Ритуальные услуги - Казаринов Василий Викторович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/86
• Следующая

Она оставила реплику без ответа, проследила направление моего взгляда, нехотя поднялась из-за стола.

— Отдыхай пока. Я сейчас.

Оставалось отдаться созерцанию соседствующей с нашим столом девочки лет двадцати, в целом миловидной, если бы не микроскопического роста светлый ежик на идеально круглой головке, сообщавший ей — сходство то ли с постоялицей холерного барака, то ли с бледнолицым новобранцем, еще не успевшим за пару недель солдатской службы освоиться с казарменным бытом, — подперев щеку ладонью, Она внимала рокочущей эстраде с таким видом, словно в песенке про яйца ей открывались сокровенные тайны бытия.

Присмотревшись, я определил, что она в дым пьяна.

Я глянул в ту сторону, откуда сочился шашлычный дымок. Что-то там происходило. Импозантный гольфист, крепко ухватив Мальвину за локоть, что-то, размашисто жестикулируя свободной рукой, ей внушал. О чем он говорил, слышно не было, но свирепое выражение его лица мне не понравилось. Равно как и то, что Мальвина покорно внимала его словоизвержениям. Я поднялся и направился к ним как раз в тот момент, когда гольфист перешел к более решительным полемическим аргументам — схватив Мальвину за плечи, принялся энергично встряхивать ее, словно это была матерчатая кукла, с которой следует удалить нафталинную пыльцу.

— Эй, полегче, — я деликатно тронул его за локоть.

Он не глядя отмахнулся. Я развернул его за плечи и легонько подтолкнул в грудь. Он отшатнулся и с минуту взирал на меня со смешанным выражением недоумения, брезгливости и досады.

— Я неясно выражаюсь? — Перехватив его вспорхнувшую к моему лицу руку, я сдавил запястье так, что симпатичное лицо его исказилось гримасой боли. — Сделайте одолжение, идите вы…

— Что? — вытолкнул он из себя, встряхивая кисть. — Куда?

— В жопу, — сказал я, увлекая Мальвину под прохладную сень дуба. — Что это за деятель?

— Да так… — слабым, утомленным голосом отозвалась она и неопределенно махнула рукой. — Деловой партнер мужа. — Она натянуто улыбнулась и кивнула в сторону берега, в который упирались форштевнями два речных трамвайчика, как видно доставивших на поляну участников пикника. — Пойду пройдусь. А ты отдыхай. Не волнуйся, я в порядке.

Я вернулся на свое место, откупорил очередную бутылку пива и закурил. Бритоголовая девочка сладко дремала, окунув лицо в изгиб локтевого сустава. Музыканты чинно сошли с эстрады, уселись в траву и принялись алчно лакать пиво. Подсевший к пьяненькой девочке розовощекий молодой человек в белой бейсболке обнял ее и опустил голову на ее хрупкое плечо. Судя по размягченной пластике движений, он находился примерно в той же кондиции, что и его приятельница. Тупо глядя перед собой, он свободной рукой принялся деловито ощупывать ее грудь, и девочка медленно распахнула очи, мутным взглядом уставилась на меня. Потом, как видно в результате мучительных раздумий определив, что рукой дотянуться до нее я при всем своем желании никак не мог, приподняла голову, искоса глянула на молодого человека, глупо улыбнулась и вернулась к прежней позе, и так они впали в блаженную дрему и со стороны смотрелись воплощением абсолютной гармонии.

— С ума сошел? — донесся приглушенный голос. Реплика была брошена походя, ее обронил торопливой походкой шествовавший мимо стола средних лет человек с покатыми женскими плечами.

Выдернув из упаковки пивную бутылку, он жестом подозвал официанта, тот сковырнул пробку, удалился к бару, мужчина глотнул из горлышка, поднял голову и сделал вид, будто любуется тем, как полощется на высоком шесте корпоративный стяг, потом встряхнул бутылку, резко развернулся и двинулся в мою сторону.

Его крепко сидящую на маленькой толстой шее голову украшала обширная розовая лысина в обрамлении остатков темной и, видимо, некогда пышной шевелюры. В чертах мясистого лица угадывался восточный корень, армянский, скорее всего.

— Огоньку не найдется? — доставая из пачки сигарету, поинтересовался я, когда он проходил мимо.

Он споткнулся на ровном месте, полез в карман, метнул на стол зажигалку и сокрушенно покачал головой:

— Сегодня суббота!

— Господи, еще один ортодоксальный еврей на мою голову, — вздохнул я.

— А в понедельник материалы аудиторской проверки лягут шефу на стол. — Отмахнувшись от предложения забрать зажигалку, он торопливо затрусил в сторону берега, по обрывистому краю которого, задумчиво глядя под ноги, прогуливалась Мальвина.

Армянин приблизился к ней, принялся что-то говорить, резко жестикулируя, она с той же степенью, энергичности возражала. Увлеченные перепалкой, они не обратили внимания на то, что совсем неподалеку от них, на носу одного из речных трамвайчиков, стоял, обвалившись на поручень ограждения, гражданин отдыхающий с покойницкого оттенка лицом. Он мучительно давился, время от времени изрыгал из себя рвотные лавы — в таком несметном количестве, точно организм его процентов на восемьдесят состоял из вылаканного на свежем воздухе пива, а в момент очередного извержения он сделал неосторожное движение и перевалился за борт. По счастью, этот кульбит не остался незамеченным — двое молодых людей, забавлявшихся неподалеку метанием фризби, ринулись на помощь утопающему. Наблюдая за живописной сценой спасения на водах, я вдруг отметил, что в пасторальном пейзаже залива возник свежий мотив: из-за песчаной косы вынырнул водный мотоцикл и, распахивая гладь воды — словно книгу — своим бурлящим у кормы следом, двинулся в нашу сторону.

Присмотревшись, я определил, что управляет им тот самый любитель эффектного виража, что недавно предавался любовным утехам на укромной полянке. Поравнявшись с берегом, он сбросил скорость и стал неторопливо курсировать туда-сюда — с тем, видимо, расчетом, чтобы не терять из поля зрения происходящее на поляне.

— Знаете, ребята, — сказал я, обращаясь к молодым людям за соседним столиком, все еще пребывавшим в состоянии полнейшей гармонии. — Что-то все это мне начинает надоедать.

Молодой человек встрепенулся, тряхнул головой и украсил свое бледное лицо невыносимо глупой улыбкой, затем наклонился, достал из стоявшей у ножки столика сумки «поляроид», навел на меня объектив и нажал на спуск. Аппарат медленно выплюнул квадратик карточки, в матовом поле которой постепенно начал проясняться мой поясной портрет. Учитывая состояние фотографа, карточка вышла поразительно удачной и четкой.

— Спасибо, друг, — кивнул я, убирая карточку в карман. Затоптав сигарету, я встал из-за стола, подумал, прихватил едва начатую бутылку джина и, крепко ухватив Мальвину за локоть, повлек ее через поляну к стоящей в тени кустарника машине.

— Мы, насколько я понимаю, договорились, — взбеленилась она, усевшись за руль, и резко рванула с места.

— На предмет чего?

— На предмет того, что ты просто присутствуешь рядом и ни во что не вмешиваешься. В конце концов именно за это я тебе плачу.

— Ты пока ничего мне не заплатила, — возразил я.

Она фыркнула, вынула из «бардачка» барсетку.

— Подержи руль.

Я придерживал баранку, пока она копалась в сумочке. Наконец в ее руке возникла смятая купюра. Бросив ее мне на колени, она опять фыркнула и стряхнула мою руку с руля. Я разгладил на коленке банкноту. Из серого овала на меня пытливо взирал президент Франклин, и что-то в каллиграфично выписанных складках его лица, упрямой сомкнутости припухших губ и лишенном какого бы то ни было внятного выражения взгляде было такое, отчего в душу вошел покой.

— Ему будет скучно в одиночестве, — заметил я, засовывая зеленую сотенную в карман пиджака. — Хорошо бы направить к нему в компанию какого-нибудь еще президента. Ну, предположим, Гранта.

— Он перебьется.

— Куда мы путь держим на этот раз? — спросил л, когда мы вывернули на мост.

— Надо переодеться. Я же сказала, вечером мы идем в кабак.

Спустя полчаса остановились во дворе краснокирпичного дома неподалеку от Чистопрудного бульвара, обшарпанная наружность которого несколько озадачила: я полагал, что люди, катающиеся на БМВ и нанимающие личных охранников, обитают в куда более респектабельных жилищах. Поднялись на лифте на третий этаж, Мальвина, погремев ключами; отперла тяжелую стальную дверь и пригласила заходить, я озадаченно потоптался на пороге — с подобной замысловатой планировкой квартир сталкиваться еще не приходилось: прямо с порога мы — минуя какой бы то ни было намек на прихожую — оказались в узкой, пеналом вытянутой кухне, обставлена она была без претензий, светлой сосновой мебелью. В подернутом мутноватой плесенью горшке на облупленном подоконнике, в предсмертной агонии заламывая руки, изгибалась засохшая герань. Замызганная газовая плита давно и безнадежно тосковала по пригоршне «Комета», который смог бы содрать с нее слой сального налета, причудливо декорированного кляксами расплесканного кофе, обширная пепельница на столе представляла собой братскую могилу разнокалиберных окурков, и разве что черный кружевной бюстгальтер, вяло, словно перегревшийся на тропическом солнце моллюск, ползший по спинке стула, намекал на то, что здесь обитает женщина.

• Предыдущая
• 22/86
• Следующая