Дублерша для жены - Серова Марина Сергеевна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/45
• Следующая

– А сам что не позвонил? – спросила я.

– Так ты ж номер сменила! Я тебе звонил-звонил, а никакого толку!

– А-а... – неопределенным тоном протянула я.

– Вот тебе и «а»! Хоть бы новый номер сказала... А то как от всего мира скрываешься. Совсем дурочка, что ли, а? Я тут чуть полгорода не искрошил, пока докопался, что к чему. О-очень интересные вещи узнал. Что это за история с джипом, который взорвался на дикой скорости, а в нем погибла твоя подружка?

– Да откуда я знаю? Какие-то уроды решили спровадить меня на тот свет. А мне повезло! Я дала тачку Ирке Калининой, да вот... такое. А что тебе-то, Алексей?

Лукин даже в лице переменился, услышав такое. Подскочил, схватил меня за плечо и так тряхнул, что я едва не ударилась головой о навесной шкаф.

– Да я не об этом! – прошипел он. – О другом я! Откуда он у тебя был, тот джип, что взорвался, а? Не говоришь, да? Да я и так знаю! Славка Грицын, сучара, подарил! Это за какие такие красивые глазки он тебе его подарил? Или за какие-то другие части тела? Молчишь... Ты же еще два года назад мне говорила, что у тебя с Грицыным все – кранты. Мол, прошла любовь, завяли помидоры. А выходит, опять норовишь полихачить. Ну и жаба же ты, Алиночка! Вот уж воистину – совести ни грамма!

– А ты, я смотрю, в моралисты и духовники записался, – парировала я. – Патриарха Московского и Всея Руси из себя строишь Алексея Второго? Тем более что и имена у вас с ним совпадают... Мало ли что мне подарили... Да, Грицын... Может, у него ностальгия взыграла и он решил мне приятное сделать. Для него этот джип – плевое дело, с его-то салонами по всему городу... А ты, Алеша, если такой умный, то не учил бы меня жить, а лучше помог бы материально. Что, слабо подарить девушке другой джип, взамен того, что взорвался? Может, ты в своей конторе зарплату сам себе снизил и теперь стал финансово немощен?

– Ну ладно, ладно! – видимо, несколько оторопев, пытался остановить меня Лукин.

– Да не ладно, не ладно! Сам первый начал, тон взвинтил, а теперь еще и меня осаживаешь.

– Я просто сказал, что волновался. Ты так быстро уехала в свою Австрию, что мы даже поговорить не успели... А мало ли что в голову лезет, понимаешь? Вот так и я.

– Не я быстро уехала, а мой Лео-Лео, черт бы его побрал, меня отправил!

Лукин помолчал, а потом выговорил:

– Раньше ты так о своем нынешнем муженьке не отзывалась. Наверное, в самом деле стал доставать? А я тебе говорил, что так оно и будет. Ведь он вдвое старше тебя!

Я поняла, что немного переиграла. Впрочем, это обычный огрех при окончательном вхождении в роль. Но я поспешила скорректировать разговор следующей фразой:

– Мало ли что я о нем говорю? Просто привыкла к нему за то время, пока замужем. А раньше как-то необычно было – вышла за Эллера замуж. Это почти как выйти за Балабанова, за Михалкова или за Эльдара Рязанова...

– Ну, до Рязанова-то твоему далеко. Да и до всех прочих... – протянул Лукин насмешливо. – Значит, Алиночка, постепенно входишь в колею. А говорила, что никогда не станешь клушей, прячущейся за мужем.

– Вот что, Лукин, – сурово сказала я, – если у нас с тобой что-то и было, то это не означает, что ты можешь заявлять на меня права. Да еще тут, когда в гостиной папаша с Лео-Лео сидят, из пустого в порожнее беседы гоняют. Иди лучше поухаживай за своей законной женой. Она там, наверное, вся истомилась.

Лукин даже вздрогнул, когда получил такую плюху.

– Да, Аля, – медленно выговорил он, – я вижу, и для тебя время не проходит даром. Ты стала какая-то... серьезная, суровая. А что, ты действительно сильно упала в Альпах? Ладно, не буду. Хотя, если бы взорвали мой джип, если бы приходилось бояться непонятно кого, наверное, я бы тоже изменился. Ладно. Извини. Будем считать, что сегодня я не был в ударе. Извини.

И Лукин вышел из кухни, напоследок окинув меня пристальным взглядом.

«Подозревает? Ему показалось – что-то со мной, то есть с Алиной, не то? – тут же мелькнула мысль. – Ну нет, вряд ли. Что он – мыслитель, Спиноза, месье де Бертильон? Обычный чинуша из провинциальной конторы. Хотя, конечно, довольно симпатичный...»

– Мне нужно ехать на съемки, – сказал Лео-Лео, с достоинством приглаживая свои великолепные усы. – Поедешь со мной?

– Куда такая спешка? – спросила я. – Сиди, беседуй с папой. Я должна посетить косметический салон. А что у меня...

– Нос плохо напудрен, – иронически подхватил Борис Оттобальдович, расставляя уголки губ в пропитанной сарказмом улыбке. – Узнаю свою дочку: только что приехала с альпийского курорта, нет бы делом заняться, а она – в косметический салон!

– У каждого разное понятие слова «дело», – заявила я. – В семействе потомственных киллеров, наверное, тоже есть такие разговоры типа: «Занялся бы ты делом, сынок, а то недавно один жлоб с зоны откинулся, убрать надо, а ты ерундой занимаешься – на стройку прорабом устроился!»

– Язык как бритва, – сказал Борис Оттобальдович, ничуть не смущаясь подобной отповедью. – Маменька тоже за словом в карман не лезла. К тому же она была зазнайка, каких мало: требовала личную «Чайку». Это в семьдесят девятом-то году!

Он был под хмельком и потому с явным удовольствием, неторопливо и последовательно, критиковал членов своей семьи, как покойных, так и находящихся в полном здравии. Вероятно, следующим пунктом он пройдется по Леонарду Леонтьевичу.

Я оказалась права.

– Вот, говорят, яблоко от яблони недалеко падает, – заговорил снова Бжезинский. – А как же, позвольте, в таком случае обойтись с неким немцем из деревни, который лет пятьдесят назад приходил к моему родителю с просьбой выделить ему комнату в коммуналке на том основании, что его жена только что родила первенца. И родитель дал. А чего ж не дать? Он был хороший гражданин. А первенец тот рос-рос, рос-рос, и выросло... Что выросло, то выросло! – с ударением на слове «выросло» закончил он.

Леонард Леонтьевич заметил холодно:

– Дорогой тесть, давайте не будем об этом. Ну и что, что мой отец просил у вашего жилье? Так, слава богу, яблоко далеко укатилось от яблони. А вот вы, похоже, все еще не избавились от чекистских и партийных замашек.

– А зачем мне от них избавляться? – откликнулся Бжезинский. – Мне и с ними, поверьте, неплохо живется. По крайней мере, в карточные долги не влезаю по самые уши... – Он помолчал секунду и добавил совсем уж нетактично: – Аки свинья в лужу.

Эллер вскочил из-за стола и врезал по нему кулаком:

– Что вы себе позволяете?!

– Да я себе в жизни много что позволяю, – отметил Борис Оттобальдович как ни в чем не бывало. – К примеру, покушать и выпить в своем доме с гостями. А вот гостям орать на хозяина воспрещается! – вдруг рявкнул он, вставая вслед за Эллером. – И ты, московская штучка, кажется, немножко об этом забыл!

Повод для скандала был настолько ничтожен, что я подумала: Бжезинский искал любой зацепки, любой искры, чтобы вспыхнуть. Вне всякого сомнения, так оно и было. Бжезинский явно провоцировал скандал, и Эллер, не менее спесивый, охотно принял вызов. Он ответил следующим «благородным» манером:

– Ты, коммунист хренов, кажется, позабыл, что твоя поганая власть кончилась!

– Да, и началась твоя – власть прохиндеев, воров, проходимцев и нуворишей! Фильмы он снимает... Ре-жис-сер... Слепил пять поделок да два сериала про бандитов нашлепал, вот и прославился. Деятель...

Эллер налил себе рюмку водки, лихорадочно выпил и, дернув себя за ус, выкрикнул в ответ:

– Давно пора с тобой разобраться! Сам пойду к губернатору, попрошу таких, как ты, вычесать. Коммуняки! Привык, что ему все можно... оскорбляет заслуженных людей!

От того благообразного, величавого мэтра кинематографа, безукоризненно галантного и предупредительного, какого я видела вчера в ресторане «Львиная грива», не осталось и следа. Леонард Леонтьевич метал громы и молнии. Хотя громы и молнии эти казались какими-то неестественными, наигранными. Или он работает на публику? Едва ли. Не того калибра тут публика, чтобы разыгрывать представление, – Лукин да его толстомясая женушка, тщетно только что умолявшая Эллера о роли в его новом фильме.

• Предыдущая
• 14/45
• Следующая