Охота на тигра - Далекий Николай Александрович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/59
• Следующая

— Отрывать мастера на выдачу инструментов? — Верк посмотрел на эсэсовца с таким изумлением, точно в этот момент убедился в его непроходимой глупости. — Ну, знаете, оберштурмфюрер, я от вас такого совета не ожидал. Даже учитывая то обстоятельство, что по роду службы вы мало сталкиваетесь с техникой...

Но я в достаточной мере... — начал было Брюгель.

Верк не стал его слушать. Он подчеркнуто иронически развел руками.

— В достаточной мере? Тогда дело обстоит очень просто, давайте поменяемся местами. Да, да. Вы будете ремонтировать танки, а я буду наблюдать, проверять, производятся ли каждые полчаса переклички, буду требовать замены тех ваших сотрудников, которых заподозрю в склонности к романтике, эмоциям... Подскажите, к чему там еще? Я ведь тоже не театральный рецензент и плохо разбираюсь в таких вещах...

Вот так, дорогой оберштурмфюрер, получайте своего «театрального рецензента» и успокойтесь. Напрасно вы считаете, что имеете право совать нос в чужие дела, выступать с непрошеными советами, поучениями.

Лицо эсэсовца начало багроветь.

— Вот что, гауптман... — Брюгель готов был разразиться ядовитой тирадой по поводу ловкачей, старающихся, чтобы кто-то другой таскал для них каштаны из огня, и оказывающихся в стороне, когда дело касается ответственности. Однако первая же его фраза осталась незаконченной. Верк неожиданно получил подкрепление в виде появившегося на пороге лейтенанта танковых войск, судя по повязке на голове совсем недавно побывавшего на фронте.

— Гауптман, разрешите. Вы обещали осмотреть башню. Мастер Хопф считает нужным обязательно проконсультироваться с вами.

— Сейчас приду, через несколько минут, — торопливо сказал Верк и недовольно покосился на эсэсовца. — Как только закончу наш несколько затянувшийся разговор с оберштурмфюрером...

Танкист ушел. Брюгель успел остыть и понял, что намерение приручить «инженеришку» снова следует отложить до другого, более подходящего случая. Сейчас самым разумным было бы, как теперь все чаще и чаще писалось в газетах, «выравнивая линию фронта, отойти на заранее подготовленные позиции».

— Окно в кладовую необходимо заделать, оставив небольшое отверстие для передачи инструмента, — сказал оберштурмфюрер спокойным деловым тоном, будто неприятного разговора не было.

Верк подумал и сдержанно кивнул головой — это можно сделать.

— В кладовую пленные могут заходить только в исключительных случаях и только в сопровождении конвоира или мастера.

Верк снова ответил молчаливым знаком согласия.

— И я бы хотел, — продолжал Брюгель, — чтобы вы, гауптман, в моем присутствии строжайше предупредили кладовщицу о недопустимости каких-либо контактов с пленными.

— Я уже это сделал, — отрезал Верк. — В первый же день, как только она приступила к работе. Повторять не считаю нужным. Я отдаю приказ один раз.

— Хорошо. Тогда я сам должен сказать ей несколько слов. Надеюсь, вы не будете возражать?

— Пожалуйста! — пожал плечами Верк. — Вы, очевидно, придерживаетесь русской пословицы — маслом каши...

— Я придерживаюсь специальной инструкции, с которой при случае могу вас познакомить. Пригласите переводчика.

— Она поймет вас.

— Нет, я хотел бы через переводчика... Чтобы все, каждое мое слово было ей ясно.

«Кажется, ему нужен свидетель, — подумал Верк. — Продолжает пугать меня, важничает».

— Если вы придаете всему этому такое важное значение, проще будет взять у нее письменное обязательство.

— Именно так я и хочу поступить.

— Надеюсь, на этой процедуре мы покончим, и я смогу заниматься своим делом? — В голосе гауптмана слышалась нескрываемая досада.

— Нет, я должен провести еще одну акцию, и вам следовало бы присутствовать, — скривил губы в насмешливой улыбке комендант лагеря. — Но если вы не пожелаете, откажетесь... Я не буду особенно настаивать.

— Что за акция, можно узнать?

— Акция чисто профилактическая, — загадочно произнес Брюгель. — Один из тех оригинальных приемов по борьбе с саботажем, о которых вы отозвались с похвалой. Не беспокойтесь, акция не займет много времени и не потребует особых приготовлений — столб, перекладина и веревка.

— Казнь? — удивленно поднял брови Верк. — Вы будете вешать кого-нибудь из пленных?

— Не кого-нибудь, а саботажника.

— Есть доказательства?

— Мне они не нужны.

— Вы уверены, что уже имеются акты саботажа? — с тревогой и сомнением спросил начальник рембазы. — Ведь они только приступают к работе и даже при желании не смогли бы что-либо сделать.

— А вы считаете, что было бы лучше, если б они успели сжечь новый мотор или устроить какую-нибудь другую пакость? Я сказал — акция профилактическая. Мы объявим саботажником любого из них и повесим его посередине двора, как пугало на огороде. Вонь, которую будет распространять труп, явится для других хорошим лекарством против саботажа. Своеобразная психотерапия. Учтите, гауптман, я предпринимаю эту акцию сугубо в ваших интересах. Улавливаете?

Верк не был в восторге от решения коменданта лагеря. Все же он должен был признать, что в рассуждениях оберштурмфюрера имеется логика — ужасная, лишенная каких-либо признаков человечности, логика палача, садиста. Более того, Верк понял, что он, начальник рембазы, должен будет подчиниться этой логике, так как предлагаемая эсэсовцем акция действительно отвечает его интересам. А вдруг кто-либо из пленных отважится на акт саботажа и ему удастся вывести из строя уже отремонтированную машину... Как будет выглядеть тогда начальник ремонтной базы? Тем более комендант лагеря предупреждал, советовал, предлагал... Нет, тут следует полностью положиться на богатый опыт оберштурмфюрера.

— Конечно, если вы будете заняты или по какой-либо другой причине не пожелаете... — продолжал со своей ухмылкой Брюгель. Он с удовольствием наблюдал за растерявшимся гауптманом. — В таком случае я не буду настаивать на вашем присутствии. Все-таки сцена не из особо приятных и требует крепких, здоровых нервов...

Какое все-таки дерьмо этот оберштурмфюрер, господи! Выламывается, хамит, фиглярничает. Черт с ним, пусть упивается своей властью над пленными, пусть вешает. Конечно, погибнет ни в чем неповинный человек, однако такая казнь должна пойти на пользу делу, а это главное.

— Нет, дорогой оберштурмфюрер, я обязательно, обязательно буду присутствовать, — сказал Верк, сверкнув белозубой улыбкой. — С большим удовольствием! Считаю своим долгом... Ну, а объяснение начальству, если это потребуется, будете давать вы. Согласно имеющейся у вас особой инструкции.

И начальник ремонтной базы открыл дверь, приглашая эсэсовца покинуть вместе с ним кабинет.

В кладовую Брюгель явился в сопровождении переводчика. Любу заставили подписать обязательство, гласящее, что она не должна вступать в посторонние разговоры с пленными, передавать им что-либо, кроме указанных мастером инструментов, и не брать у них писем, записок или других предметов для передачи третьим лицам, а также немедленно сообщать своему начальнику в случае, если кто-нибудь из пленных попытается установить с ней контакт.

Переводчик старательно, слово в слово, перевел то, что сказал в заключение комендант.

— Помните, такие контакты караются смертью. Вас казнят, повесят тут же, на базе, немедленно, как только мы установим вашу вину. Нам все будет известно, и гораздо раньше, нежели вы предполагаете. Все ясно?

Брюгель знал, что делал. Он верил во всепобеждающую парализующую силу страха. И он увидел, что достиг цели — молодая кладовщица перепугалась до смерти.

Но настоящий страх Люба испытала немного позже, когда увидела в окно, как четверо пленных устанавливают посередине двора высокий столб с перекладиной. Свисающая веревка с петлей на конце не оставляла сомнения в назначении сооружения — это была виселица.

Остальные пленные стояли у стены и под надзором переводчика твердили «урок». Но вот они закончили зубрежку, к ним подошли конвоиры и повели к столбу. Там всех пленных выстроили в одну шеренгу.

• Предыдущая
• 15/59
• Следующая