Машина времени Кольки Спиридонова - Сергеев Марк Давидович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/20
- Следующая
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой Милочка обнаруживает таинственный люк, а Колька нажимает на все рукоятки.
Усталые, промокшие, они разожгли костер на вершине горы, стали греться у желтых языков огня. Искры летели в небо, оно стало темней и сумрачней, едва вспыхнул костер. Хорошо, что Колька догадался спички с собой захватить: худо в тайге без огня. Снова над головой засвистела сова, филин захохотал, провожая ночь, но Колька даже не обратил на них внимания-то, что случилось, – похуже лесных страхов; они действительно заблудились.
Колька достал из кармана курточки фонарик. Совсем позабыл о нем, когда бежал через лес! Тонким лучом пошарил по деревьям. Сова зажмурилась от света, взлетела и скрылась в чаще.
– Противная полуночница! – погрозил ей кулаком Колька и проводил птицу взглядом, пока ее не скрыла тень А над горами уже набирало силу солнце. Оно тяжелым мохнатым шаром катилось по вершинам, окрашивая их известковые шапки в алый, потом в лиловый, потом в голубовато-розовый цвет.
Солнце выпило туман в распадке. Все слабее, все прозрачнее становился он, и тогда, как на фотобумаге, опущенной в проявитель, начало постепенно проявлятся внизу, за деревьями какое-то строение.
– Это же «Елочки» – закричал Колька. – Урааа!
– Миленькие «Елочки»! – закричала Милочка. – Урааа!
– Э-ге-гей! Мы нашлись!
– Мы нашлись! Мы нашлись! Вот они мы!
– Э-ге-гей!
– Э-ге-гей! – ответило им эхо. И как мячик начало швырять этот крик с горы на гору. – Э-ге-гей!
Брат и сестра скатились вниз по песчаному склону, как обычно скатываются с новогодних ледяных гор: садятся и летят вниз. Перебрели через неширокий ручей. Остановились. Полуразрушенное здание, которое они увидели теперь совсем рядом, и отдаленно не напоминало дом отдыха «Елочки». Стены его были сложены из розового мрамора, точно такого же, как чаша одного из водопадов на реке Кынгырге: уж не оттуда ли неведомые строители брали камень? Там бутылочно-зеленая вода падает на отшлифованную ясно-розовую скалу и сверкает на изломах необычными красками – точно светится изнутри. Здесь мрамор суровый, потемневший от времени, пыли и дыма. Взрыв снес крышу дома, разрушил толстую надежную кладку стен, прорезав ее трещинами. Розовый мрамор. Черная сажа. Зеленая трава. Красиво и загадочно.
Они ходили по этажам полуразрушенного дома, разглядывали обгорелые стены – на них нанесло земли, и теперь сюда вскарабкались цветы. Даже невысокая березка примостилась на красном карнизе. Как только она там прижилась?
– Э-ге-ге-гей! – крикнул Колька. Посыпалась пыль со стен, обвалились комья земли, упали на бетонный, бугристый от затянувшей его глины, пол.
– Ты что швыряешься? – хмуро спросила Милочка.
– Я?
– Что же я сама в себя комок бросила?
Милочка пнула ногой комок глины, и вдруг там, где он только что лежал, сверкнула полоска металла. Милочка разгребла пыль, осколком камня соскребла глину и увидела блестящую, словно только что изготовленную, стальную плиту.
– Коля, сюда! Сюда! Здесь какие-то буквы! На плите и в самом деле было что-то написано! Буквы, старинной вязки, складывались в слова:
Коль праздным любопытством ты влеком, то не входи и сей плиты не трогай, иди, блаженный муж, своей дорогой, СЧИТАЙ, ЧТО Я С ТОБОЮ НЕЗНАКОМ.
Но если целый мир тебе – загадка, чтоб оный разгадать, путей не ищешь кратких, и свой живот не жаль познанию отдать – ВХОДИ. ДА БУДЕТ НАД ТОБОЮ БЛАГОДАТЬ!
– Наверное, там запрятано что-нибудь вкусненькое, – глотая слюнки, мечтательно сказала Милочка.
– С чего это ты взяла?
– А вот про живот написано. Сам же прочитал.
– Хо-хо! Про какой живот? Это про жизнь написано, ясно? «Не пощади живота своего», ясно? Давай-ка лучше откроем, посмотрим.
– А как же насчет праздного любопытства? Ведь тогда нельзя.
– А у нас не праздное, мы заблудились, нам деваться некуда.
Однако поднять плиту было не так-то просто: она точно вросла в пол.
Помог ржавый прут, толстый, похожий на длинный ломик. Он лежал поблизости. Кое-как просунули его под плиту, камень подставили, навалились на конец прута – плита завизжала на шарнирах и подалась.
По винтовой лестнице, темной и пыльной, подсвечивая себе фонариком, они спустились вниз. Комната, где они очутились, слабо светилась. Они поискали глазами окна – нет окон! Пошарили фонариком по стенам – ни щелочки. У самого люка, который, едва они ступили на лестницу, захлопнулся сам собой, они увидели чуть заметную кнопку, и Милочка – ей было ближе – нажала ее. Стало светлее. Но лампы не появились, а просто стены стали похожи на текучую радугу – по ним струился красный, оранжевый, желтый, голубой, синий, фиолетовый свет, краски смешивались и вновь отделялись одна от другой, стены, казалось, жили, дышали.
Почти половину комнаты занимало какое-то сооружение – прибор не прибор, машина – не машина. Беспрестанно вспыхивало и гасло множество циферблатов, дрожали и прыгали стрелки, мелькали миниатюрные молнии, зеленые и красные, гулко стучал метроном, словно это билось большое-большое сердце. Милочка даже прижала руки к груди. Ей показалось, что это и не дом вовсе, а живое существо.
Перед машиной удобно расположились два зеленых кресла, похожих на большие лопухи. Против сидений – экран и две рукоятки.
– Вот это да! – только и мог сказать Колька. Он уселся в одно из кресел, кресло запружинило под ним, и Колька стал покачиваться, как птица на ветке.
Милочка уселась на второе и тоже стала покачиваться.
– Ой как интересно! – сказала она. – Как ты думаешь, куда это мы пропали, а, Коля?
– Куда? На марсианский корабль! Нет, правда. Они прилетели на землю, а тут еще ничего не было – лес, река Кангырга да горы. Поговорить не с кем, дорогу узнать не у кого. А машина-то их при посадке потерпела аварию. Вот они разрезали гору на камни, сложили из мраморных кубиков дом вокруг машины, чтобы ни зверь, ни человек их тайны не разведал, а сами отправились сквозь лес и горы, туда, где предполагали найти жителей нашей планеты. И заблудились. На Марсе там каналы – линеечка, иди вдоль нее – и все ориентиры, а тут-мы и то заблудились. А машина стоит, ждет, все включено. А кто-то разузнал в чем дело – и в дом. А дом-то марсиане заминировали. Трах-бах! Взрыв. И остался гость с носом. А может даже и без носа.
– Нет, Коля, какие же марсиане, если надпись на люке на русском языке, это что-нибудь другое.
– Что другое?
– Лаборатория какая-нибудь. Наверное, ученый тайком построил в тайге, чтобы не мешали ему работать. А когда была в Сибири гражданская война, то сюда попал случайно снаряд или в самой лаборатории взрыв произошел.
– Интересно, что будет, если повернуть рукоятку? – как бы раздумывая произнес ей в ответ Колька. – Сразу все станет ясно.
– Колечка, миленький, не надо. А вдруг еще взорвется!
– Хо-хо! Взорвется!
– Не трогай ничего, Коля! Не трогай!
Но Коля взялся за рукоятки, с силой повернул одну из них до отказа. Стук металлического сердца стал резче, отчетливее, торопливее. На экране вспыхнули и погасли расплывчатые картины: какие-то бородачи рубили лес, ставили избы, деревянной сохой вспарывали пласты земли, вскакивали в седла, дрались на мечах. Потом женщины у чумов пели грустные песни, костяной иглой сшивая оленьи шкуры. Картины появлялись и исчезали с такой быстротой, что ничего толком нельзя было разглядеть.
Радуга на стенах замельтешила и смешалась. Пятна трепетали, все пошло кувырком, комната кружилась. Испуганно расширились глаза у Кольки. Он пытался повернуть рукоятку, вернуть ее в прежнее положение, но она не поддавалась никак. Силы оставили Кольку. Мир исчез. И только резкий давящий на перепонки вой, и только мелькание радуг, словно толчет их в ступе огромная безжалостная рука.
И вдруг – тишина. Все смолкло, все остановилось. Милочка и ее храбрый брат в глубоком обмороке лежали на сиденьях кресел-лопухов.
- Предыдущая
- 3/20
- Следующая
