Дублерша для жены - Серова Марина Сергеевна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/45
• Следующая

– А может, это не она? – раздалось над моим ухом.

Я приоткрыла один глаз и ослабла на руках Антоши-актера, координируясь и готовясь к одному-единственному выпаду, которого должно хватить.

– Не она? Да ты че, сомневаешься? Так ты, ублюдок, вместе с ней у меня ляжешь здесь, понятно тебе?

– Понятно, Туг-рик... – заикаясь, промямлил Антоша-актер.

– Кому Тугрик, а кому Равиль Ахнефович! – зло откликнулся Тугарин. Клацнув обоймой, он вставил ее в пистолет, потрогал пальцем курок и, подняв дуло на уровень своих глаз, заглянул туда, как будто мог увидеть, да еще в темноте при метели, что-то интересное.

Я легко выскользнула из рук Антошки, оттолкнув его локтем так, что он полетел в сугроб, и с силой нанесла удар правой по пистолету в руке Равиля.

Грянул выстрел. Тугрик вздрогнул всем телом и стал заваливаться назад, рыхло оседая в молодой снег. Через несколько секунд по мертвому окровавленному лицу его уже танцевали, как веселые чертики, белые бурунчики метели.

– Никогда не поворачивай пистолет дулом к себе! – пробормотала я назидательно, а потом повернулась к Антоше-актеру, барахтающемуся в сугробе, и выговорила, напрягая голос: – Ну что, дорогой? Не поискать ли тебе очки в местных сугробах, а? Не хочешь? Ну и зря! Я бы теперь их точно нашла – со второй-то попытки. В общем, так, урод. Шубу мне, конечно, жалко, но жизнь дороже. Давай-ка мне сюда свое пальтишко и шапку. Да, кстати, и телефон.

– У меня нет... – пробормотал тот, вставая. А потом сделал неуклюжий выпад в мою сторону, норовя ударить. Как же, достанешь ты меня. Птенец, сущий птенец. Я коротко ткнула ему в солнечное сплетение, отчего он минуту постоял, согнувшись, на немеющих ногах, а когда я сама стащила с него полупальто и шапку, рухнул в снег.

Я наклонилась над убитым наповал Тугриком и, пошарив по его куртке, нашла то, что искала, – сотовый.

Антоша-актер пополз от меня, как-то судорожно загребая руками снег. При этом он не рассчитал направление, и, когда под ним вдруг осел сугроб, скрывавший край обрыва, он нелепо взмахнул руками и начал сползать в овраг. Когда парень понял, что ему угрожает, то проверещал что-то неразборчивое и тут же сорвался вниз по склону. Я без сожаления посмотрела ему вслед.

«А хорошую мысль подал лицедей, – подумала я. – Надо, пожалуй, таким же манером и от Тугрика избавиться. Он, как всякая мелкая монетка, должен хорошо катиться».

Я приподняла труп Тугарина и, дотащив его до края оврага, столкнула вниз. Он скатился, как лавина, увлекая за собой тем больше снега, чем ниже спускался по склону. Наконец тело ухнуло в грязный ручей. Тускло полетели брызги. Ручей всхлипнул, беря в свои незамерзающие объятия незадачливого братка. Тугрик перекатился два раза под напором воды, и его засосало в трубу.

Последнее я уже увидела с большим трудом, напрягая глаза. Антоша же вообще скрылся из поля моего зрения. Впрочем, мне было не до него. По-хорошему мне следовало вернуться в дом и забрать свои вещи, да еще поставить на место оставшихся в живых уродов, но я ясно сознавала, что такое поведение выходит за рамки образа Алины Эллер. Нельзя, нельзя переигрывать.

Впрочем, что я знаю об Алине? Мало. Очень мало.

Снегопад усиливался. Снежинки стали крупнее, они уже не кружились, прихотливо танцуя под порывами ветра, а падали почти по отвесной траектории. Крупные хлопья снега, щедрые. Словно там, наверху, в небесной канцелярии, на функционирование которой еще сегодня сетовали гости за обедом у Бориса Оттобальдовича, кто-то шаловливый взрезал небесные перьевые подушки, и теперь содержимое их сыпалось, сыпалось, сыпалось на побелевшую под этим пушистым покрывалом землю.

Холод пробирался под одежду, скреб своими коготками кончики пальцев на руках и ногах и грозил сковать все тело. Я хорошо умела преодолевать холод, но подготовка – не анестезия, всех ощущений не снимешь. Так что нужно поторапливаться.

Я решительно выпрямилась и устремилась наискосок по пустырю по направлению к ограде калининского дома. Надо было спешить, а то ведь оставшиеся бандиты могли хватиться своих задержавшихся товарищей.

Прежде всего стоило определиться, где я нахожусь.

Впрочем, долго гадать не пришлось. Я выбрела на пустую зимнюю дорогу и разглядела одинокий указатель под не менее одиноким фонарем. Крупные хлопья, как птицы, слетались на свет. На указателе значилось: «с. Багаево».

Я даже подпрыгнула от радости, хотя в последние два часа поводов для нее было более чем недостаточно. Село Багаево! Ну конечно! Эллер говорил после бурного обеда у господина Бжезинского: «Я поехал на съемки. Это в окрестностях поселка Багаево, в семнадцати километрах от Тарасова. Живописнейшие места, я вам скажу. Одно плохо: снега нет...»

Снега нет?! Хорошо сказал, не правда ли?

Стынущими ноющими пальцами я выхватила сотовый телефон, найденный у Тугрика, которому он уже не понадобится. В аду ему выдадут полный пакет местной сотовой связи. Преисподняя GSM, тариф «На сковороде»... Н-да. С юмором надо бы попридержаться. Подмороженный у меня сейчас юмор. Только бы был прием. Только бы был прием!

Я включила телефон и глянула в левый верхний уголок экрана.

Есть прием, есть! Ну конечно, есть. Чего было нервничать – ведь всего-то семнадцать километров от города, или немного больше...

В трубке щелкнуло соединение и прозвучал сонный голос:

– Н-но?

По вальяжным, я бы даже сказала, каким-то просторным интонациям сложно было не определить баритон моего мужа по контракту – господина Эллера. И я проговорила:

– Ну что, м-милый... Это я, Алина.

Тягучее молчание образовалось в трубке. Потом полный ужаса голос протяжно воскликнул:

– Али-и-ина?!

И все оборвалось. Короткие гудки.

Я выругалась, хотя пласт ненормативной лексики родного языка применяю крайне редко. Но тут... как тут не выругаться, когда я стою на обочине заснеженной сельской дороги, теряющей свои очертания в метели, а он лежит где-нибудь в теплой кровати, причем, вполне возможно, не один, а с какой-нибудь девочкой из массовки, да еще трубками швыряется, старый козел!

Я повторила звонок. На этот раз вполне ясный и осмысленный голос Эллера произнес:

– Да, я слушаю.

– Уважаемый Леонард Леонтьевич, – отчетливо, насколько позволяли метель и леденеющие губы, произнесла я. – Это я, Женя, если вы сразу не поняли с первого звонка...

– Так это ты звонила?

– Ну конечно, я. А вы что, подумали, что вам звонит настоящая Алина из Австрии?

– Я ничего не подумал, – несколько поспешно заявил он. – Я... это... уже спать лег. Тебе звонил-звонил, а ты трубку не берешь. Думал, телефон отключен.

– Ага. За неуплату, – саркастически отозвалась я. – Вот что, Лео-Лео. Я тут стою возле указателя села Багаево под фонарем. Условия, прямо скажем, не горнолыжного курорта. Так что не могли бы вы прислать за мной машину, чтобы меня отвезли в какое-нибудь теплое удобное место.

– К-какое место?

По всей видимости, Эллер еще не до конца проснулся.

– Думаю, что через полчаса примерно буду согласна на собачью конуру! – рявкнула я. – Так что поспешите, любезный супруг, раз уж вы поблизости. А я в награду расскажу вам презабавную сказку на ночь. Правда, может статься, что сказочка покажется страшноватенькой... ну как «Аленький цветочек»... и вы не сможете уснуть.

– Подробнее опиши место, где ты находишься, – уже совсем отчетливо произнес Эллер. – Я вышлю машину.

Я объяснила...

Машина появилась на дороге примерно через пятнадцать минут, когда я уже задрогла окончательно. И хорошо, что я не вышла к фонарю. Годами выработанные охранные инстинкты побудили меня держаться вне зоны, на которую распространялся тусклый свет фонаря. Это мне помогло. Более того – это меня спасло.

Это была не та машина. Она проехала мимо фонаря, даже не притормозив, и только там, где мой полузанесенный след сливался с обочиной дороги, остановилась. Клинки фар скользнули в темноте. В рое снежинок, на фоне света автомобильных фар, мне удалось различить, как открылась и захлопнулась дверца, из машины выскочил человек и склонился почти до земли, вероятно, приглядываясь к моим почти занесенным снегом следам.

• Предыдущая
• 20/45
• Следующая