Да продлится твой род - Сильверберг Роберт - Страница 2

• Предыдущая
• 2/4
• Следующая

Было ли это желание определяющим в его жизни? Он не знал. То, что он делал, было рискованно. Хотел бы он знать, что это такое – наблюдать за тем, как его дети и дети его детей сжимаются под бременем лет. «Не очень-то приятно», – подумал он.

Он смотрел ей вслед. Она уклонилась от его атаки весьма искусно. Кто следующая?

Он подумал, что знает.

Бар в Ист-Энде находился в деловой части города и был не очень респектабелен. Гай Тит прошел через вращающуюся дверь и направился к стойке.

– Привет, Сэм. Как дела, парень? – поздоровался с ним бармен.

– Дай-ка мне пива, Джерри.

Бармен привычным жестом пустил бокал с пивом по стойке низкорослому, смуглому мужчине в кожаном пиджаке.

– Все в порядке?

– Не могу жаловаться, Джерри. Как бизнес? – поинтересовался Сэм, поднося бокал ко рту. – Почему бы тебе не поставить автоматы? Они сейчас приносят доход.

– Конечно, Сэм, конечно. А где я достану деньги? С тебя двадцать.

Он взял монету, брошенную Сэмом на стойку и ухмыльнулся.

– По меньшей мере, пиво ты себе можешь позволить.

– Ты меня знаешь, Джерри, – сказал Сэм. – Мой кредит надежен.

Джерри кивнул.

– Достаточно надежен. – Он бросил деньги в кассу. – Джинджер искала тебя, кстати. Что ты имеешь против нее?

– Против нее? Ничего. О чем ты?

Сэм запустил пустой бокал назад бармену.

– Еще пива.

– Она хочет заякорить тебя – ты же знаешь это, не так ли? ухмыльнулся Джерри.

Гай Тит подумал. Она не очень яркая, но может послужить для осуществления его цели. У нее есть достаточно качеств, заслуживающих передачи.

– Привет, Сэмми.

Он повернулся, чтобы взглянуть на нее.

– Привет, Джинджер, – ответил он. – Как дела?

– Неплохо.

Но выглядела она не так хорошо. Светлые волосы были непричесаны, блузка помята и, как обычно, ее зубы были в губной помаде.

– Я люблю тебя, Сэмми, – мягко сказала она.

– Я тоже тебя люблю, – ответил Сэм.

Гай Тит раздраженно подумал:

«Но какие же ее качества мне бы не хотелось передавать? Она крепкий орешек».

– Сэм, – произнесла она, прерывая поток его мыслей, – почему ты приходишь так редко? Мне тебя недостает.

– Послушай, Джинджер, детка, – пояснил Сэм. – Если я женюсь на тебе, ты должна понимать, что я не буду часто торчать дома. Я должен водить грузовик. Мы сможем видеться не более раза-двух в неделю.

Тит потер лоб. Он не был абсолютно уверен, что это именно та девушка, которая ему нужна. Она была энергична, да, но заслуживала ли она чести воспитывать расу бессмертных? У него не было времени удостовериться в этом.

– Женитьба?

Голос блондинки звучал недоверчиво.

– Какого дьявола? Ты посадил меня не на тот грузовик, Сэм. Я не хотела бы связывать себя.

– Конечно, душечка, конечно, – согласился он. – Но я подумал…

Джинджер вскочила.

– Ты должен думать о чем угодно, Сэм. О чем хочешь, но только не о браке.

Она несколько секунд тяжело смотрела на него, в затем повернулась и пошла к выходу.

Сэм угрюмо наблюдал за ней.

Гай Тит оскалился за маской Сэма Штельмана. Она не была обычной девушкой.

Две тысячи лет жизни научили его тому, что женщины непредсказуемы, и он вовсе не был удивлен ее реакцией на его предложение.

Тем не менее он был обеспокоен этой второй, за сегодняшний вечер, неудачей. Неужели его суждения так далеки от оптимальных? Возможно, подумал он, им утеряна жизненно важная возможность личностного проектирования. И ему эта мысль не понравилась.

Уже несколько часов Гай Тит бродил по улицам Нью-Йорка.

Нью-Йорк. Конечно, он был новым. Таким же был Олд-Йорк в Англии.

Менений наблюдал за их ростом из деревень в городах, из городов в метрополии.

Метрополия. Это было греческое слово. Он потратил двенадцать лет, чтобы изучить греческий язык. Спешить было некуда.

Двенадцать лет. И он все еще не был взрослым. Он мог вспомнить, как император увидел знак в небе: «Под сим знаменем победишь». И когда ему было четыреста шестьдесят два года, он все еще был слишком юн, чтобы служить империи.

Гай Тит Менений. Гражданин Рима. Будучи ребенком, он думал, что Рим вечен. Но этого не произошло – Рим пал. Египет, который, как он думал, тоже будет вечен, пал еще быстрее. Он умер, сгнил и сполз в Великую Реку, которая уносит все – и жизнь, и смерть.

Годы и века, расы, племена и народы приходили и уходили. Но их шествие никак не отражалось на Гай Тите.

Он шел на север, свернул влево на Маркет-стрит от Манхеттенского моста. Неожиданно он почувствовал, что устал от ходьбы, и остановил такси.

Дав водителю свой адрес на Парк-авеню, Гай Тит откинулся на спинку сиденья.

Первые века его жизни были тяжелыми. Во-первых, он не рос. В двадцать лет его рост составлял пять футов и девять дюймов. И он все еще выглядел семнадцатилетним.

Через две тысячи лет он оставался таким же. Ему потребовалось немало усилий, чтобы зарабатывать деньги на жизнь. Детям не дают хорошо оплачиваемую работу.

Фактически он перебивался с хлеба на воду, влачил жалкое существование много веков. Но постепенное ослабление христианского запрета в отношении ростовщиков открыло ему путь для накопления достаточных сумм.

В капиталистической системе деньги делают деньги. Если у вас есть терпение, конечно. Время было на стороне Тита.

С развитием свободного предпринимательства он начал действовать весьма активно. И депозит в несколько сотен футов удачно вложенных в выбранную фирму, значительно улучшил его положение. Финансы и расчетливые инвестиции позволили ему вести комфортную жизнь.

Он получил большое удовлетворение от экстраординарного эффекта пакета акций, приобретенных им сто лет назад.

– Приехали, приятель, – объявил таксист.

Гай Тит выбрался из машины и дал ему пятидолларовую банкноту, не ожидая сдачи.

«О, Зевс», – подумал он. – За них я мог бы кутить всю ночь".

В последний раз он напился во время знаменитого биржевого краха в тысяча девятьсот двадцать девятом году. … Лесли Мак-Грегор распахнул дверь бара «Сан-Мартин» в Гринвич-Виллидж и направился к своему любимому столику в дальнем углу. За ним уже сидели трое посетителей, оживленно беседуя. Лесли махнул рукой и двое мужчин помахали ему в ответ. Девушка улыбнулась и кивнула ему.

– Иди к нам, Лес, – крикнула она, перекрывая приглушенный шум голосов. – Мак только что продал такую историю!

Ее глубокий голос звучал ясно и твердо.

Мак, приземистый крепкий мужчина, сидевший у стены, ухмыльнулся и поднял свой бокал. Лесли не спеша прошел к ним и сел возле Корвина, наиболее странного из всей троицы.

– Продал историю? – повторил Лесли.

Мак кивнул.

– Химерическое ревю, – сказал он. – Небольшую вещицу, которую я назвал «Вырывая факел». Получил не много, но все же это заработок, вы знаете.

– Если кто-то хочет искусство уподобить проституции, – произнес Корвин, – то…

Лесли упрекнул его.

– Не будь занудой. Ведь Мак обязан платить свою ренту. – Затем он повернулся к девушке. – Лоран, можно ли мне поговорить с тобой?

Она отбросила белокурые волосы, падавшие на черный свитер, и улыбнулась еще шире.

– Конечно, Лес, – произнесла она своим необычно глухим, почти мужским голосом. – И что же это за секрет?

«Не секрет», – подумал Гай Тит. – «То, что я хочу, достаточно просто». Долгое время он полагал, что за свое почти бессмертие, он должен понести расплату, и эта расплата – стерильность. Теперь же он знал, что дело просто во времени, и сейчас, наконец, он вступил в период возмужания.

Вставая, чтобы пройти к бару с Лоран, он глянул на свое отражение в пыльном зеркале за стойкой. Он выглядел не старше двадцати пяти лет. Но за последние пятьдесят лет кое-что изменилось. У него никогда не было бороды, не было и хриплого баритона.

Было очень трудно скрывать свое бессмертие. Смена имен, местожительства… Перемены, перемены, перемены. Пока он не узнал, что ему надо изменяться только снаружи. Люди не запоминают лиц. Глаза, уши, нос, рот. Что еще есть на лице? Все лица, практически, похожи. Если только за ним не скрывается личность.

• Предыдущая
• 2/4
• Следующая