Пропала женщина (сборник) - Рассел Рэй - Страница 23

— И там начались ваши приключения?

— Какие там приключения! На Бермудах мы валялись на веранде в одних трусах и чистили картошку. Еще мы вырубили в коралловом известняке площадку для тенниса. Как-то раз старшина вызвал отделение и сказал, что ему надо послать шестерых в глубь острова с каким-то заданием. А мне он велел остаться. «Не огорчайся, — говорит, — мы найдем тебе другую работу. В море тебе не придется идти». «Но я за этим сюда и приехал», — выпалил я. «Что? — сказал он. — Собирай вещи и будь здесь в два часа». В тот же день я получил назначение на крейсер. Просто повезло, вот и все.

Джеффри поднял бокал.

— Выпьем! Я не слишком много болтаю?

— Что вы, очень интересно! Продолжайте.

— Ну так вот. Крейсер был довольно дряхлый, но мы все же неплохо повеселились в Тихом океане. Нам было приказано найти и потопить немецкое вооруженное торговое судно, но мы искали его три месяца и ни разу даже не видели. Из этого рейса мне больше всего запомнился пикник, который мы устроили в Перу, на окраине небольшого городка. Двести матросов, соленый арахис, бутерброды с котлетой, пиво. А вечером танцы: к нам на пикник сбежались соломенные вдовы со всех окрестных городишек.

— Да, такое, понятно, не забудешь. А как с производством?

— Через некоторое время я вернулся в Англию, обучался на разных курсах и наконец был произведен в младшие лейтенанты. Я слышал, как ребята говорили о радарах, и мне стало интересно. Я попросил назначение в отряд радарного управления истребителями. Меня направили на конвойное судно, затем я попал на «Инкорриджибл». Мы участвовали в большинстве крупных боев в Тихом океане, даже доходили до Японии. Собственно говоря, мои самолеты вылетели бомбить Токио, когда по радио сообщили о капитуляции Японии. Как же было приятно им телеграфировать: «Возвращайтесь, ребята, война окончилась».

— Вы так это все рассказываете, точно были не на войне, а на увеселительной прогулке.

— На расстоянии все кажется приятнее. Иногда нам приходилось работать по двадцать три часа без передышки.

Джеффри обмяк на стуле, словно его охватила усталость при одном воспоминании об этих днях.

— Не знаю, по какой причине, — сказал он, — то ли от выпитого вина, то ли от вашего присутствия, но на душе у меня как-то легче, несмотря на то что меня подозревают в убийстве.

Памела чуть не выронила из рук чашку с кофе.

— Что за чушь? — воскликнула она.

— Правда-правда. Инспектор старался меня успокоить, но тем не менее я в списке подозреваемых.

— Вы слишком впечатлительны.

— Ничего подобного. Дело в том, что отец оставил мне наследство.

— В этом нет ничего особенного.

— Я не могу доказать, что я этого не делал. А все остальные могут.

— Что за нелепость, — нахмурившись, сказала Памела.

— Я же вам сказал, что из вас никогда не получится врач.

— То есть как?

— Если к вам поступит молодой человек с голубыми глазами и черными кудрями, вы посмотрите на него и скажете: «Не может у него быть аппендицита — такой симпатичный молодой человек! Положите его в постель и дайте таблетку аспирина».

Памела рассмеялась.

— Вздор! Я знаю, что в человеке легко ошибиться, и знаю, что интересный мужчина может оказаться последним негодяем. Но как бы вы ни уверяли меня, что способны на убийство, я в это ни за что не поверю.

— Могу только сказать, что это отнюдь не научный подход. Вот инспектор — человек более здравомыслящий. Он задал мне несколько очень щекотливых вопросов.

— Они, наверное, всем их задают.

— Как мне надоело это слышать! Он меня уверял в том же. Так или иначе, боюсь, что многие будут думать, что это сделал я.

— Многие! — воскликнула Памела с уничтожающим презрением. — А что вам до них за дело?

— Я отдал бы все, чтобы нашли действительного убийцу.

— Лучше постарайтесь об этом меньше думать. Занимайтесь своей работой, приглашайте меня иногда в ресторан, внушите себе, что ничего этого не было.

— Замечательный совет. Может быть, мне и удастся все забыть, если вы мне поможете. Кстати, вы, случайно, не обручены?

Она показала ему левую руку.

— Видите — никаких следов кольца.

— А я весь вечер пытался рассмотреть, есть кольцо или нет.

— Ну вот, одной заботой меньше. Мне ведь всего двадцать три года.

— Это ничего не значит. За год или два можно бог знает что натворить.

— Я разборчива, — сказала Памела. — И у меня очень мало времени.

— А я думал, что все студенты-медики…

— Это было справедливо, когда в медицинские институты принимали только мужчин. А я думала, что все моряки…

Джеффри засмеялся.

— На моей совести не так-то много грехов. Я, наверное, тоже разборчив.

— По-моему, мы достаточно наговорили глупостей, — сказала Памела. — Наверное, выпили лишнего. Когда я завтра буду вспоминать этот разговор, то буду страшно ругать себя.

— А я буду хранить память о нем всю жизнь.

— Господи, вы впадаете в сентиментальность! Того и гляди, прослезитесь. Видно, нам пора идти. Это был очень приятный вечер. Большое вам спасибо.

И Памела с решительным видом поднялась со стула.

На обратном пути Джеффри вел машину очень осторожно и очень медленно. Оба молчали. Потом он сказал:

— Мне кажется, что я в вас влюбился.

— Ерунда. Мы знакомы только двадцать четыре часа.

— Я тоже сосчитал часы. А почему мне нельзя в вас влюбиться? Вы красивы, умны, добры…

Памела нахмурилась.

— Пожалуйста, перестаньте, — попросила она. — Вы меня совсем не знаете. Какой же вы, однако, импульсивный человек. Честное слово, это даже смешно.

Джеффри замолчал. Некоторое время спустя Памела проговорила:

— Вы сердитесь на меня?

— Мне не за что на вас сердиться. Я действительно импульсивный человек. А сегодня к тому же я не в себе. Но ни слова из того, что я сказал, я назад не возьму, — с вызовом закончил Джеффри.

— Я вовсе не хочу, чтобы вы брали свои слова назад. Вы мне нравитесь. Я не вижу нужды притворяться. И мне хотелось бы вам помочь.

Лицо Джеффри опять омрачилось.

Остановив машину возле дома доктора, Джеффри посмотрел на Памелу и сказал:

— Доброй ночи, Памела. Вы не представляете, как мне не хочется с вами расставаться. Какой это был чудесный вечер!

Он положил руку на спинку ее сиденья, наклонился к ней, но не поцеловал, а только сказал:

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Джеффри, — ответила Памела и вышла из машины.

— Дьявол! — воскликнул Джеффри.

Памела остановилась.

— В чем дело? — спросила она.

— Я хотел вас поцеловать и не решился.

Памела наклонилась к нему и легонько поцеловала в щеку.

— Спокойной ночи, милый.

Она взбежала по ступенькам крыльца, быстро отперла дверь и скрылась в доме. Внутренний голос укорял ее: «Этого не надо было делать. Ты совершила глупость. Слишком рано».

Другой голос ответил с вызовом: «А мне хотелось! Он мне очень нравится!»

Проснувшись на следующее утро, Джеффри испытал сложную гамму ощущений. Воспоминание о трагедии по-прежнему угнетало его, и думать о предстоящем дне было очень тяжело.

Но было и другое. Он чувствовал, как в его душе появилась радость. Он упрекал себя за бесчувственность, напоминал себе, что не прошло и двух дней со смерти отца, что его еще даже не похоронили. Но радость не уходила, и ему даже не было стыдно.

Приняв ванну и побрившись, Джеффри спустился в гостиную позвонить по телефону. Миссис Армстронг еще не встала. Джеффри нашел номер Уитвортов в телефонной книге.

— Это квартира доктора Уитворта? — спросил он. — Позовите, пожалуйста, мисс Уитворт.

Некоторое время спустя Памела взяла трубку.

— Кто говорит? — спросила она.

У Джеффри перехватило дыхание. Ее голос нравился ему даже по телефону, а это уже говорило о многом.

— Это я, Джеффри Холлисон, — проговорил он.

— Да? — настороженно сказала Памела. — Доброе утро. Какая вы ранняя пташка!