Понимание - Богат Евгений Михайлович - Страница 56

А поскольку «я — это я» (не в смысле узкого эгоцентризма, а в смысле ощущения богатства собственной личности), то мы еще «помужествуем», как говорится в одной старой песне, переплавим поражение в победу…

Удача или неудача? Свершение или несвершение?

Это вопросы не риторические, нет. Ответы на них формирует система ценностей человека, иерархия ценностей, ответы на них зависят от того, в чем видим мы самое капитальное и основополагающее в жизни, а что относим к второстепенному и малозначительному.

Не исключено, что кто-то совершенно серьезно, без полемического и иронического подтекста назовет Е. В. Королеву неудачницей, потому что она «зарыла» в землю то, чем увлеченно жила в юности, и если это и дало всходы, то чересчур поздние и косвенные.

Но мне кажется, что эта судьба может послужить определенным социально-психологическим тестом, «лакмусовой бумажкой» для определения степени нравственного развития человека. Лишь эгоистическая сосредоточенность на себе может подсказать утвердительный ответ на вопрос: «Неудачница?»

И дело не только в том, что этот человек разделил судьбу страны, самое существенное, что он разделил эту судьбу, не чувствуя себя жертвой, не ощущая «собственную персону» песчинкой в исторических бурях, осознавая достоинство и долг. И конечно, совсем немаловажно, что «на склоне лет» она живет с удовольствием, с наслаждением даже. Неудачники никогда не наслаждаются жизнью. Даже достигнув тех благ, которые для Е. В. Королевой несущественны, они страдают от зависти, от комплекса неполноценности, а иногда и от мук совести.

Я люблю людей непростой судьбы, долго искавших место в жизни, не раз очаровывавшихся и разочаровывавшихся, людей, которым вера в то, что они живут «как надо», далась нелегко. Вернусь на минуту к монологу одинокого человека, точнее, к письмам, полученным после его опубликования. Автор одного из них, Игорь Алексеевич Шенгер, был в числе тех, кто хотел бы помочь герою «Монолога…» выйти к людям, найти себя в общении с ними.

Мне захотелось узнать, что за человек стоит за этим письмом, в чем заключается его опыт жизни. Он рассказал мне:

— Мой предок был в числе тех иностранцев, которые приехали в Россию при Петре Первом, он выращивал лекарственные растения. Мой дед был одним из пионеров исследования научных основ спорта, его портрет висит в Институте имени Лесгафта. Теперь — наберитесь терпения — расскажу о себе.

Я окончил горный институт, в который мне, наверное, не нужно было поступать. Меня захватила романтика странствий, оттеснившая в душе более коренные склонности. Я должен был стать геофизиком, но в год окончания института заболел туберкулезом, болел я тяжело и переживал это как трагедию, а теперь — рассматриваю эту болезнь как благо: если бы не она, я бы всю жизнь, наверное, занимался чужим делом. Когда болезнь чуть отошла, я стал работать редактором в издательстве и начал лепить — собирался поступить в Мухинское художественное училище, но в это время в театральном институте начали готовить художников-скульпторов кукольного театра и я поступил туда. Учился три года, пока не убедился, что настоящего таланта у меня нет. Тогда я ушел из театрального института, тем более что и материально тяжело было, а ведь можно жертвовать чем угодно ради большого таланта, а не во имя любительских наклонностей. Я стал опять работать редактором, но все больше чувствовал, что труд редактора в технической области не по мне, дело это неживое.

Рассказ Игоря Алексеевича вызывал во мне все большее удивление. Ну и мятущаяся натура, думал я. Хотел быть геофизиком, рад, что не стал, увлекся искусством, понял: нет настоящего таланта, стал работать редактором в издательстве — разочаровался…

Чем же в конце концов он увлекся по-настоящему, ведь, судя по всему: и письму в редакцию, и по иронии, с которой он, рассказывая о себе, юном, оценивал собственные увлечения и ошибки, — он в конце концов нашел себя? Неудачники не зовут к себе в гости для того, чтобы устраивать, налаживать чью-то неприкаянную жизнь. В чем-то он нашел себя в жизни, но — в чем?

И я ушел в никуда, — рассказывал он дальше, — кто-то, уж не помню, посоветовал мне поступить в автошколу. И я подался туда, как восемнадцатилетний мальчишка, учился, подрабатывал на овощной базе, окончил и стал работать таксистом. И поверите ли, мне понравилось, и я остался таксистом на всю жизнь. Сейчас, когда мне уже за пятьдесят, я иногда пишу рассказы, — ведь увидел в моей машине столько людей, переслушал столько историй! — начал делать и детские передачи для нашего телевидения.

Я вижу, вы меня не понимаете… Постарайтесь, пожалуйста, понять. Почему я написал автору «Исповеди одного человека» «на деревню дедушке», то бишь к вам, в редакцию? У людей бывает стыд за нечто: совершенное ранее, но есть еще и тайный стыд: за то, что ты должен был совершить и не совершил. Я испытываю оба стыда. Иногда видишь на улице человека с горестным, потрясенным или заплаканным лицом. Понимаешь, что надо подойти, узнать, помочь, и не можешь что-то перебороть в себе, а потом мучаешься, что не задал необходимого вопроса: «Что с вами?» Я это испытываю часто. Отсюда и стыд — за то, что должен был совершить и не совершил.

Ну, эта тема личная, печальная, лучше расскажу вам о детском доме. Несколько месяцев назад я познакомился — ведь таксисты контакты устанавливают мгновенно — с одной женщиной, она работает музыкальным руководителем в детском доме, и рассказала, что не ладятся у них литературные утренники, не могут найти хороших текстов. Ну я и подумал: помогу ей по литературной части. Сочинил несколько доморощенных текстов к разным юбилейным датам, а потом решил поехать к ребятам, посмотреть на них. В детском доме живут дети, которых судьба обделила самым дорогим: родителями, семьями. Если бы вы увидели, как они меня встретили! Кинулись, не хотят отпускать. И тексты мои доморощенные читают наизусть. Поначалу испытывал лишь жалость к детям, а потом увлекся: стал с ними говорить о жизни, рассказывать о пассажирах, играть, и вот зачастил в этот детский дом, и душа моя в нем осталась, и теперь уже не мыслю жизни без него.

Захотелось мне, чтобы настоящие поэты и композиторы что-нибудь для них создали. Узнал телефоны, позвонил и получил в ответ: «Нет, для детского дома не будем, вот для телевидения, пожалуйста». Я ведь с ними говорил не как таксист, а как автор телепередачи. В этих людях я увидел не только стремление к деньгам — деньги нужны всем, — а падение чувства ответственности. Лично я качество человека определяю степенью его ответственности. Низший уровень, это когда не отвечают даже за себя. Первая ступень: ответственность только за себя. Это, конечно, неплохо, но называть подобного человека интеллигентом — нелепость. Вторая ступень: это — ответственность за родных, за семью. Тоже не интеллигент. А вот третий уровень ответственности — с него и начинается интеллигентность — ответственность за всю страну. Четвертый же, самый высший, так сказать космический, ответственность за все человечество. По степени ответственности можно понять, с кем имеешь дело.

Помню, давно, когда я работал в издательстве «Недра», американский бомбардировщик потерял над океаном, недалеко от Испании, атомную бомбу. Зашел об этом разговор, и один редактор говорит: «Ну и что, это же не у нас». И стал он мне ясен и виден со всех сторон, как на ладони. Это даже не третья степень ответственности за страну, а лишь вторая — за собственный домик, потому что третья неотрывна от четвертой, особенно сегодня. Нельзя думать о стране, не думая о человечестве.

А вообще полезно вслушаться в уже, казалось бы, обносившееся слово «ответственность». Это означает — я отвечаю за все, что совершается на моем веку, и если даже я бессилен помочь хотя бы тем же испанцам тогда, я все равно буду мучиться, как будто бомба упала на мою голову. Ответственность — это не только действие, но и мысль, и даже чувство. Я на старости лет стихи написал: «Чужих не бывает болезней и бед, за горе чужое ты держишь ответ». Понимаю, что по форме они, как говорится, оставляют желать, но сутью дорожу.