Бабочка - Шарьер Анри - Страница 50

• Предыдущая
• 50/100
• Следующая

— Спасибо, ваш рассказ заинтересовал суд и прояснил несколько моментов. Перерыв пятнадцать минут. Я не вижу вашего защитника, где он?

— У нас нет защитника. Прошу мне разрешить защищать себя и своих товарищей.

— Пожалуйста, законом это не возбраняется.

— Спасибо.

Через четверть часа заседание возобновляется.

Председатель:

— Шарьер, суд разрешает тебе взять на себя свою защиту и защиту твоих товарищей. Мы лишим тебя этого права, если будешь вести себя непочтительно в отношении администрации.

— Прошу суд аннулировать обвинение в попытке убийства. Это обвинение нелогично, и я вам это докажу: в прошлом году мне было двадцать семь лет, а Кложе — тридцать. Мы только что прибыли из Франции и были полны сил. Наш рост метр семьдесят и метр семьдесят пять. Араба и надзирателей мы били ножками от наших кроватей. Ни один из четверых серьезно не пострадал, что говорит о том, что мы били их осторожно, с целью оглушить, и как можно меньше повредить им. Обвинитель забыл или не хотел сказать, что железные ножки были обернуты тряпками. Суд наверняка понимает, что способен сделать сильный человек, избивая другого даже прикладом винтовки по голове. Теперь, представьте себе, что мы могли сделать, имея в руках такое орудие, как железные ножки от кроватей. Хочу обратить внимание суда также на то, что ни один из четверых не был даже помещен в больницу.

Мы осуждены на пожизненное заключение, и побег для нас — меньшее преступление, чем для людей, осужденных на короткие сроки. В нашем возрасте очень трудно смириться с мыслью о том, что мы никогда больше не вернемся к нормальной жизни. Прошу суд учесть это.

Председатель суда перешептывается с помощниками, потом ударяет молоточком по столу.

— Подсудимые, встать!

Мы стоим прямо, ожидая приговора.

Председатель:

— Суд отклоняет обвинение в попытке убийства. За побег вы осуждаетесь на два года изоляции.

Мы говорим все вместе: «Спасибо, командир», а я добавляю: «Спасибо суду».

Присутствующие на заседании тюремщики не верят своим ушам. Все друзья, даже те, кто получил суровое наказание, от души поздравляют нас.

Приходит Франсуа Сьерро и обнимает меня. Он одурел от счастья.

Завтра мы отплываем к островам Благословения. Итак, моя отчаянная борьба закончилась. Через несколько часов я буду заключен на всю жизнь.

Я потерпел поражение в бою, но душа моя еще не побеждена.

Мне следует радоваться тому, что я присужден всего к двум годам пребывания в этой страшной тюрьме на острове Сен-Жозеф. Я выйду оттуда, когда мне будет всего тридцать лет.

Побеги с острова можно пересчитать по пальцам, но ведь некоторым все-таки удается бежать! Я тоже сбегу, это ясно. Через два года я сбегу с островов. Говорю это Кложе, который сидит рядом.

— Бабочка, я завидую твоей непоколебимой вере в то, что однажды ты будешь свободным. Вот уже год ты занимаешься побегами и все еще не сдался. Удивляюсь, что и здесь ты не предпринял попытку бежать.

— Здесь, друг мой, только одна возможность: подбить заключенных на бунт. Но эти сорок мужчин — старые заключенные, которых тропа разложения уже полностью поглотила: людоеды, парни с муравьями, человек, который подсыпал яд в суп, чтобы отравить другого и, не колеблясь, отравил при этом еще семерых, ни в чем не виновных. Подняв этих типов на бунт, мы погубили бы себя.

— Но на островах будут такие же.

— Да, но на островах мне не нужна будет ничья помощь. Уйду один или с другом. Ты улыбаешься, Кложе. Почему?

— Я улыбаюсь тому, что ты никогда не оставляешь эту мысль. В тебе горит огонь мести, ты хочешь предъявить счет этой троице, но в то же время ты не понимаешь, что твоя цель недостижима.

— Спокойной ночи, Кложе. Завтра мы увидим эти острова Благословения. Интересно, почему эти адские острова называют островами Благословения?

Рано утром мы отплываем к островам. Нас двадцать шесть человек на палубе корабля. Это «Танон», водоизмещением в 400 тонн, который совершает регулярные рейсы по маршруту Кайенна — острова Благословения — Сен-Лорин — Кайенна. Нас по двое заковывают в цепи и надевают наручники. За каждой группой из восьми человек следят четверо надзирателей с ружьями в руках. За группой в десять человек, что расположилась позади нас, присматривают шестеро тюремщиков и двое ответственных за транспорт. Из-за ужасной погоды каждый из нас находится на грани обморока.

Во время путешествия я решил немного поразвлечься. Обращаюсь к надзирателю, который стоит рядом со мной с похоронным выражением лица.

— Если эта гнилая посудина пойдет ко дну — что вполне вероятно — мы не сможем спастись из-за цепей.

— А нам наплевать, тоните себе на здоровье, — отвечает он, — мы получили приказ заковать вас. Отвечать будет тот, кто отдал приказ. Нам бояться нечего.

— Однако, если этот гроб разрушится, все мы — с цепями или без цепей — пойдем рыб кормить.

— Этот корабль давно плавает по этому маршруту, и ничего с ним еще не случалось, — отвечает мне этот придурок.

— Ну, конечно. Именно из-за того, что эта посудина плавает слишком долго, с ней каждую минуту может что-то случиться.

Мне удалось добиться цели: злившее меня молчание нарушилось. Заключенные и надзиратели продолжают спорить:

— Да, это ненадежный корабль, и к тому же нас заковывают в кандалы. Без цепей у нас все же имеется какой-то шанс.

— В мундирах, сапогах и с ружьями у нас не больше шансов.

— Ружья не в счет, в случае чего от них можно просто избавиться.

Я подливаю масла в огонь:

— А где спасательные лодки? Я вижу только одну маленькую лодочку, в которой поместится не больше восьми человек. Капитан, команда… А остальные по воздуху полетят, что ли?

— Верно, ничего нет. Это ужасная халатность: подвергать опасности драгоценные жизни глав семейств, и для чего? Чтобы сопровождать этих ничтожных людишек?

Один из командиров транспорта смотрит на меня и спрашивает:

— Ты Бабочка, который вернулся из Колумбии?

— Да.

— Не удивляюсь, что ты так далеко забрался. Ты, как видно, неплохо разбираешься во всем, что касается моря.

Я важно отвечаю:

— Да, неплохо разбираюсь.

С мостика спускается капитан, черный, как негр из Томбукту, низкорослый и жирный, с очень молодым лицом, и спрашивает, где ребята, которые на бревне доплыли до Колумбии.

— Этот, тот и вон тот, в стороне.

— Кто был капитаном?

— Я, господин.

— Ну, парень, поздравляю тебя, ты настоящий моряк. Вот тебе — он сует руку в карман. — Возьми голубой табак и бумагу. Кури на здоровье.

— Спасибо, капитан, но и тебя я должен поздравить — надо иметь много смелости, чтобы раз или два в неделю выходить в море на этом гробу.

Он смеется.

— Да! Ты прав! Его давно пора отправить на кладбище, но компания надеется получить страховку после того, как он потонет.

Я еще раз подкалываю его:

— Счастье, что имеется спасательная лодка для тебя и команды.

— Это верно, — говорит капитан машинально и уходит. Спор, который я спровоцировал, продолжался более четырех часов, и у каждого нашлось, что сказать.

10 часов утра. Мы плывем на северо-восток — против ветра и против волн, и корабль качает больше обычного. У многих заключенных и надзирателей морская болезнь. На мое счастье моим соседом оказался моряк. Нет ничего более неприятнее человека, который блюет тебе в руку. Этот парень — настоящий парижанин. На островах он уже семь лет, хотя сравнительно молод — ему тридцать восемь лет.

— Меня зовут Тити ля-Белот. Должен сказать тебе, дружище, что игра в белот — мой конек. На островах я добываю себе этим пропитание. Можно в ночь заработать около четырехсот франков.

— Значит, на островах много денег?

— Да, на островах полно патронов с деньгами. А ты, видно, новичок. Ничего не знаешь?

• Предыдущая
• 50/100
• Следующая