Непросто Мария, или Огонь любви, волна надежды - Славачевская Юлия - Страница 27
- Предыдущая
- 27/67
- Следующая
И еще в перерыве между своим именем пару раз мне почудилось полузадушенное:
– Только бы это не кончилось! Только бы это никогда не кончилось!
Я терлась щекой о его грудь, подавалась под его ласками, целовала, извивалась и стонала, пока обезумевший Диего не сорвал с меня жалкие остатки стриптизерских лепестков.
Мне хотелось закричать: «Сейчас! Не медли!»
Мой мужчина дышал словно загнанная лошадь. Полузакрытые глаза и мучительно сцепленные зубы могли рассказать и об экстазе, и о страдании.
И тут…
«Скажи мне правду, атаман!» – заорал мой телефон.
Диего вполголоса выругался по-испански, долго и заковыристо. Выругался так, как я от него ни разу не слышала, было там и знакомое puta, и еще какие-то неизвестные конструкции, и даже что-то вслед из американского, русского и португальского.
– Не бери, – умоляюще прошептал Диего, удерживая меня в сладком омуте.
Поздно! Я очнулась. Вовремя очнулась!
Настал момент холодного душа…
– Не надо. – Неимоверным усилием воли я высвободилась из его рук и сбежала, заливаясь молчаливыми слезами и схватив самый противный в мире телефон. Спасительный телефон.
Будь оно все проклято!
– Да, Лёна, – поднесла я трубку к уху, запираясь в ванной. Дико грохнула об косяк дверь в комнату Диего. Через каких-то десять секунд точно так же хлопнула входная…
Я осталась одна… Как всегда. Пока жив Рамон, ничего не изменится.
– Ты меня слушаешь? – встревожилась подруга.
– Да, слушаю, – прикусила я внутреннюю сторону щеки. – Новости?
– К сожалению, – мрачно сказала Лёна. – От Эйдена пришел пакет для тебя. Еще три кандидата. Начинаешь на следующей неделе. Срок – десять дней.
– Мило, – пробормотала я, чувствуя себя безумно старой и разбитой, словно бабушкино корыто.
– Это все, что ты можешь сказать? – взорвалась подруга. – Даже я понимаю, как все это на тебе отразится! И…
– Извини, – оборвала я ее речь. – Я… потом позвоню. – И отключилась.
Стекла на пол, закрывая лицо ладонями. Если я одна, то стесняться некого. Можно дать себе волю… Сама не помню, как добралась в спальню.
Утром меня разбудила стуком в дверь Натка:
– Мария, вставай немедленно! А то твоя «Куда ты, тропинка, меня привела!» доведет меня до цугундера!
Я с трудом разлепила опухшие от слез веки. Сползла с кровати, накидывая на себя халат, и открыла дверь. За ней находилась недовольная хранительница с моим телефоном, который, судя по внешнему виду, был как минимум прокручен в мясорубке.
– Эта дьявольская игрушка орет уже второй час! – сунула мне в руки трубку Натка и развернулась.
– Погоди, – остановила я ее. – Где Диего?
– Понятия не имею, – бросила на меня через плечо пристальный взгляд хранительница. – Но дома точно не ночевал.
– Ясно, – вздохнула я. – Могу я рассчитывать на чашечку кофе перед тем, как отправлюсь на свидание с Вольдемаром?
– Рассчитывать ты можешь, – кивнула женщина. – А пойти – нет!
– Почему? – удивилась я, просматривая пропущенные звонки. Тридцать две штуки.
– Потому что без присмотра не пойдешь! – хмыкнула Натка. – Тебя только пусти! Или разнесешь чего, или вляпаешься во что-то… в кого-то.
– Диего нет дома, – напомнила я ей.
– Позвони ему, – посоветовала женщина, складывая на груди руки. – Чай, пальцы не отсохнут?!!
– У меня уже отсохло все, – буркнула я, протискиваясь мимо нее в кухню. – Не буду! Если он где-то шляется, значит, ему там хорошо!
– Или плохо, – заметила умудренная опытом хранительница, следуя за мной.
Передо мной поставили чашку с кофе и булочки. Я поблагодарила, собралась с духом и приготовилась звонить Вольдемару.
– Я с тобой пойду! – внезапно заявила Натка, решительно снимая фартук и сдергивая алую косынку в белый горошек. – Я, конечно, не Диего, но мускулами поиграть тоже могу!
Собранный с трудом бойцовский дух упал ниже плинтуса и не отсвечивал.
– Какими? – чуть не подавилась я сдобой.
– Вот этими, – постучала себя Натка по лбу. – Действуют гораздо эффективнее.
– Я тебя заклинаю, – сделала я умоляющие глаза. – Сиди дома! Мне нужно оставить Вольдемара в живых.
– Посмотрим, – пробурчала Натка, начиная яростно тереть морковку.
А я все же позвонила Вольдемару.
– Мария! – обрадовался он мне как родной. – С вами все в порядке? Вы так долго не отвечали на звонки.
– Проспала, – простодушно сказала я, насыпая себе в кофе две ложечки сахару. Подумала и добавила еще одну – подсластить пилюлю.
– Это чудесно! – непонятно чему обрадовался мужчина. – Можем ли мы сегодня с вами увидеться?
– Конечно! – выродила я нужный энтузиазм. Судя по состоянию моего организма – роды были трудными. – А где?
– Предлагаю на свежем воздухе, в Центральном парке, – пропел траченный молью ловелас. – В два часа дня устроит?
Я бросила взгляд на кухонные часы, из которых вместо кукушки выскакивали серп и молот.
– Давайте в три, хорошо?
– Буду ждать у входа, – с придыханием заверил Вольдемар и отключился.
Я зажгла конфорку и засунула туда руки, приводя в порядок душевное равновесие. Чмокнув Натку в щеку, я пошла приводить себя в порядок… Хотя бы внешне.
В полтретьего, полностью готовая к труду и обороне, я заглянула на кухню и сообщила:
– Я ухожу!
– Скатертью дорога! – пожелала мне хранительница.
– Натка, – предупредила я ее, – чтобы я там тебя не видела!
– Где? – фыркнула женщина, орудуя ложкой в кастрюле. – Иди уже. Не увидишь.
– И славненько! – обрадовалась я.
Внизу меня уже ждало такси. Звонить Диего мне не хотелось категорически. После вчерашней сцены я просто не знала, что ему сказать. «Прости» – глупо. «Забудь» – пошло. «Давай повторим» – смертельно!
Такси привезло меня к входу в Центральный парк города в полностью растрепанных чувствах.
– Мария! – подскочил ко мне Вольдемар с тремя гвоздиками в мятом целлофане. – Это вам!
– Спасибо! – Я с ужасом уставилась на замученные неволей цветы, мысленно возблагодарив свои темные очки и широкополую соломенную шляпу.
Собираясь на свидание, я выбрала платье в стиле кантри – бело-бежевые тона с коричнево-золотистым кружевом. Дополняли образ золотистые босоножки на плоской подошве и белая шляпа от солнца в тон такой же сумочке.
– Вы прекрасно выглядите! – сообщил мне Вольдемар, целуя кончики пальцев.
– Вы тоже! – улыбнулась я, не кривя душой. Шрамы украшают мужчину. Даже искусный грим не мог замаскировать многочисленные синяки.
Кстати, все остальное, скрытое белыми летними брюками из льна и бежевой рубашкой, смотрелось достаточно стильно. Наверняка уже истратил подарочный сертификат. Потому что, судя по его досье, наш Вован предпочитал складывать нечестно нажитые деньги в кубышку, держа в черном теле жену и сына.
– Прогуляемся? – предложил он мне согнутую в локте руку. – А где ваш бессменный страж?
– У него сегодня выходной, – вздохнула я. – Так что мы с вами сегодня наедине.
– Какая замечательная новость! – воодушевился мужчина и повел меня в глубь парка по выложенным серым камнем дорожкам.
В парке царило умиротворение.
Бегали и играли дети в ярких одежках. Лежала на траве молодежь, перекидываясь украдкой взглядами. Кто-то играл в волейбол, кто-то катался на скейтах и на роликовых коньках. Люди постарше сидели на скамейках под развесистыми деревьями или чинно прогуливались по аллеям. Красота.
Здесь особо ощущался мой отрыв от нормальной жизни. Когда я в последний раз сидела с книжкой на траве у пруда? Ела мороженое на весу, чтобы не запачкаться? Шушукалась с подружкой, бросая любопытные взгляды на ребят неподалеку? В прошлой жизни, которой и не было… Не успела я тогда и не могу сейчас…
– Вы что-то сказали? – очнулась я от раздумий, уловив в голосе спутника вопрошающую нотку.
– В мечтах витаете? – усмехнулся Вольдемар. – Я спросил – не хотите ли посидеть?
– Где ж мне еще витать, – ласково улыбнулась я. – Наедине с таким мужчиной. Давайте присядем.
- Предыдущая
- 27/67
- Следующая