Квартира без номера (сб.) - Имерманис Анатоль Адольфович - Страница 39

• Предыдущая
• 39/102
• Следующая

Хотя Гром никогда не видел «телеграфа», как обычно называли соседа по камере, тем не менее он знал о нем все. Даже мог представить себе его внешность. Коротая время, они, перестукиваясь, рассказывали друг другу не только важные тюремные новости, но и разные мелочи.

Не прошло и пяти минут, как известие долетело до сорок восьмой камеры. Парабеллум только пожал плечами. Убежать отсюда и передать деньги в руки Робису — вот единственное, что теперь занимало его мысли. Зато Лип Тулиан умел воспринимать и оценивать события шире. Он вдруг остановился посреди камеры. Пришлось остановиться и Парабеллуму, который непрерывно шагал из угла в угол, — вдвоем в этой тесноте невозможно разойтись.

— Послушай, Парабеллум, вдвоем бежать мы не можем!

Парабеллум зло уставился на Липа Тулиана:

— Попробуй только сдрейфить!

— Пойми меня правильно! Из того, что ты придумал, ничего не выйдет.

— Должно выйти!

Лип Тулиан отступил — так грозно взглянул на него Парабеллум.

— Да ты хоть дай договорить! — взмолился Лип Тулиан. — У меня есть другой план, он гораздо лучше. Чем больше народу будет с нами, тем больше шансов на удачу. Прихватим с собой Грома и Дайну. Легче будет разделаться с «петухами».

— С женщиной возиться — лишняя морока!

— Но ведь и ей грозит смертная казнь! — настаивал Лип Тулиан. — Мы не можем бросить ее здесь!

— Ладно, — пробурчал Парабеллум подумав. — Пиши! Посмотрим, что они нам ответят!…

На лице Липа Тулиана заиграла неподдельная радость.

— Атаман не появлялся? — спросил Брачка, едва переступив через порог.

Робис устало покачал головой.

— Эх, побежать бы мне тогда за ним! — вздохнул Брачка. — Не надо было бросать его одного.

— Не твоя вина, хотя, в общем, конечно, так было бы лучше, — хмуро взглянул на него Робис. — Кто знает, что он еще выкинет!

— Послушай, Робис, а если мне все-таки сходить к Атаману? — В голосе Брачки прозвучала просьба, что-то вроде надежды.

Робис строго сказал:

— Никуда ты не пойдешь! Он сам порвал с нами. Пусть сам и приходит, если хочет. Мы за ним бегать не станем!

Приоткрылась дверь, и Лиза протянула Робису газету:

— Вот свежая газета. Я сейчас иду в лавку. Вам ничего не надо?

— Как же, надо! Купи пару пушек, — мрачно пошутил Брачка.

Лиза улыбнулась:

— Слишком много захотел.

С тех пор как Грома из тайной полиции перевели в тюрьму, к Лизе снова вернулась способность улыбаться. Тюрьма, конечно, не слишком приятное место. Но знать, что твой муж подвергается пыткам в «музее», во сто крат тяжелей. Редко кто из революционеров минует тюрьму, и Лиза не имеет права плакать больше других жен и матерей. Вместе с другими Лиза надеялась на то, что пламя революции скоро охватит всю страну и освободит тех, кто томится в тюремных застенках. С каждым днем крепла эта надежда. Ею жили и те, кто сидел за решеткой, и те, кто тосковал о них на воле.

Лиза постоянно думала о Громе, но в то же время она не забывала, что на ее попечении находятся три боевика.

— Лиза, у меня к тебе небольшая просьба, — сказал Робис. — Когда купишь все, что тебе надо, зайди к Атаману, узнай, что у него делается.

Он старался говорить спокойно, однако хозяйка «коммуны» почувствовала в его голосе тревогу.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, просто так.

Когда Лиза ушла, Робис обратился к Брачке:

— Не хотел зря расстраивать Лизу. Погляди, что тут написано. — И он протянул Брачке газету.

«Вчера неизвестные злоумышленники попытались ворваться в тюрьму. Стража своевременно заметила их и подняла тревогу. После короткой перестрелки бандиты были вынуждены бежать, бросив приставленную к стене лестницу. Возле лестницы валялся белый форменный китель. Других улик не найдено».

…Когда Лиза вышла на улицу, ее вдруг охватило безотчетное предчувствие надвигающейся беды. Может быть, потому, что в парадном она встретила мужчину, который внимательно изучал висевшую там доску с фамилиями жильцов и который бросил на нее странный, слишком пристальный взгляд. Лиза остановилась и оглянулась. Тесный двор, отделявший четырехэтажный дом от невысокого флигеля, сегодня казался особенно тихим и спокойным. В щель полузакрытых ворот шмыгнула пестрая кошка, обнюхала Лизину сумку, разочарованно чихнула и улеглась погреться на крыльце. На обычном месте, в окне третьего этажа, поблескивала бутылка — знак того, что все в наилучшем порядке.

Лавка находилась на углу. Лизе хотелось поскорее покончить с покупками, но, как назло, вместо лавочника покупателей обслуживал неповоротливый ученик. Пока он возился, откалывая от сахарной головы фунт сахару, Лиза нервничала.

— Нельзя ли поживее! — торопила она, заранее приготовив деньги.

Она взглянула в окно и увидела полицейских. Продавец что-то сказал ей, но она, не дослушав, толкнула дверь и выбежала на улицу.

Полицейские подошли к дому, где находилась «коммуна», и завернули во двор. Лиза стремглав бросилась за угол, чтобы попасть к своим со стороны Мариинской улицы. Но, когда она, совсем запыхавшись, раздвинула доски забора, было уже поздно.

Во внутреннем дворике, куда выходила кухонная лестница, стояли полицейские.

Нужно было немедленно найти Атамана. Он наверняка придумает, как выручить из западни Робиса и Брачку.

Лиза в нерешительности стояла на Мариинской, не представляя себе, как быть, если Атамана не окажется дома. Рига велика! Однако на улице стоять нельзя — надо действовать. Когда Лиза почти бегом помчалась по улице с твердым намерением не возвращаться без Атамана, во дворе их дома раздались первые выстрелы.

«Вот почему сейчас мы не можем рассчитывать на эти деньги, которые так трудно достались нам. Не хочется верить, что они пропали для нас навсегда, однако до поры до времени их взять невозможно. К тому же после нашего нападения на банк все кредитные учреждения находятся под усиленной охраной и крупные экспроприации невозможны. В оружии мы испытываем крайнюю нужду. Досаднее всего то, что оно заказано и остается только его выкупить. Но нет средств. Вы помните наше последнее свидание?…»

Робис откинулся на стуле. Он сам прекрасно помнил эту встречу. Робис приехал в Петербург с письмом к Красину, который руководил тогда технической комиссией и отвечал за всю подготовку вооруженного выступления. В целях конспирации Красин жил в роскошном доме на Литейном проспекте. Завидев Робиса, швейцар сердито выпятил украшенную золотым позументом грудь и загородил дорогу.

— Таких не пускаем! — сурово заявил он и преградил дорогу Робису.

Робис никогда не одевался шикарно, а после путешествия вид у него был и вовсе потрепанный.

— Он мне сам приказал прийти. Говорил — даст работу.

— Так чего же ты, голь перекатная, лезешь через парадные двери? Не знаешь, что для прислуги есть черный ход?

Вспомнив этот случай, Робис улыбнулся. Но его губы снова сжались — настроиться на веселый лад не удавалось. За всю его двадцатилетнюю жизнь на Робиса ни разу не сваливалось столько бед… Предательство! Арест Парабеллума! Пропажа денег! Дина! Разрыв с Атаманом!… Удар за ударом! Надо попытаться спасти то, что еще можно спасти…

Он обмакнул перо в глиняную плошку с бесцветной жидкостью и продолжал писать:

«В тот раз вы высказали мысль, что всеобщее восстание в балтийских губерниях активизировало бы революционное движение по всей стране. Поэтому Федеративный комитет, поручивший мне обратиться к вам, надеется, что фракция большевиков, которая неоднократно поддерживала нас, окажет помощь в закупке оружия».

О чем еще написать? Робис отложил ручку и пожалел, что не может перечитать письмо — буквы, написанные симпатическими чернилами Фауста, исчезли бесследно.

Тщательно завязав галстук — это важное дело он всегда совершал в полном молчании, — Брачка заговорил снова. Молчать дольше одной минуты было для него мукой.

• Предыдущая
• 39/102
• Следующая