Экспансия – III - Семенов Юлиан Семенович - Страница 63

• Предыдущая
• 63/133
• Следующая

Риктер, положив руки под щеку, спал, чуть посапывая.

Достав из-за пояса пистолет, Штирлиц осторожно спустился в комнату; балансируя руками, пересек комнату, уперся дулом в ухо Риктера, вторую руку положил ему на плечо, сразу же почувствовав, как оно сначала напряглось, а потом безвольно обмякло.

— Хайль Гитлер, дружище Риктер, — шепнул он, склонившись над головой немца. — Это я, Штирлиц. Если крикнешь — пристрелю. Тебе есть что терять, а мне — нет, все потеряно. Понял?

Тот резко кивнул головой и спросил:

— Можно повернуться?

— Разговаривай шепотом.

— Хорошо, штандартенфюрер.

— Помнишь мое звание?

— Конечно.

— Поворачивайся.

Лицо Риктера в лунном свете показалось Штирлицу таким белым, будто его обсыпали мукой.

— Кто по национальности твой телохранитель?

— Аргентинец… Это соглядатай… Мне ведь некого опасаться, я не числюсь в списках разыскиваемых, просто он постоянно сопровождает меня.

— Как его зовут?

— Мануэль.

— Спит хорошо?

— Да. Он никогда не просыпается…

— Он может пройти к тебе только через ванную комнату?

— Нет, у него есть и другой ход. Через кабинет…

— Двери запираются?

— Он не придет, штандартенфюрер.

— Повторяю вопрос: двери запираются?

— Да, там есть защелки…

— Сейчас я закрою обе двери… Где у тебя оружие?

— У меня его нет.

— Но ты понимаешь, что я буду вынужден сделать, если ты включишь какую-нибудь систему?

— Понимаю.

— Я пришел к тебе с торговым предложением. В твоих интересах провести переговоры в обстановке взаимного понимания, нет?

— Можно сесть?

— Пожалуйста.

Штирлиц, не спуская с него глаз, подошел сначала к двери, что вела в ванную комнату, потом к другой тяжелой, массивной, соединявшей спальню с кабинетом, осторожно закрыл их и быстро вернулся к Риктеру, который сидел, словно приговоренный к смерти средневековый ученый, — в белой длинной ночной рубашке, опустив безвольные руки между острыми коленями.

— Ты понимаешь, зачем я пришел к тебе, Риктер?

— Не совсем…

— Ты успел унести с собою идею моего Рунге… Человек, которого я чудом спас от гибели… У меня есть твои рапорты Мюллеру о работе, которую ты с ним проводил, анализ его исследований, описание методов, применявшихся во время допросов с устрашением, словом, все то, что позволит союзникам посадить тебя на скамью подсудимых, потребовав выдачи трибуналу… Позиция ясна?

— Да.

— Оспаривать не будешь?

— В общем-то, позиция поддается раскачке, штандартенфюрер… Меня здесь поддерживают…

— Тебя поддерживают до тех пор, пока мы, братство, не сказали своего слова. Ты подошел к Перону, минуя нас, ты обошел нас, Риктер, нет?

— Я действовал самостоятельно, это верно.

— Ты отдаешь себе отчет в том, как мы нуждаемся, особенно в это трагическое время, в рычагах влияния на здешних руководителей? Ты — рычаг такого рода… Мы заинтересованы в тебе… А особенно я. Понятно?

— Да.

— Ну и хорошо. Сейчас ты напишешь согласие работать на меня: во-первых, кратко сообщишь, на каком этапе находятся твои разработки, какие фирмы и откуда поставляют тебе товар: во-вторых и в-третьих, перечислишь тех физиков из НСДАП, которые прибыли сюда и в Кордову по твоим рекомендациям.

— Зачем вам все это? — прошептал Риктер с отчаянием. — Если нуждаетесь в деньгах, скажите, я готов помогать постоянно… Хотите работать — пожалуйста, здесь нуждаются в людях вашего типа… Зачем нужны эти забытые упражнения по конспирации?

— Очень плохо, что ты забываешь упражнения по конспирации, Риктер. Ты не получал такого приказа…

— Неправда… Сеньор Рикардо Блюм дал мне полную санкцию на действия…

— Ты имеешь в виду…

— Да… Очень похож на группенфюрера Мюллера, но вы же знаете: раз не говорят — не спрашивай…

— Он тебя принял дома?!

— Нет, нет, конспиративная встреча…

Штирлиц играл сейчас, балансируя на проволоке, только она была натянута не над ареной цирка, а над пропастью, и страховки нет, и нет в руках спасительного шеста, который позволяет соотносить себя с линией горизонта, никакого отклонения…

— Посмотри на меня, Риктер. Можешь потрогать бороду, она настоящая… И очки с диоптрией… Приказ получить от тебя три документа я получил именно от него… Ты же знаешь систему: начальник корректен и добр, а подчиненный делает черновую работу, отбирает подписку, оформляет отношения, ничего не попишешь… Но дело в том, что интересы группенфюрера не во всем совпадают с моими… И подачкой тут дело не ограничится… Я хочу, чтобы ты написал и четвертую бумагу: «Дорогой Штирлиц, приглашаю Вас принять участие в разработке моего проекта. В случае Вашего отказа те идеи, которыми Вы располагали и передали мне безвозмездно в рейхе в сорок четвертом году, будут вознаграждены тридцатью процентами из моего авторского гонорара…» Ну, как? Сговоримся?

— О тридцати процентах не может быть и речи. Десять.

— Двадцать. Номер счета я скажу, когда встретимся в более удобном месте… Писать в темноте можешь?

— Я включу настольную лампу…

— Как раз этого делать не надо, Риктер… Темнота — друг жуликов и возлюбленных…

— Противно это все, — вздохнул Риктер. — И самое ужасное, что я дважды видел сон именно обо всем том, что сейчас происходит…

— А тебе не показывали сон о том, что пришло время идти к Перону и предлагать ему переводить исследования по бомбе в русло атомной энергетики?

— Зачем?

— Затем, что это выгоднее Аргентине. С бомбой ее задушат, а с энергетикой она станет первой страной этого континента. Подумай над моими словами… Станции — это навсегда, Риктер, бомба — ненадолго… Но к этому разговору мы еще вернемся, у меня есть все твои телефоны, я позвоню или от меня позвонят — встретимся… Обязательно скоро встретимся…

…В пять часов утра Штирлиц разбудил своих американцев, усадил их, сонных, толком еще не протрезвевших (отчего все начинающие горнолыжники так пьют после первого спуска?!), в раздрызганный автобус и попросил шофера Педро не гнать, начнут блевать, будет вонища, противно…

Когда выехали из города, Штирлиц устроился рядом с шофером и, приложив ко рту металлический рупор, громко спросил:

— Джентльмены, что вам больше по душе: всласть похрапеть или же послушать мои разъяснения про здешний край?

— Если бы можно было пропустить глоток виски, — сказал аптекарь из Далласа, — мы бы взбодрились…

— У каждого под сиденьем сумка, — ответил Штирлиц, — там найдете три сандвича, фляжку виски и фрукты.

Аптекарь застонал от наслаждения, достал холщовую сумку, припал к фляжке, блаженно зажмурился, откусил кусок груши, хрустко разгрыз ее (Штирлицу показалось, что у него зубы как у коня; все-таки что-то от животного в человеке — даже такого замечательного, как конь, — вызывает отвращение), закурил и, оглядев спутников, сказал:

— Джентльмены, по-моему, теперь самое время послушать маэстро…

— Просим, просим, — дружно поддержали остальные; лица помятые, мешки под глазами набухли, глаза покрыты красной паутиной, были б артистами или писателями, те проживают за один час несколько жизней, изнуряющее внутреннее напряжение, да и несправедливость ощущают не так, как остальные, а кончиками нервов, тем нужен стакан, чтобы хоть как-то успокоиться, а эти-то что?!

— Ладно, — ответил Штирлиц, — слушайте… Вообще-то, сначала я хочу задать вам один вопрос…

— Валяйте, — загалдели в ответ; добрая нация, дети, в них много открытости, а может, просто привыкли к гарантиям, уважают себя, поэтому так снисходительны и к себе, и к другим.

— Кто-нибудь из вас воевал?

Аптекарь ответил первым:

— Я служил в Сан-Диего, на авиабазе.

— А в Европе или на Дальнем Востоке? — спросил Штирлиц.

— Нет, никто, — ответил кряжистый крепыш, чем-то похожий на японца. — Все служили в Штатах.

— Тогда вам не понять, — сказал Штирлиц. — Вы ведь катались на лыжах в аргентинской Германии… Город начали строить австрийцы, а после того, как Гитлер повалился, сюда переехали сотни нацистов…

• Предыдущая
• 63/133
• Следующая