Горы Маджипура - Сильверберг Роберт - Страница 20

• Предыдущая
• 20/36
• Следующая

Имеет ли это какое-то отношение к тем двум мертвым животным, которых сбросили вниз, в деревню, с вершины стены каньона?

Она одной рукой описала спереди от себя округлую кривую от лба к коленям. Это означает живот? Изображение беременности? Наверное, нет.

Она снова повторила жест, изображавший гору, а затем большой живот. Он непонимающе наблюдал за ней. Она открыла рот, показала на свои зубы.

Снова гора. Живот. Еще раз зубы. Харпириас покачал головой.

Девушка задумалась на секунду-другую. Затем вытянула руки к полу под некоторым углом, жест, который, наверное, должен был изображать размер, и начала ходить по комнате на негнущихся ногах, комично неуклюже переваливаясь.

Харпириас совершенно растерялся.

— Животное? Большое животное? Хайбарак?

— Нет. Нет. — Казалось, ее раздражает его недогадливость. Еще раз она показала гору, живот, зубы. Неуклюже прошлась на негнущихся ногах. И на этот раз до него дошло.

Гора, которая ходит, — большой живот — и зубы — крупный человек с большим животом и необычными зубами…

— Тойкелла! — воскликнул он.

Девушка радостно закивала. Наконец-то он понял.

Харпириас ждал. Она снова о чем-то задумалась. Затем, как и в свой прошлый приход, указала на груду шкур, заменяющую постель, постучала себя пальцем в грудь и протянула руку к Харпириасу. Харпириас снова хотел было начать объяснять, что не желает ложиться с ней в постель. Но прежде, чем он успел вымолвить хоть слово, она еще раз разыграла пантомиму «Тойкелла»; потом надула щеки и сделала безумные глаза, что явно должно было означать королевский гнев, и стала прыгать по комнате, яростно размахивая воображаемым то ли мечом, то ли копьем. После чего, уменьшившись от громадной фигуры Тойкеллы до собственных размеров, обхватила себя обеими руками и закатила угасающие глаза. Ранена.

Умирает.

— Тойкелла убьет тебя, если я с тобой не пересплю? — спросил Харпириас. — Ты это хочешь сказать?

Она метнула в него беспомощный, непонимающий взгляд. Он сделал новую попытку, произнося слова громче и медленнее.

— Король — тебя — убьет?

Девушка пожала плечами и снова повторила всю эту бредовую пантомиму.

— Убьет нас обоих? — спросил Харпириас — Или одного меня?

Но спрашивать было бесполезно. Очевидно, она уже выдала все слова на его языке, какие понимала, все четыре или пять слов. Он же знал только два-три слова на ее языке, и ни одно из них ему сейчас не могло помочь.

Она умоляла его взглядом. Смотрела на него полными отчаяния глазами, потом переводила взгляд на груду мехов. Снова предлагала ему себя.

Харпириас подумал, что, вероятно, он правильно понял смысл ее отчаянной шарады. Ее царственный отец приказал ей зачать наследника королевской крови. Ни на что меньшее он не согласится. Если Харпириас отошлет ее, как и в прошлый раз, гнев Тойкеллы приобретет убийственную силу.

Убьет ли он девушку, или Харпириаса, или их обоих, он не смог понять из ее представления.

Но это не имело значения. Ясно, что, если он не уступит слепому упрямству короля, последствием его отказа будет насилие.

Оказавшись в ловушке между циничной ложью Коринаама и династическими надеждами короля Тойкеллы, Харпириас понял, что у него не осталось выбора.

— Ладно, — сказал он ей. — Давай. Я сделаю тебе маленького принца, если твой отец так сильно этого желает.

Он не ожидал, что она поймет его слова, и был прав. Но когда он нежно взял ее за руку и потянул к меховой постели, она моментально догадалась, и ее глаза вспыхнули. Словно освещенное изнутри, личико стало почти хорошеньким.

Да и вообще не так уж она уродлива, подумал Харпириас. Более ширококостная и мускулистая, чем те женщины, которые ему обычно нравились, и, возможно, ей не мешает вымыться…

Еще его раздражали темные дыры на месте отсутствующих передних зубов, когда она улыбалась. Но тем не менее…

Сам он никогда не отличался высокоморальным поведением. В свое время в объятиях Харпириаса побывало немало молодых женщин, чью внешность и манеры при дворе короналя сочли бы сомнительными. Та рыжая хохотунья-танцовщица из Бомбифэйла в далеком прошлом, девушка с горящими глазами и хриплым, пронзительным голосом торговки рыбой… и та стройная, длинноногая жонглерка в Большом Морпине, которая умела ругаться не хуже матроса… и особенно та роскошная охотница с широкими бедрами, которую он встретил, бродя в одиночестве по лесам Норморка. Ему было всего восемнадцать лет, и она показала ему пару приемчиков, какие ему бы и в голову не пришли…

Были и другие. Много других, очень много.

Если теперь он вынужден прибавить к этому списку смуглую дикарку с раскрашенным лицом, ну что ж, значит, так тому и быть. Дипломатам приходится совершать много необычных поступков, выполняя свой долг, уговаривал себя Харпириас. Весьма вероятно, что его задача окажется невыполненной, если он будет упорствовать в своем чистоплюйстве и отказываться удовлетворить желание короля Тойкеллы.

Следовательно, выполнение прихоти короля он может считать своим профессиональным долгом. А если он и не корональ в действительности, хотя Тойкелла считает его таковым, то правда и то, что в его венах течет кровь короналей.

Придется королю удовольствоваться этим.

Так тому и быть. Так тому и быть.

Харпириас развязал платье из белого меха, распахнул его, и девушка выскользнула из своей одежды.

Под мехом не оказалось ничего. Ее тело было стройным и упругим, с маленькими тугими грудями и красиво изогнутыми бедрами. Она явно с головы до ног натерлась каким-то маслом — может быть, это жир хайбарака? — которое сделало ее кожу гладкой и приятно скользкой на ощупь, а кроме того, до некоторой степени приглушило запах немытого тела.

Они вместе опустились на груду из шкур.

Харпириас быстро забрался в самую середину мехов, так как в комнате с ледяными стенами было слишком уж холодно и долго оставаться неприкрытым на воздухе не было никакого желания. Хотя девушка явно предпочла бы остаться сверху на шкурах, а не под ними, казалось, она поняла его желания и через несколько секунд уже лежала рядом с ним. Когда они надежно укрылись и уютно устроились под горой из меха, она рассмеялась и положила ладонь ему на грудь, нажала на нее и перекатила его на спину, а потом легла на него сверху.

— Значит, ты так любишь, да? Прекрасно.

Как пожелаешь.

Она улыбнулась. В ее глазах плясали веселые искры, словно для нее это было не больше чем игрой. Харпириас гадал, сколько ей лет. Двадцать?

Может быть, меньше. Пятнадцать? Невозможно понять.

Он попытался ее поцеловать, но она прятала свои губы. Очевидно, у них нет такого обычая.

Так тому и быть, подумал Харпириас. Все равно этот кусочек резной кости, торчащий у нее из верхней губы, помешал бы поцелую.

Она что-то сказала ему на своем языке.

— Не понимаю, — ответил он.

Она рассмеялась и повторила те же слова еще раз. Выражение нежной страсти по-отинорски.

Почему-то он в этом сомневался. Возможно, она просто называет ему свое имя.

— Харпириас, — произнес он. — Меня зовут Харпириас. А тебя?

Она хихикнула. Снова произнесла что-то — одно слово, и через мгновение повторила его.

Возможно, оно означало что-то важное, но разумеется, он не понимал его значения.

— Шабиликат? — рискнул произнести Харпириас.

Его попытка повторить отинорское слово вызвала у девушки бурный взрыв хохота.

— Шабиликат, — снова повторил он. — Шабиликат.

Казалось, его попытки необычайно ее забавляют. Но когда он попробовал снова, она закрыла ему рот ладонью, а секунду спустя так крепко обхватила его талию своими мощными бедрами, что у него пропало всякое желание вести беседу.

Это была длинная ночь, и бурная к тому же, и более приятная для Харпириаса, чем он ожидал, хотя человеку, привыкшему к обществу утонченных женщин из аристократических кругов Маджипура, манеры девушки казались весьма странными. Но он довольно легко приспособился к ее энергичной страсти, к жадным рукам с острыми ногтями, яростным, раскачивающимся толчкам, бурным взрывам грубого хохота в самые, как ему казалось, неподходящие моменты. Она казалась ненасытной. Однако после долгих месяцев непрерывного воздержания Харпириаса это ничуть не беспокоило.

• Предыдущая
• 20/36
• Следующая