Царь Гильгамеш - Сильверберг Роберт - Страница 14

• Предыдущая
• 14/111
• Следующая

Как же меня взбесило то, что я не мог понимать значений, спрятанных в словах!

Может быть, она говорила, что хотела сама посвятить меня в мужчины? Так мне показалось, иначе зачем ей было звать меня, зачем ее глаза столько дерзко и с неприкрытым желанием смотрели на меня? Ее красота доводила меня до безумия. Но я не был уверен, что она хотела именно этого. Я не смел проверить свою догадку, боясь, что меня отвергнут. Нельзя заполучить на ложе жрицу самой Инанны, просто попросив об этом. Только те, кто прислуживают в храме, став священными продажными жрицами, могут отдаваться любому. Недостойно приставать к остальным, которых называют невестами бога и держат отдельно от прочих. Они — невесты бога, или царя, в котором он воплощен. Я не знал, к каким жрицам она относится. А может быть, для нее это была просто игра, а я был всего-навсего ее игрушкой? Мужчиной-игрушкой, как был некогда игрушкой-ребенком. Я чувствовал, как она плетет вокруг меня паутину, и я потерялся в ней.

Она спросила:

— Как тебе жилось? Чем ты сейчас занимаешься? Я никогда не покидаю храма. Я не знаю, что происходит в городе. До меня доходят только слухи, которые мне приносят служанки, жадные до них.

— Моя мать стала жрицей Ана. Я иногда прислуживаю в его храме. Изучаю всякие вещи, которые надлежит изучать молодому человеку. Жду, когда наступит вся полнота моей зрелости.

— И что тогда?

— Буду выполнять волю богов.

— Какой-нибудь бог уже выбрал тебя своим рабом?

— Нет, — ответил я. — Еще нет.

— Ты этого хотел бы?

Я пожал плечами:

— Это произойдет тогда, когда придет время.

— Инанна выбрала меня, когда мне было семь лет.

— Это случится тогда, когда должно случиться, — сказал я.

— Когда ты будешь знать, ты придешь ко мне, расскажешь, какой это бог?

Она пристально, неотрывно глядела на меня. Казалось, она утверждает на меня какие-то права, а я не мог понять почему. Это все мне не нравилось. Но сила ее была могуча. И я услышал, как отвечаю ей кротко:

— Да, я тебе обязательно расскажу. Если ты этого пожелаешь.

— Да, я этого хочу, — ответила она.

В ней словно бы что-то смягчилось: ехидное острие спряталось куда-то, пропало то, что я называл чувственностью. Из мешочка на поясе она вынула амулет и сунула его мне в руку: статуэтка Инанны, с огромной грудью, полными бедрами, вырезанная из какого-то гладкого зеленого камня, которого я никогда раньше не видывал. Казалось, камень сияет собственным внутренним светом.

— Всегда держи его при себе, — сказала она.

Мне неловко было брать у нее амулет. Мне казалось, что цена за эту статуэтку — моя собственная душа.

— Как же я могу принять это? — сказал я.

— Не смей отказываться. Это страшный грех — отвергнуть дар богини.

— Вернее, дар жрицы.

— Богиня гласит устами своих жриц. Эта вещь твоя, и пока она с тобой, ты под защитой богини.

Может быть, так оно и есть. Но мне от этого было не по себе. Все мы в Уруке под защитой богини, но Инанна — богиня опасная, и неразумно быть к ней слишком близко. Мой отец служил Инанне, как подобает царю Урука, но всякий раз, когда он шел в храм по личным делам, он обращался к небесному отцу Ану. Да и мне самому спокойнее было с отцом бурь Энлилем, чем с богиней. Но у меня не было другого выбора: я взял амулет. Опасно поклоняться Инанне, но еще опаснее навлечь на себя ее гнев.

Когда я покинул храм, у меня было странное чувство, словно меня заставили силой отдать что-то бесконечно дорогое. Но я понятия не имел, что именно.

За последние несколько месяцев меня много раз вызывали в комнатку для встреч в конце того самого перехода демонов и колдунов глубоко под храмом Энмеркара. Все было точно таким же: бессвязная беседа, грозное и пугающее кокетство, никуда не ведущее, ощущение, что она обыграла меня в игре, правил которой я не понимал. Часто она дарила мне какую-нибудь мелочь, но когда я что-нибудь ей приносил, она ничего не брала. Она хотела знать многое: новости дворца, совета. Что я слышал? Что говорят во дворце? Она была ненасытна. Я стал с ней осторожнее, говорил мало, старался отвечать на вопросы так коротко и расплывчато, как только смел. Я не понимал, что ей от меня нужно. Я страшился силы ее красоты, ибо понимал, что она может ввергнуть меня в пучину разрушения и гибели. Любой другой женщины я мог бы по молодости сказать: «Пойдем со мною». Но как я посмел бы сказать подобные слова ЕЙ? Защищенная аурой богини, она была недоступна, пока сама не выразила бы согласия. Одно ее слово, одно движение мизинца — и я пал бы перед ней на колени. Но она не делала этого. Я молил богов послать ее в мои объятия всякий раз, когда она посылала за мной. Хотя тепло ее улыбки говорило одно, ледяной блеск глаз означал совсем другое, и это отдаляло меня от нее, как будто я был евнухом. Она, казалось, была вообще за пределами моей досягаемости. Но я не забыл те поразительные слова, какие она произнесла, встретив меня в детстве: «Когда ты будешь царем, я буду лежать в твоих объятиях!»

• Предыдущая
• 14/111
• Следующая