Подарок девушки по вызову - Серегин Михаил Георгиевич - Страница 53

• Предыдущая
• 53/60
• Следующая

Кроме этой ночной рубашки, на Ирине ничего не было. Вероятно, она ждала задержавшегося в вестибюле супруга, а вместо него едва не получила пьяного Фокина.

Непотребное состояние Ильи, кажется, окончательно добило ее, потому что как только Свиридов сказал: «Извини, Ирочка.., что вот так получилось…» — она опустилась на колени и, уткнувшись лбом в мягкий толстый ковер, беззвучно заплакала, вздрагивая хрупкими плечами.

Влад присел рядом с ней и произнес:

— Ну что ты, девочка.., да стоит оно того, чтобы вот так расстраиваться? Ну, подумаешь, нахерачился парень на радостях.., ну с кем не бывает? А Афанасий — так ты не обращай на него внимания. Он, когда выпьет, и не такое может отмочить.

Она судорожно всхлипнула и подняла на него какое-то серое лицо, так не похожее на то, лучащееся счастьем и совершенным довольством жизнью — что видел у нее Свиридов сегодня днем.

— Ты.., хочешь уйти?

Влад, у которого при этих почти жалобных, почти умоляющих задыхающихся словах по спине пробежал холодок, медленно покачал головой:

— Нет.., я не уйду, пока ты не заснешь.

Ирина выпрямилась, и Владу тут же бросилась в глаза ее тяжело вздымающаяся грудь, выпукло обтянутая полупрозрачной тканью. В голове зажужжала глупейшая мысль.., про то, что женщины дышать грудью, а мужчины животом.., но в этот момент Ирина произнесла хрипло и с отчаянной решимостью:

— А если я совсем не засну?

Господи, это же жена брата! Это же подло — делать так, как сейчас неминуемо, непоправимо — все повернется!

— Твой брат очень похож на тебя… — со странной блуждающей улыбкой — на влажных глазах еще не высохли слезы! — произнесла она. — Очень похож.., будем считать, что я перепутала вас в темноте…

И Свиридов почувствовал на своих губах губы молодой жены своего брата и ее руки на своих плечах. Он прерывисто вздохнул и, легко подхватив выгнувшееся тело молодой женщины, понес ее к огромному брачному ложу.

На самом краю которого, скорчившись и испуская отчаянный храп — он всегда храпел, когда перебирал со спиртным — спал Илья…

И в метре от него оказалась его молодая жена с его же родным братом. Илья должен был проснуться, но не проснулся, хотя было отчего.

Илья не проснулся и тогда, когда протяжные стоны, взвизги и всхлипывания сменились ровным и жутко спокойным голосом Ирины.., она пила слабоалкогольный коктейль, приготовленный ей Владом, и говорила:

— Ты просто ничего не знаешь, Володя. Илья.., я так хотела его, чтобы прервать эту проклятую череду противоестественных.., жутких связей. Ты не знаешь ничего.., дело в том, что моим первым мужчиной.., в тринадцать лет.., стал мой собственный отец.

Свиридов приподнялся на одном локте и посмотрел на это прекрасное бледное лицо, обрамленное горящими в тусклом свете ночника рыжими волосами.., они стали огненно-красными, как солнце.

— Он жил без жены, да ему и не надо было, потому что вместо жены у него была я. А потом я ушла от него.., дядя купил мне квартиру. Но и он.., вероятно, дорогой папа рассказал ему, как хорошо в постели с собственной кровью, как сладок и не правдоподобно хорош инцест, и тогда дядя Андрей.., он стал моим вторым мужчиной. Потом был еще и третий.., самый страшный… — Она внезапно умолкла, понимая, что уже сказала непоправимо много лишнего человеку, которого, собственно, не знает и который оказался в ее объятиях только по воле прихотливого бродяги-случая.

И, как любил говаривать Влад в минуты подкатывающей веселой циничности, от случая до случки — один шаг.

И вот теперь, стоя на мосту, Свиридов вспоминал эти ее слова и понимал, что, быть может, именно они стали определяющими в ее дальнейшей судьбе.

…Свиридов подумал, что если бы сейчас вот здесь, на этом огромном мосту, стоял не он, а Илья, у тускло бормочущего дряхлого льда в двадцати метрах внизу было бы куда больше шансов почувствовать соленый привкус теплой — усугубляющей таяние — свежей человеческой крови.

Реализация суицидального синдрома — да, так определяется это преступление перед богом и собственной совестью.

Раннее утро в Москве выдалось на редкость холодным. Когда полусонные Влад и Настя вышли на спусковой трап, лицо им обожгло таким ледяным порывом ветра, что Настя аж взвизгнула, а Свиридов попытался укутаться в свою тонкую курточку, распахнутую на груди.

— Минус десять, не меньше… — пробормотал он. — Похолодало…

Не успели они спуститься, как от стоявшего в нескольких метрах от трапа черного «Ауди» отделился человек в черном полупальто и с цветным шелковым шарфом на шее и, приблизившись к сощурившему глаза Свиридову, произнес:

— Шеф ждет вас, Владимир Антонович.

Это был человек подполковника Стеклова.

— Ага, — удовлетворенно произнес Свиридов. — Все понятно. Это за нами, Настька.

— Кто? — тревожно спорхнуло с ее дрожащих губ (хотя дрожала она отнюдь не от страха, а всего лишь от пронизывающего холода).

— Все нормально, — махнул рукой Свиридов. — Я звонил им вчера ночью и предупредил, каким рейсом мы прилетаем.

Человек в черном пальто почтительно распахнул перед ними дверь автомобиля. Оказавшись в теплом, уютном салоне, Настя немедленно задремала.

— Владимир Иванович еще не в Москве? — спросил Влад.

— Он прилетает через два часа, — отозвался человек в черном пальто. — Чартерным рейсом из Копенгагена.

— Так он же улетал в Брюссель?

— Пути начальства неисповедимы, — отозвался тот. — Особенно авиапути.

Подполковник Стеклов ждал Владимира в своем большом, ярко освещенном кабинете. Он был хмур и сосредоточен и при появлении Влада только показал ему на стул справа от большого длинного стола для совещаний.

— Какие новости? — быстро спросил он. — Тебе пригодилось удостоверение?

— Еще как, — сказал Свиридов и полез под свитер. Оттуда он извлек мятую картонную папку и выложил ее перед Стендовым.

— Что это?

— То, ради чего я совершил этот, откровенно говоря, утомительный и хлопотный вояж, — серьезно проговорил Владимир, — документы убийцы и документы жертвы. Они так схожи, что их легко перепутать.

Подполковник Стеклов долго смотрел на Влада, а потом протянул руку и взял папку, и все так же — молча, с каменным лицом и угрюмой сосредоточенностью в светлых глазах — начал просматривать роковые бумаги.

Истории болезни Михаила и Елизаветы Блажновых.

— Ну что, Илюша.., ты что-нибудь понимаешь?

Фокин поднялся на кровати и сел, тут же со стоном схватившись за голову.

Голова была кем-то заботливо перевязана, но это отнюдь не облегчало страданий Афанасия.

— Что это было.., мать твою?

Илья медленно прошел вдоль плохо отштукатуренной стены и, едва не свалив обогреватель «Dragon de longhi», ткнулся носом в массивную железную дверь.

— Что это было, сложно сказать.., но то, что мы в чудовищном говне, это абсолютно точно.

— Ты что, ничего не помнишь?

— А ты?

— Я.., мне, кажется, врезали по черепу. Так что… в-в-в.., уфм-м! не помню.

— Вот и я не помню, — грустно протянул Илья и посмотрел на сгиб своей правой руки.

Там виднелось несколько точек инъекций, а вокруг одной из них синело болезненное темное пятно кровоподтека — то, что наркоманы, промазавшие мимо вены, называют «фуфло».

— Только, мне кажется, мы тут уже дня три, — протянул Илья.

— Почему ты так решил?

Илья только анемично пожал плечами, и в этот момент в двери что-то заскрежетало, и она распахнулась. В проеме появилась массивная фигура мужчины с большой связкой ключей в правой руке, и он проговорил:

— Так.., ты — на выход.

Фокин закряхтел и попытался было подняться, но был остановлен коротким ленивым окриком:

— Да не ты, громила! Парень.

Свиридов-младший посмотрел на вошедшего блеклым взглядом и спросил:

— Нас убьют?

— Хотели бы — давно бы шлепнули, — все тем же ленивым голосом ответил тот. — Так что не парься, дурик.., пойдем за мной.

• Предыдущая
• 53/60
• Следующая