Гашиш. Рассказ туркестанца - Голенищев-Кутузов Арсений Аркадьевич - Страница 2

Казалось, созерцал виденье;

Кто, мирно голову склонив

На грудь, в дремоту погружался,

Кто пеньем сладким упивался…

Я сел угрюм и молчалив,

Чубук схватил рукою жадной,

Вдохнул гашиша дым отрадный

И дожидаться стал. Порой,

Объят неведомой мечтой,

Кофейни гость в восторге диком

Вставал и хохотом, и криком

Вертеп убогий оглашал;

Тогда хозяин прибегал,

Чтобы унять безумца бранью;

Но, предан чудному мечтанью,

Окрест не видя ничего,

Счастливец презирал его

Ничтожный гнев и в пляс пускался.

Но вдруг почудилося мне,

Что сам, как будто в странном сне,

Я громким смехом заливался.

Да где же горе? — Горя нет!

О чем я плакал так недавно?

На что сердился своенравно?

Мне счастье нежный шлет привет!

Я все забыл… я в упоеньи…

То было райское мгновенье!

Я понял, что гашиша дым

Уж духом властвовал моим.

Быть может, житель стран холодных,

Суровых, темных и бесплодных,

Не ведал ты в снегах своих

О чудных таинствах Востока?

Я расскажу тебе о них

Во славу Бога и Пророка.

Внемли ж словам моим, пришлец,

И верь правдивому рассказу!

За слово лжи пускай Творец

Пошлет на плоть мою заразу,

Пусть иссушит источник вод

Мне на пути в степях горючих

И облаком песков летучих

Мой труп истлевший занесет!

Забыв житейские тревоги,

Унылых мыслей не тая,

На войлоке, поджавши ноги,

Сижу я, весел, как дитя!

Куда ни обращаю взоры,

Повсюду дивные узоры

И разноцветные ковры.

Роскошной Персии дары;

Шелками шитые халаты,

В сияньи золота чалмы,

За миг — и бледны, и темны,

Теперь — прекрасны и богаты, —

Пестреют ярко предо мной

Игривой, радужной красой!

А люди, люди! Не похожи

Они вдруг стали на людей:

Забавный вид! Какие рожи!

То сонм невиданных зверей!

Один ветвистыми рогами

Товарища бодает в бок;

Другой, с руками и ногами

В ковровый спрятавшись мешок,

Клубочком по полу катится;

Кто вырос вдруг до потолка,

А кто стал мельче паука…

Все пляшет, мечется, кружится —

Быстрей, быстрей — и, увлечен

В тумане дикого вращенья,

Из глаз теряю я виденья

И вдруг, как будто дальний стон,

Раздался звон.

Так чуден он,

Что, упоен,

Я в сладкий сон.

Им погружен

И все кругом,

Объято сном,

Внимает в сумраке немом,

Как, потрясая небосклон,

Несется он,

Тот дивный звон.

Звон — и широко раскрылись зеницы;

Звон — и на воле; подул ветерок;

Звон — пробудилися певчие птицы,

Алой зарей разгорелся восток.

С звоном сливаются новые звуки:

Каплет роса с оживленных дерев,

Ветви в одежде зеленых листов

Манят меня, как мохнатые руки,

В темные сени роскошных садов.

Ропщут там воды — прозрачные воды!

К ним, покидая узорные своды

Пышных гаремов, веселой гурьбой

Жены эмира с зарей прибегают,

Песни их громкие страсть распаляют,

Будят желанья в груди молодой…

Крепкие стены красу их скрывают…

Но, как тигрица на гриву коня,

Бешено на стену кинулся я.

Прыгнул — и вот за ревнивой оградой

Жадно дышу благовонной прохладой;

Спрятавшись в чаще кудрявых кустов,

Жду я видений; но тех голосов,

Что долетали ко мне за мгновенье,

Смолкло волшебно-лукавое пенье.

Все в неподвижно-нависших садах

Пусто… Но чу! Недалеко в кустах

Слышится шепот, призыв потаенный:

«Спеши, мой яхонт драгоценный,

Ко мне, ко мне! Я здесь одна;