Экспансия – III - Семенов Юлиан Семенович - Страница 46
- Предыдущая
- 46/133
- Следующая
— Сэмэл смог напечатать хоть в одной лондонской газете то, что ему рассказывали ваш друг и Пол? Ты же сам говорил, что материал был сногсшибательный…
— Ты не хочешь понять, — сразу ничего не делается… И потом, тогда именно и включилась мафия…
— А сейчас, если сделать то, что задумал Пол, она выключится? — Элизабет вздохнула. — Не обманывай себя, не надо…
— Главное — верить в успех, тогда дело образуется. Если же дать себе право на трясучку, страх, сомнение, все полетит в тартарары… Вперед — и точка!
Элизабет поцеловала его в шею:
— Почему мужчины такие мальчишки, даже седые? Откуда в вас столько детского идеализма?
— Ты против того, что мы делаем?
Элизабет ответила не сразу, долго рисовала мизинцем какие-то странные фигуры на песке, потом спросила:
— Думаешь, меня не гнетут такие же кошмары, как и тебя? Я ведь теперь не оставляю мальчиков ни на секунду. У меня в ушах крик, которого я не слышала… Хотя они не кричали, их же пригласили покататься на гоночной машине папины друзья, маленькие готовы сесть в гоночную машину, даже если за рулем Люцифер.
— Как я понимаю, ты против того, чтобы мы продолжали все это дело?
— Я не смею тебе сказать так, Грегори. Я слишком тебя люблю… И уважаю… И мне страшно за Пола… И Кристу — веснушчатую нежность… Но ведь все не уместишь в одном сердце… Переубеди меня, Спарк, а то мне что-то очень страшно, особенно когда, эта парочка перебирается к нам еще ближе.
— Заплачь, — шепнул он. — Прижмись ко мне и заплачь…
— Это мне очень просто сделать…
Она ткнулась ему лицом в шею, спина ее затряслась, и он понял, что Элизабет не играет, ей очень плохо, она прекрасно держится, но ей так же плохо, как ему, а может быть, даже хуже…
Он поднялся, потрепал ее по волосам, шепнул:
— Не надо, Лиз. Вставай, милая. Пойдем, — он помог ей подняться, обнял и, прижав к себе, повел к машине; они прошли мимо парочки, не обращавшей на них внимания. — Я убежден, что его спасут, — громко заговорил Спарк. — Не верь врачам, они паникеры! Пол выстоит, он крепкий, от инфаркта умирают только слабаки, а он выстоит!
— О, Грегори, милый, ты говоришь, как мужчина! — Элизабет продолжала плакать. — А я смотрела на его лицо, он постарел на десять лет… Он седой как лунь… Такое не проходит даром…
В машине он продолжал утешать ее, — предполагал, что и здесь воткнули запись, — говорил, что поедет в Вашингтон, будет говорить с Макайром, каждый человек имеет право на ошибку, нельзя казнить своих; дома открыл ящик стола и записал в том дневничке, что вел по просьбе Рабиновича: «Завтра погода изменится».
…Погода изменилась ночью, задул холодный ветер, и пальмы гнулись стонуще, а их кроны казались разметавшимися во сне волосами женщины.
…Утром в клинику пришел режиссер Гриссар, в руках у него была корзина с фруктами и огромный термос:
— Я сварил тебе особый чай, Пол! Укрепляет мышцу сердца. Гонит соли, встанешь на ноги через неделю… Я буду заезжать к тебе через день, не грусти… Если нужны деньги — говори сразу, я готов ссудить тебя, отдавать будешь по частям.
— Неужели ты поверил, что у меня инфаркт? — Роумэн усмехнулся. — Просто перепил, а Рабинович хочет заработать на длительном лечении… Что, по-твоему, я плохо выгляжу? Приведи девку, я докажу тебе, что нахожусь в прекрасной форме…
— А я вижу! С чего ты взял, что я верю Рабиновичу? Я тебе верю, Пол. Просто ты зарос, поэтому выглядишь не так, как всегда… Ты что почувствовал, когда тебя прижало?
— Да у меня было так пару раз… Просто запекло в солнечном сплетении, дыхание зажало… Будь я трезвый, и внимания бы не обратил… Я же тогда набрался, вот и…
— Левая рука болела?
— Не то что бы болела… Какая-то стала холодная… Ну, покололо пару раз в локте, наверное, упал…
— Ты устал?
— С чего ты взял? Сиди, я тебе рад…
— Слушай, я довольно долго размышлял над нашим разговором… Вообще-то, если ты согласишься поработать с одним моим приятелем над сценарием о том, как человек сидит в тюрьме, а на самом деле воюет против наци, может получиться сценарий…
— С кем я должен работать?
— С моим сценаристом… Майклом Вэбстером, ты его наверняка встречал.
— А сколько мне будешь платить?
— Не обижу, Пол, не обижу. Мой продюсер заинтересовался, ему кажется, что в этом есть зерно… Что ты? Болит? Почему морщишься?
— Бабу хочу, вот и морщусь…
— Поспи, Пол. Самое хорошее, это поспать, если заболел. Во сне все болезни проходят. Я оставил Рабиновичу мой телефон, как будет скучно — звони, я сразу приеду, ты мне, действительно, симпатичен…
…Когда Гриссар ушел, оставив после себя тонкий аромат горьких французских духов, Роумэн лежал долго, не двигаясь, ощущая усталость, словно после длительной пробежки. Когда заглянула сестра, он попросил ее налить чая из термоса:
— Это мне принес один дружок, говорит, что сварил особый чай, который укрепляет сердце…
— Я должна показать это доктору Рабиновичу, сэр… Он следит за вашей фармакологией, я не могу разрешить вам пить то, что не он прописывал.
— Позовите его… Не надо делать из меня убогого! Я через два дня выйду к себе в «Юниверсал», мне надоело лежать здесь без толку!
— Да, да, конечно, сэр! Вы молодцом! Сейчас я приглашу доктора, одну минуту.
Рабинович пришел взъерошенный:
— Ну и дружки у… — Роумэн стремительно вытянул руку, показывая на термос, прижал палец к губам, Рабинович все понял, продолжил с еще большей яростью: — у вашего брата кинематографиста! Приносят какие-то чаи без моего разрешения, как можно, а?! Вы тяжело больны, Роумэн, ясно вам? И я запрещаю вам есть или пить что-либо без моей санкции!
— Что значит «тяжело болен»? Инфаркт?
— Не знаю… Об этом еще рано говорить… Во всяком случае, острая стенокардия! Хотите сдохнуть — извольте! Только не у меня в клинике, я престижный врач!
Роумэн показал глазами, что термос надо разбить, Рабинович и это понял сразу же.
— Я сам позвоню этому вашему надушенному другу и скажу, чтобы впредь он консультировался со мной, что вам можно пить, а что нельзя! С него еще станется принести вам виски в термосе!
Он взял огромный сосуд, поднес его к умывальнику, открыл пробку и вылил содержимое; выливал с яростью, не удержал в руках, уронил, стекло разбилось; Роумэн кивнул, попросил глазами дать ему остатки термоса, быстро разобрал, нашел то, что искал, — черненький кубик подслушки; показал Рабиновичу, тот кивнул.
— Зачем бить ценные вещи? — вздохнул Роумэн. — Человек обо мне заботится, а вы… Термос дорогой, как я теперь погляжу в глаза другу?
— Ничего, выздоровеете — купите новый.
— На какие деньги? Вы же меня разденете за ваше лечение.
— Не болейте, не будем раздевать, мистер Роумэн. Пришла миссис Спарк, но я ее к вам не пущу, на сегодня с вас хватит визитеров.
Роумэн поманил Рабиновича, тот склонился над ним: «Посмотри, нет ли на улице машины, там должны записывать мой разговор с помощью этого долбанного термоса». «Я же смотрел, — одними губами ответил Рабинович, — стоит „форд“ с двумя пассажирами, подъехали сразу же, как только пришла Элизабет». «Ну, сволочи, — шепнул Роумэн, — вот ведь обложили, а?!»
Мисс Сьюзен Джилберт,
вице-президенту
«Эксперимэнтл синема инкорпорейтэд»,
Пуэрто-Монт,
почтовый ящик 2177, Чили.
Уважаемая мисс Джилберт!
Мы с большим интересом прочитали Ваше письмо, однако не можем дать окончательного ответа, поскольку все планы на ближайшие месяцы уже находятся в процессе реализации, а перспектива на следующий год еще не до конца ясна.
Тем не менее оставляем за собой право воспользоваться Вашей любезностью. Мы намерены — в удобное для нас время — прислать квалифицированного специалиста для ознакомления с уникальным Пуэрто-Монтом и его чудными окрестностями.
- Предыдущая
- 46/133
- Следующая
