соборе 1596 г. была сильная оппозиция унии. Когда с помощью католических монахов-иезуитов польская и литовская шляхта и часть высшего православного духовенства стали насильственно вводить унию, вспыхнули восстания в Могилеве (в 1618 г.) и в Витебске (в 1623 г.). Затем произошло вооруженное восстание казаков.

Особенно ненавистен народу был униатский епископ Иосафат Кунцевич. Он вводил унию огнем и мечом. Против Кунцевича составился заговор среди белоруссов, и 12 ноября 1623 г. он был убит. Польские король и шляхта ответили на это массовыми казнями.

Православный чиновник Волынского воеводства Лаврентий Древинский так описывал (в начале XVII в.) гонения польских панов на украинцев:

«Со всех сторон поднялись на нас грозные тучи: козни иезуитов и униатов, королевские гневные грамоты, карательные судебные приговоры, полицейские и общественные преследования. Все зло от унии. Запирают церкви, вырывают гробы православных и выбрасывают их тела на съедение собакам. Людей заключают в темницы, казнят, изгоняют из отечества. Все это делается над русским народом беспрестанно. Что день, то дальше распространяется по всей стране этот пагубный пожар».

Униатская церковь и в панской Польше была орудием национального гнета над украинцами и белоруссами.

Худ. Кузнецов. «Штурм Зимнего дворца»