Дублерша для жены - Серова Марина Сергеевна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/45
• Следующая

– Да, я слышал, – хмуро сказал Грицын. – Мерзкая история. Надеюсь, Аля, ты не думаешь, что я пытался тебя убить, как это заявил мне господин Лукин. Позвонил уже после твоего отъезда за границу, наорал и вообще выставил меня идиотом. Любезный тип, ничего не скажешь.

– Та-ак, интересно, – протянула я, – и этот тоже полагает, будто ты причастен к взрыву. То-то он вчера так распинался.

Грицын недоуменно уставился на меня.

– То есть как это – «и этот»? – переспросил он. – И что значит – «тоже»? Что, есть еще кто-то, кто думает, будто я подарил тебе машину, чтобы взорвать ее потом? Ничего себе пиротехника – за пятьдесят тысяч баксов! У меня что, деньги лишние, что ли, такие фейерверки устраивать?

– Ты не кипятись, Слава, – проговорила я, – ну что ты так сразу? Мало ли кто что говорит.

Грицын покачал у меня перед глазами полусогнутым указательным пальцем и выговорил довольно агрессивно, четко разделяя слова:

– Я – хочу – знать – кто – так – думает. Слышишь, Алина Борисовна?

– Ну скажу я, скажу, успокойся. Так вот: к тебе имеет претензии один человек. Вы с ним, что называется, старые знакомые, а теперь он на тебя в большой обиде. Ты его, понимаешь ли, уволил, и он этого жеста не понял.

Грицын нахмурился:

– Погоди... Калинин, что ли? Генка? Он думает? Да ты что такое говоришь, Алина?

– Что знаю, то и говорю. Он, между прочим, не только так думает, но кое-что и делает уже. Но это еще не все. Он считает, что мы с тобой нарочно так все устроили, что в джипе погибла Ира Калинина, его сестра.

Грицын посмотрел на меня как на ненормальную.

– Он сам тебе такое говорил? Да в своем ли он уме? Ирка, торчушка хренова, и одной покрышки от колеса не стоила! Ради того, чтобы угробить ее, так рисковать – взрывать джип, да еще таким мудреным способом... У него, у Геныча, совсем, что ли, чердак сорвало? Глупец!

– Глупец не глупец, а я вчера из его теплого гнездышка возле Багаева еле ноги унесла, – сказала я. – Злой он, Гена, как черт. Не говоря уж об этом уроде Тугрике.

– А-а, – с недоброй интонацией протянул Вячеслав, – этот-то... Пусть он мне вообще на глаза не попадается. Удивляюсь, как я всю эту компанию во главе с Калининым раньше не попер в три шеи и с охраны салонов, и из «Атоса» вообще. Свинарники им только охранять. Свинарники! Да и то, если свиньи не подадут письменную жалобу. Так что он говорит?

– Он пьяный был, – сказала я. – Говорил, что мы с тобой в сговоре, чтобы славную семейку Калининых извести под корень. Тоже мне, Рюриковичи нашлись.

– И какого черта ты дала этой Ирке машину! – взорвался Грицын.

– Слава, давай не будем, – уже совершенно освоившись в общении с ним, холодно проговорила я. – Что сделано, то сделано. Радоваться еще надо, что не я в тот день за рулем оказалась. А то сейчас сидела бы уныло под деревцем в раю. Или в аду тусовалась, что куда вероятнее.

Грицын почесал в затылке.

– Значит, так. Вопрос с Калининым я решу. Нечего этому уроду соваться куда не след. К тому же он стал сильно злоупотреблять. Раньше злоупотреблял моим доверием и алкоголем, а теперь только последним. Но тебе надо поберечься. Я слышал, у тебя и до Австрии возникали какие-то проблемы с безопасностью. Почему ты без телохранителя? Он здесь? Что-то я его не видел.

– Какой телохранитель?

– Ну как – какой? Николай, естественно. Ты его уволила, что ли?

– М-м-м... можно считать, что и так.

– Зря. Хороший парень, квалифицированный. Ну ладно, незаменимых не бывает. Чем твой кинематографический муж думает, не понимаю. У самого, поди, охраны как грязи.

– Да нет, один всего лишь. И довольно чистый. Это к вопросу о грязи.

– Ты что – и с ним уже, с эллеровским телохранителем... – подозрительно спросил Грицын, сопроводив свой вопрос довольно-таки двусмысленным жестом.

На это Алине следовало незамедлительно возмутиться, что я, собственно, и сделала:

– Так, дорогой гость! Ты, пожалуйста, выбирай выражения! И вообще фильтруйся.

– Не злись. Н-да... Ты все-таки действительно стала немного другая. Изменилась. Повзрослела, что ли? А то раньше иногда вела себя как сущий ребенок. Значит, так: если у тебя на данный момент нет телохранителя, то я тебе пришлю из «Атоса». Лучшего выберу.

– Не стоит, – категорично заявила я. – У меня есть телохранитель, только ты его не видишь.

– Есть? – Грицын недоуменно огляделся по сторонам. – В самом деле? А где же он?

– Говорю тебе: ты его не видишь.

– Человек-невидимка, что ли? – усмехнулся Вячеслав Георгиевич.

– Можно сказать и так.

– Темнишь, Алинка. Но дело твое. Не хочешь – не надо, я два раза не предлагаю. Если считаешь себя в безопасности, то прекрасно. А сейчас давай о делах больше не будем. Все-таки столько времени не виделись, а? – лукаво подмигнул он. – Выпьем, закусим, потом дойдем до спальни... В общем, как обычно.

– Как обычно, – машинально повторила я.

Вопреки ожиданиям господина Грицына, «как обычно» у него не вышло. Под различными предлогами я побыстрее выпроводила его из квартиры, дабы не искушать судьбу. Вячеслав Георгиевич, выпив вина, стал неуемно весел и игрив, так что я только успевала уклоняться от его шаловливых, с позволения сказать, рук. Конечно, делала это не нарочито, с оглядкой, чтобы не выставить себя уж слишком неестественной скромницей, поскольку Алине Эллер скромность явно была чужда.

Грицын оказался довольно незамысловатым типом. По сути, это был обычный деляга, который благодаря оборотистости, нахрапистости и известной доле везения сумел сколотить состояние. Ничего загадочного он из себя не представлял и был весь как на ладони. Я даже сама удивилась, насколько легко он поддавался анализу.

И уж конечно, он был совершенно ни при чем, в смысле угроз жизни Алины. Правда, утверждать это окончательно и бесповоротно я не имела права, но несколько моментов убедили меня в том, что мое впечатление, скорее всего, верно. Во-первых, Грицын не имел ни малейшего понятия о том, что еще до поездки в Австрию Алине угрожали.

А вот Лукин знал. О чем это свидетельствовало? Или о том, что Алина доверяет Лукину больше, чем Грицыну, или о том, что она не считала Грицына способным ей помочь. Даже, может быть, предполагала, что он может лишь испортить дело.

Скорее всего, так оно и было. А о Лукине я вспомнила недаром. О нем перед уходом заговорил сам Вячеслав Георгиевич. Он не скрывал своей досады и раздражения по поводу того, что я ему отказала в плане программы «как обычно», и заявил следующее:

– Ты, Алинка, после своей Австрии хоть и похорошела, да, кажется, стала какой-то недотрогой. Не пойму я тебя. Конечно, у них там на Западе феминизм капитальный, но зачем с них пример брать? Не в том их копируешь. А что это ты на меня так косишься? – Он стал рывками надевать пальто. – Как там поживает Лешка Лукин, дружок твой? Я его видел, он такой довольный шел, падла. Ничего, я ему башку откручу.

– Ты, Слава, списочек составь, кому башку откручивать собираешься, – посоветовала я. – Лукин – он человек беззлобный и для меня не опасный. Женился.

– Ага, – буркнул Грицын, возясь с обувью, – женился... На квашне на этой женился, Лидке толстой! Видел я ее как – то в салоне своем, она себе белье подбирала. Ей чехол от танка надо, а кружевное белье, оно на ней расползется сразу! «Женился»... Я бы на его месте тоже женился, если бы... если бы своей денежной базы не имел.

– А что такое? – невинно осведомилась я.

– А ты прямо не знаешь, Аля! Первый день на свете живешь! Лукин, он ведь – марионетка Бори Оттобальдовича Бжезинского, папаши твоего. Куда ему папа Боря укажет – туда он носом и тычется. А тут – такая партия! С таким братцем, как у нее, Лешка Лукин на все глаза закрыл. И на ножищи ее толстые, и на климакс, и на характер сварливый, и на куриные мозги. Да я ж тебе говорил про ее братца-то... И Эллер, муженек твой, с ним знаком.

– Не припомню, – пробормотала я.

• Предыдущая
• 24/45
• Следующая