Хроники Маджипура - Сильверберг Роберт - Страница 26

• Предыдущая
• 26/69
• Следующая

Так легенда об Ариоке, как видел теперь Хиссуне, извратила правду о нем. Искаженный временем Ариок выглядел шутом, капризным клоуном, но, тем не менее, если свидетельство Лорда Калинтана что-нибудь значило, все было совсем не так. Страждущий человек, искавший свободы и обретший ее, а вовсе не клоун и не сумасшедший. Хиссуне, сам угодивший в западню Лабиринта и стремившийся вкусить свежего воздуха внешнего мира, отнесся к Ариоку как к брату по духу.

Довольно долго после этого Хиссуне не подходил к Счетчику Душ.

Проникновение в прошлое оказалось слишком сильным и болезненным ударом: в сознании оставались какие-то черты характеров Тесме, капитана Эремайла, Синнабора Лавона – так что он с трудом разбирал, кто есть кто.

Помимо всего прочего, ему приходилось заниматься и делами. За полтора года он покончил с налоговыми документами, и так ловко, что ему тут же всучили новую работу в Доме Записей – обзор распределений в группах коренного населения Маджипура. Хиссуне знал, что у Лорда Валентина какие-то затруднения с метаморфами (несколько лет назад произошло жуткое происшествие – заговор метаморфов сверг его с трона), и Хиссуне припоминал, что во время пребывания на вершине Замковой Горы среди сильных мира сего ему довелось услышать о планах Коронала по более полному вовлечению Изменяющих Форму в жизнь планеты, если такое возможно. Хиссуне подозревал, что статистические данные, которые он запрашивал, имеют некое отношение к великой стратегии Коронала, и это доставляло ему искреннее удовольствие.

И заодно давало повод для иронических улыбок, поскольку он был достаточно проницателен, чтобы осознать, что произошло с уличным оборвышем Хиссуне. Этот ловкий и проворный мальчишка к юности превратился в выучившегося и остепенившегося человека, чиновника, а ведь прошло всего семь лет с тех пор, как на него пал венценосный взор. Да, думал он, четырнадцатилетним навсегда не останешься, пришло время покинуть улицы и стать полноправным членом общества. Но все равно он испытывал некоторое сожаление об утраченном детстве, о том мальчишке, каким был. Правда, кое-что от того проказливого мальчишки до сих пор кипело в нем, только кое-что, но хватало и этого. Еще он вдруг обнаружил, что стал глубоко задумываться над общественным строем Маджипура, над организацией межрасовых политических сил и над понятием, подразумевающим ответственность, над тем, каким образом различные племена сохраняют гармоничный союз. Четыре могущественные силы планеты – Понтифекс, Коронал, Леди Острова Сна и Король Снов, – как, удивлялся Хиссуне, они ухитряются управлять, и хорошо управлять таким огромным и сложным миром? Даже в их глубоко консервативном обществе, где почти ничего не изменилось за прошедшие тысячелетия, гармония власти казалась сверхъестественной, а равновесие сил – неким божественным даром. У Хиссуне не было обычного наставника, не было никого, к кому бы он мог обратиться с просьбой объяснить эту загадку, но зато у него были Считчик Душ и жизни людей прошлого, способные предоставить нужные знания. И потому, вновь подделав пропуск, юноша прошел стражу и начал подбирать ключи, отыскивая в минувшем не просто удивительное или забавное, но и понимание развития политических сил своей планеты. «Каким серьезным молодым человеком ты заделался», сказал он себе, пока разноцветный ослепительный свет пробивался в его сознание душой давно умершего человека.

Сувраель, подобно сверкающему мечу, лежал поперек южного горизонта, мерцая и пульсируя от жары. Деккерет, стоявший на носу грузового судна, на котором совершил долгое и утомительное путешествие через море, ощутил, как кровь быстрее заструилась в жилах. Наконец-то Сувраель! Страшное место, отвратительный континент, бесплодная и жалкая земля, до которой осталось еще несколько дней плавания, – кто знает, какие ужасы его там ждут? Но он готов. Деккерет верил, что в Сувраеле, как и на Замковой Горе, что бы ни произошло, все к лучшему. Ему было двадцать лет, он был высок, полноват, с короткой шеей и невероятно широкими плечами. Шло второе лето славного царствования Лорда Престимиона при великом Понтифексе Конфалуме.

Предпринятое путешествие к пылающим водам бесплодного Сувраеля было для Деккерета актом искупления. Охотясь в Болотах Кинтора в далеком северном краю, он совершил серьезный проступок, и какое-то искупление казалось ему необходимым. Он понимал, что жест этот романтичен и рассчитан на публику, но не мог ни простить себя, ни преодолеть. И если не впасть в романтику в двадцать лет, то когда? Конечно, не через десять-пятнадцать лет, когда он будет прикован к колеснице судьбы, уютно устроившись при дворе Лорда Престимиона, где ждет его неизбежная и легкая карьера. А сейчас Сувраель должен очистить его душу, и плевать на последствия!

Его друг, наставник и товарищ по охоте в Кинторе Акбалик так и не смог ничего понять, хотя Акбалик, конечно, не романтик, а кроме того, ему далеко за двадцать. Когда однажды ночью в неприглядной горной таверне после нескольких фляжек золотистого вина Деккерет объявил о своем решении, Акбалик разразился грубым фыркающим хохотом.

– Сувраель? – выкрикнул он. – Ты осудил себя слишком тяжко. Нет такого вонючего греха, который заслуживал бы прогулки на Сувраель!

Но Деккерет, уязвленный снисходительностью приятеля, медленно покачал головой:

– Зло пятном лежит на мне. Я сниму его с души жарким солнцем.

– Лучше отправляйся в паломничество на Остров Сна и попроси благословенную Леди исцелить твою душу.

– Нет, только Сувраель.

– Почему?

– Я хочу убраться подальше от наслаждений Замковой Горы, – объяснил Деккерет, – хочу сменить самое приятное место Маджипура на мрачную и отвратительную пустыню бешеных ветров. Умерщвление плоти, Акбалик, поможет мне искренне раскаяться. Я хочу чувствовать боль – понимаешь? – до тех пор, пока сам не прощу себя. Вот так.

– Вот так. Но коли ты собрался умерщвлять плоть, будь последователен: предлагаю тебе не снимать ее, пока будешь слоняться под сувраельским солнцем. – И ухмыляющийся Акбалик ткнул пальцем в плотную мантию из черного меха канторов, которую носил Деккерет.

Деккерет расхохотался.

– В умерщвлении тоже не стоит преступать границ, – заметил он и потянулся за вином.

Акбалик был вдвое старше Деккерета и, разумеется, находил его желание смешным, но даже пьяный не отступил.

– Может, я попробую тебя отговорить?

– Бесполезно.

– Это просто пустая трата времени, – тем не менее, продолжал Акбалик. – Перед тобой карьера. Имя твое часто повторяется сейчас в Замке. Лорд Престимион отзывается о тебе как о многообещающем молодом человеке, обладающем характером и обязанном подниматься по служебной лестнице. У тебя все черты самого Престимиона в юности, потому-то он и привечает тебя.

А ты тут, среди полей Кинтора… забудь о Сувраеле, Деккерет, и возвращайся со мной в Замок. Венценосец устроит твое будущее. На Маджипуре сейчас добрые времена, и приятно будет провести их среди сильных мира сего. Кой демон несет тебя на Сувраель? Ведь никто не знает о… э… твоем грехе?

– Я знаю.

– Ну, пообещай никогда больше не повторять этого, и все.

– Не так-то все просто, – ответил Деккерет.

– Потратить впустую год-два жизни, если вообще не потерять ее в бессмысленном и безумном путешествии…

– Не бессмысленном. И не бесполезном. Все не так, Акбалик. Я связался с людьми Первосвященного и получил официальное назначение. Мне поручено навести кое-какие справки. Не звучит, правда? Последнее время Сувраель не поставляет ни скот, ни мясо, и Понтифекс хочет знать почему. Понимаешь?

Карьера моя не прервется даже теперь, хоть ты и считаешь мою поездку глупостью.

– Значит, ты все уже решил?

– В следующий фодей я отплываю. – Деккерет протянул товарищу руку. – Я уезжаю по меньшей мере года на два. Встретимся на Горе, скажем, года через два, на играх в День Зимы в Верхнем Морпине, хорошо?

• Предыдущая
• 26/69
• Следующая