Вольный стрелок - Серегин Михаил Георгиевич - Страница 52

• Предыдущая
• 52/76
• Следующая

— Мне в самом деле нет никакого интереса протирать нары, — незамедлительно отозвался Свиридов, — что же ты хочешь?

Марков хотел, можно сказать, совсем немногого.

А именно — убить одного замечательного государственного деятеля. Совмещающего работу в городской мэрии и активный — и весьма сомнительный, а порой попросту противозаконный — бизнес. До недавних пор он покровительствовал, а теперь на волне президентской кампании (напомню, это был 1996 год) решил реализовать кое-какие свои амбиции. В этом плане союз с откровенным криминалитетом был ему невыгоден, и этот господин — с милой фамилией Веселов — решил избавиться от недавних партнеров.

Марков решил начать ответные военные действия, но два следующих одно за другим покушения на ренегата провалились.

Именно в этот момент под руку подвернулся явно не дилетант в науке убивать Владимир Свиридов. И такова была теперь плата за его свободу.

Убить Веселова.

Он честно расплатился по представленным ему счетам.

Причем в процессе подготовки к финальному выстрелу Влад увидел красу и гордость администрации с таких отвратительных сторон, что испытал искреннее желание стереть с лица земли этого порочащего человеческое племя мерзавца даже безвозмездно.

После этого он не расстался с Марковым, и этот союз дал свету Чистильщика, Робин Гуда наших дней, погрязшего в крови, грехе, часто смеющегося от разочарования и боли, мифического киллера Поволжья — Вольного Стрелка.

Нелепая, грустная сказка наяву.

Влад недаром вспомнил свое первое дело — с Веселовым. Потому что Михаил Лукинский и по своему положению, и по своим занятиям с единовременным совмещением коммерческой и политической деятельности напоминал покойного сотрудника мэрии. Кроме того, по отзывам общих знакомых — а, как известно, все люди планеты знакомы друг с другом через цепочку в пять человек, — он слышал о нем сомнительные и противоречивые отзывы. Но все это требовало тщательной проработки.

Все-таки он, Влад, так и не смог опуститься до уровня обычного, пусть исключительно высококлассного, киллера. Для него существовали многие этические барьеры, общие для всех людей.

Какая глупость, часто закрадывалась мысль. Но, быть может, именно благодаря этому, а не только исключительному искусству выживания он все еще не отправился держать ответ за грехи перед богом.

Он часто вспоминал о боге. Странно, но и их идеологический, а в сущности, духовный наставник в спецотряде «Капелла» профессор Климовский часто упоминал бога.

И это в то время, когда только суетная атеистическая чесотка забавляла серые безликие массы в этой проклятой этим не существующим для них богом стране — и то лишь как попытка беспомощно ощупаться в этом мире.

И вот сейчас, как то ни странно, он направлялся в церковь. В Воздвиженский собор. Нет, Влад вовсе не считал необходимым систематическое посещение церкви и аккуратное соблюдение налагаемых церковью запретов, обязательств и постов. Это было бы фальшью и лицемерием.

Для этого ему нужно было выполнять хотя бы одну заповедь: не убий.

Так, как выполнял ее бывший его боевой товарищ Афанасий Фокин, который принял священнический сан, поставил крест на прошлом и теперь служил литургии в упомянутом соборе.

Он нашел высокого благообразного священника в неподобающем для того месте, а именно в мужском туалете.

— Здорово, отец Тук! — весело приветствовал Влад Фокина, а ныне преподобного отца Велимира. Тот басовито кашлянул и строго поглядел на Свиридова.

— Что, душегуб, опять умерщвляешь мою паству, аки агнцев на закланном месте? — гнусавым монашеским голосом, чуть нараспев, произнес он.

— Ни хрена себе агнцы! — воскликнул Свиридов. — Любого волка загрызут, знаешь. Ты вот что, Илюху моего не видал? Он же у тебя бывает иногда — грехи замаливает, что ли.

— Да нет, он у меня своих мымр исповедует, — окая, ответил отец Велимир. — Да что-то давно его у меня не бывало.

— Кстати, что хорошего ты можешь сказать мне о Михаиле Борисовиче Лукинском?

Отец Велимир пристально взглянул на улыбающегося Свиридова и произнес, поглаживая короткую, но окладистую бороду:

— Ничего такого, за что можно его убить.

— А я и не собираюсь его пока что убивать. Хотя признаюсь тебе, Фоня, бабки за это я уже срубил. Аванс, естественно.

— Бог тебе судья, Володя, — кротко ответил Афанасий. — А ко мне-то что пришел? Просто навестить или же навести на мысль? Например, помочь тебе стричь паству, а, грешник?

— Да нет, спасибо, Афоня, мне и самому пока на жизнь хватает. А вот кое-какая информация не помешала бы. Ты у нас, несмотря на сан, человек светский, по презентациям бродишь, политиков-коммерсантов на богоугодные дела благословляешь, в общем, знаешь весь город. Нам, бедным бандитам-головорезам, за вами не угнаться, пресвятой отец. Тем более что я уж, почитай, весь этот девяносто девятый год бока на диване протираю и теряю, так сказать, квалификацию. Наставь на путь истинный, владыко.

— Ладно, брось обезьянничать, — оборвал его отец Велимир. — Тебя интересует Лукинский?

— А еще больше меня интересует человек, который Лукинского мне заказал. Представь себе, Афоня, что молодец, который таким трогательным образом обеспокоился здоровьем Михаила Борисовича, заявил мне, что мой телефон ему дал чуть ли не перед смертью Валера Марков. Это при том, что я номер месяц назад поменял.

— И что это еще за гусь? — проворчал святой отец.

— Некий Алексей Алексеевич Гапоненков. Слыхал или как?

Глаза Фокина блеснули насмешливым масленым огоньком.

— И слыхал, и или как, — ответил он. — Если, конечно, ты говоришь об этом прохиндее из «Сапфо», а не о каком-нибудь его полном тезке и однофамильце.

— А что, встречаются и такие?

— Конечно. Вот, например, одна из моих прихожанок, студентка филологического факультета университета, на исповеди жаловалась мне на ослиное упрямство некоего преподавателя, не желающего воспослать ей зачет.

— Ох и прохиндей ты, Афоня, — прищурившись, усмехнулся Свиридов, — даже на человека стал похож, не то что тогда, в «Капелле». Так что о Гапоненкове? О моем работодателе, а не об этом университетском спиногрызе, конечно.

• Предыдущая
• 52/76
• Следующая