Корабли времени - Бакстер Стивен М. - Страница 42

• Предыдущая
• 42/104
• Следующая

— Ну, что ж, до встречи, — по-мужски энергично пожав руку мне и Моисею, она окликнула Олдфилда и была такова. Два стройных подтянутых молодых воина бодро застучали каблуками по Мью.

Филби провел нас по дому. Комнаты оказались большими, чистыми и светлыми, несмотря на глухие шторы окон. Меблировка была аскетически скудной, но вполне достаточной — ничем не напоминая стиль 1891 года. Первое, что бросалось в глаза — обилие источников электрического света. Тем же электричеством питалась плита на кухне, морозильник — нечто вроде погреба для сохранения продуктов, представлявшего собой коробку, а также обогреватели и устройства, которые Филби называл «вентиляторами» и «кондиционерами».

В столовой я подошел к окну и отдернул занавеску. Рама с двойным стеклом, резиновой изоляцией, проложенной полосками кожи, совсем как и двери в доме, все до единой наглухо закупоривались, чтобы предотвратить попадание газа. За окном я увидел лишь влажные крыши домов, на которые скатывалась роса с Купола. Под подоконником я обнаружил коробку с комплектом газовых масок. И все же на секунду мной овладело чувство, что я вижу перед собой все тот же Лондон, утопающий во влажных июньских сумерках, совсем как в былые времена!

Здесь нашлась и курительная комната, с этажеркой книг и журнальным столиком, со свежими газетами и журналами. Нево тут же принялся озадаченно рассматривать их, пытаясь найти смысл в бумаге, покрытой неведомыми знаками. Еще один большой кабинет был уставлен многочисленными решетками: Моисей открывал их, обнаруживая загадочный ландшафт клапанов, колец свернутых труб и конусов почерневшей бумаги. Как оказалось, это устройство называлось фонографом. Размером и формой напоминавшее настенные часы с кукушкой, с индикаторами, электрическими часами и календарем и прочими напоминальными устройствами — оно к тому же могло записывать и сохранять речь. И даже музыку, передавая заодно информацию по беспроволочному телеграфу. Мы с Моисеем изрядно провозились над этим аппаратом, постигая его суть и предназначение, пока не освоили, как следует. Оказалось, вращая ручку регулировки, можно было поймать от трех до четырех передач!

Филби, налив себе виски с содовой, наблюдал за нашими экспериментами со снисходительным видом.

— Чудесная вещь — фонограф, — заметил он. — Замечательно объединяет народ — несмотря на то, что все станции принадлежат МИ.

—"МИ"?

— Министерству Информации.

Тут Филби, заметив наш интерес, принялся рассказывать о другой разновидности фонографа, способного транслировать даже изображения — который тоже состоял на службе у Министерства Информации. — Сейчас таким аппараты уже ничего не принимают — Купол заглушает волны, а вот до войны… Впрочем, если вам захочется что-то посмотреть, к вашим услугам «Бормоталки». Впрочем, там ничего нового, кроме выступлений политиков и военных. — Отхлебнув из бокала, он поморщился — А чего вы хотите. Война.

Устав от бесконечного потока новостей и военных маршей по фонографу, мы с Моисеем выключили его.

Каждому была выделена своя спальня. На тумбочках лежала свежая смена белья. Выделенный в наше распоряжение денщик, Патрик, молодой костлявый парень с вытянутым лицом, должен был готовить нам обед и выполнять обязанности прислуги. Дом был окружен охраной внутри и снаружи, на террасах дежурили снайперы. Мы были под такой охраной, какая не снилась и заключенным строгого режима содержания.

Часов в семь Патрик объявил, что обед готов. Нево к нам не присоединился. Он заказал воды и тарелку сырых овощей, не покидая курительной и не снимая очков, он листал журналы, прислушиваясь к голосам по фонографу, пока мы не отключили это диковинное устройство.

Еда была простая, но вкусная и питательная: нечто похожее на ростбиф с овощным рагу, включавшим картофель, морковь и капусту. Придирчиво разрезав ростбиф ножом, я озадаченно посмотрел на него, принюхиваясь.

— Что это?

— Соя.

— Что?

— Соевые бобы. Здесь все поля ими засеяны — даже Овальная площадка для крикета. Мясо теперь стало редкостью почти недоступной. Сами понимаете: трудно пасти овец и коров в противогазах. — С этими словами он сноровисто отрезал ломтик растительного ростбифа и отправил в рот. — Попробуйте, — замычал он, размахивая вилкой, — необыкновенно вкусно — просто чудо современной биотехнологии!

Так называемое «мясо» оказалось жесткой суховатой жвачкой со вкусом отсыревшего картона. Мне показалось, что я поглощаю ватную детскую игрушку с Рождественской елки.

— Неплохо, — оптимистично заявил Филби. — Вы к этому еще привыкните — за уши не оттянешь.

Я не нашелся, что сказать. Наскоро запив эту гадость вином, похожим на вполне приличное Бордо (совсем забыл спросить о его происхождении — а, может, просто опасался) я в полном молчании стал доедать остальное.

Остаток обеда прошел в тишине.

Я принял ванну — в кране оказался неограниченный запас горячей воды, которую не было необходимости подогревать, и вскоре, после бренди и сигар, мы улеглись. Лишь Нево остался бодрствовать, поскольку морлоки в отличие от нас не имеют привычки спать. Перед сном (нашим, разумеется) он попросил пачку бумаги и карандаши (следовало научить его еще обращаться с точилкой и резинкой, подумал я напоследок, засыпая).

Я лежал в закупоренной комнатке, на узком походном ложе, прислушиваясь к шуму города за стеной. Однако оттуда не доносилось ни глотка свежего воздуха, несмотря на включенный автоматический веер с моторчиком — так называемый «вентилятор» или «эксгаустер», разгонявший по дому тяжелый слоистый воздух. Далекие министерские фонари обнадеживающе подмигивали мне сквозь плотную пелену штор, в глубокой ночи.

Я слышал, как ходит по курительной Нево — и как ни странно, мерные шаги морлока и поскрипывание карандаша вскоре убаюкали меня.

И я заснул.

На столике перед кроватью стояли часы странного устройства: они показывали зеленые арабские цифры, светившиеся в темноте. Так я узнал, что уже семь утра, несмотря на то, что за окнами царила по-прежнему непроглядная ночь.

Я выбрался из кровати. Облачившись все в тот же легкий старый сюртук, сослуживший мне службу в путешествиях в будущее и прошлое, я не преминул воспользоваться свежей сменой белья, лежавшей на тумбочке, а также новой сорочкой и галстуком. Несмотря на утро, воздух по-прежнему был спертым и жарким: в голове гудело и в теле по-прежнему чувствовалась вялость.

Я отодвинул штору. «Бормоталка» по-прежнему отбрасывала сполохи на каменные своды Купола. Слышалось неразборчиво-отдаленное рокотание музыки военного оркестра, видимо, с оптимизмом поднимавшей рабочих на утреннюю смену.

Затем я спустился в столовую. Завтракать пришлось в одиночестве. Молчаливый Патрик, точно вышколенный английский лакей, подал мне тосты, сосиски, набитые каким-то растительным суррогатом и — что совершенно невероятно — настоящее яйцо всмятку.

После трапезы, захватив последний ломтик тоста, я отправился в курительную, где застал Моисея с Нево, склонившимися над столом, заваленным раскрытыми книгами и исписанными бумагами. Здесь же стояли чашки с недопитым чаем.

— Филби еще не появлялся? — спросил я.

— Пока нет, — ответил Моисей. Мой юный двойник был в одной ночной рубашке, небритый и непричесанный.

Я опустился на краешек стола.

— Моисей, похоже, ты ночью не сомкнул глаз?

Он усмехнулся, откидывая волосы со лба.

— Да как-то не пришлось. Мне не давала покоя мысль, которая крутилась у меня в голове. Вот я и спустился к Нево, который тоже всю ночь бодрствовал. — Моисей посмотрел на меня воспаленными глазами. — Мы провели время просто замечательно! Нево посвятил меня в тайны квантовой механики.

— Чего-чего?

— Да, — кивнул Нево, — а Моисей, в свою очередь, в виде культурного обмена, учил меня читать.

— Он оказался чертовски способным учеником, — откликнулся Моисей. — Достаточно было обучить его алфавиту и азам фонетики, а остальное он освоил самостоятельно, можно сказать, на лету.

• Предыдущая
• 42/104
• Следующая