Машина времени Кольки Спиридонова - Сергеев Марк Давидович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/20
• Следующая

– За что вы его? За что?! – кричала она грозно, надвигаясь на главаря и заслоняя от него Огея.

Главарь произнес что-то нечленораздельное и скрылся в своей пещере.

– Безобразник какой! – кричала ему вслед Милочка. – Дерется, дерется, только и знает, что кулаками размахивать!

Она отвела Огея в пещеру, уложила его и стала успокаивать:

– Сильно он тебя? Сильно? Ну, ничего! Я ему покажу. Ишь какой! Маленьких обижает. Хочешь, я тебе песенку спою. Это я сама придумала:

– О-гей! – улыбнулся мальчишка. Он всегда произносит это свое «О-гей!», и Милочка поняла, что у слова не одно, а много значений. Вот сейчас «О-гей» прозвучало как, скажем, «о, ты и петь, оказывается, умеешь!»

– О-гей! – сказала она и тоже улыбнулась.

И тогда Огей тоже запел. Вот его песенка:

– О, – сказала Милочка, – я же знаю эту песню. Какая же она первобытная? Это же обыкновенная считалочка. Когда мы в жмурки играем, то всегда ее говорим.

«Кто знает, – подумала Милочка, – а вдруг эта считалочка дошла до наших дней с древних времен. Только вот у Огея она что-нибудь да значит, а у нас это просто бессмысленный набор слов».

Не успел Огей закончить свою песенку, как в пещеру вошел обеспокоенный Колька Спиридонов.

– Ты знаешь, – шепнул он Милочке, – фонарик пропал.

– Поищи-ка получше.

– Да нет же, я его брал с собой. Ну да ладно, батарейка в нем все равно кончилась.

Спиридонов вывернул карманы – на шкуру посыпались гвоздики, рыболовные крючки, коробок спичек, завернутый в полихлорвиниловый лоскуток – чтоб при случае не промокли спички, перочинный нож, сосновая шишка, чего там только не было… Не было только фонарика.

– У тебя, оказывается, есть крючки! – сказала Милочка.

– Ты не помнишь: есть в реках рыба, ты ведь уже учил все про древний мир…

– Рыбы? Рыбы есть… Ты знаешь, это – идея!… Урра! Эге-гей! Ай да я! Ай да мы!

– Чу-чу-бо! – сказал Огей, тронув Кольку за плечо. – Чу-чу-бо-огей.

– Что он говорит? – спросил Колька у сестры, которая знала уже много слов языка первобытных.

– «Чу-чу» – огонь, «Бо» – так называют главаря. Огонь-главарь, какая-то бессмыслица… Постой-постой, а за что главарь его бил?

– Огонь-главарь? – задумался Колька. – Уж не украл ли он фонарик?

Огей говорил что-то взволнованно, но так быстро, что даже Милочка не могла понять ни одного слова. Тогда он замолчал и» стал изображать. Вот Колька восседает на носилках. Па лице его – блаженство. Огей так точно изобразил Спиридонова, что невозможно было не рассмеяться: он зажмурил глаза, растянул в улыбке рот, выпятил грудь, левое плечо выдвинул вперед… Носилки трясутся, подпрыгивая в такт с шагами великанов, фонарик падает на траву, его хватает «бо», Огей бежит за ним, «бо» бьет Огея…

Колька вышел из пещеры и остановился, заслышав в кустах разговор. Прислушался. Главарь убеждал кого-то, грозил, приказывал. Много бы отдал Колька, чтобы понять, о чем идет речь. Он осторожно раздвинул колючие ветки, подкрался поближе и понял, что главарь задумал недоброе: в его руках поблескивал фонарик, и он давал пощупать еще недавно такую страшную и священную «молнию» своим друзьям. Они протягивали руки сперва с опаской, потом, осмелев, сжимали фонарик в ладони, затем разглядывали ее, отыскивая следы небесного огня, но ладонь оставалась чистой. Главарь нажимал кнопку («Ишь ты, и это подглядел!» – подумал Колька), но фонарик не горел, и это обстоятельство, по-видимому, смущало заговорщиков За спиной Кольки хрустнула ветка, он вздрогнул, оглянулся, опасаясь засады, и увидел Милочку. Она стояла на тропе, ведущей на поляну, и выговаривала Огею, как это обычно делала мама:

– Опять ты сегодня не мылся! Ну разве можно так? Ведь чистота – это залог здоровья? Понял?

Огей скалил зубы, преданно глядел на Милочку, но понять ее не мог.

– Ми-ла! – произносил он в ответ на каждое ее слово.

– Да ты сам взгляни на себя, – и Милочка протянула ему круглое зеркальце, с которым никогда не расставалась. Огей взглянул в зеркальце, увидел свой приплюснутый нос, большие удивленные глаза, смуглые щеки с грязными бороздками от недавних слез, испугался, бросил зеркальце на землю и убежал.

Колька негромко позвал Милочку, раздвинул кусты, знаками предупредив ее, что нужно молчать.

– Видишь? – и он показал ей на главаря и его приятелей, все еще вертящих в руках фонарик.

– Они что-то задумывают?

– Конечно. Главарь понял, что наш фонарик не страшен, что в нем нет никакой молнии.

– Ах, никакой! – рассердилась Милочка. – Я ему покажу!

– Тихо-тихо! Не связывайся с ними.

Но Милочка бесшумно выползла на поляну, спряталась в густой траве, поймала зеркальцем солнечный луч. Зайчик запрыгал по лицам заговорщиков, и вдруг ослепительный свет ударил в глаза главарю. Он испуганно заслонился рукой, отбросил фонарик и пустился наутек.

Еще густой, как взбитые сливки, туман висел над рекой, а наши герои были уже на берегу. По просьбе Милочки, Огей принес из своей пещеры тонкую прочную нить – ее свила мать Огея из жил мамонта, Колька привязал к ней крючок, небольшой камешек – для груза и кусок коры – поплавок На счастье поплевал Колька на крючок, забросил его подальше от берега и не успел мигнуть, как леска задергалась, поплавок ушел в воду. Подсек Спиридонов и вытащил на берег огромную трепещущую рыбину. Он никогда еще в жизни не видел таких: широкий хвост, чуть оперенный, похожий на киль самолета. Тело покрыто крупными чешуйками, на голове тоже чешуйки, что-то похожее на них, но только большого размера, казалось, голову слепили из темных листочков слюды. Плавники рыбы скорее походили на хвосты, словно из тела росли не легкие полупрозрачные крылышки, как у омуля или щуки, а присосались к нему половинки небольших рыб Спиридонов отбросил чудовище за спину, снова закинул удочку и снова вытащил буквально через секунду такую же рыбину.

– Две, – сказал он, радостно потирая руки. – Штук двадцать поймаю, – и хватит…

И подумал: «Вот бы у нас в Кынгырге было столько рыбы! Я бы чемпионом мог стать».

И еще одна громадина попалась на крючок. А четвертая – чуть не утащила рыбака в реку. Колька и эту бросил за спину.

Но рыба встала вдруг на свои плавники-ноги и как ни в чем не бывало зашагала посуху к реке. Колька оторопел. И вторая, и третья рыба, и первая тоже заторопилась к воде. Если бы Огей не прибил их крепкой дубинкой, не видеть бы Спиридонову улова.

– Вот уж чудо так чудо! – закричала Милочка и запрыгала, припевая:

А Кольке вспомнился вдруг урок зоологии, и он так явственно услышал голос учителя, что даже вздрогнул.

…Учитель расхаживал у доски и говорил про древние времена:

– Вам теперь покажется удивительным, что рыба запросто шагает по земле. А в те времена, давным-давно, водились на белом свете двоякодышащие рыбы. Были у них и жабры, было и нечто отдаленно напоминающее легкие. В те времена климат на земле менялся, реки порой пересыхали, моря, окруженные молодыми, все время формирующимися горами, меняли очертания своих берегов. И рыбам приходилось приспосабливаться. Чтобы не погибнуть, они научились ходить по суше, перебираясь из водоема в водоем. Переходы все увеличивались, и каждое новое поколение имело все более крепкие легкие, пока рыбы не перестали быть рыбами, а превратились в земноводных. Вот какая история.

• Предыдущая
• 8/20
• Следующая