Пресс-центр - Семенов Юлиан Семенович - Страница 57

• Предыдущая
• 57/101
• Следующая

— Тоже.

Хор покачал головою.

— Вы пережили ее молодым, одиноким, это не есть нищета, это лишь временное неудобство… Трагедия наступающей нищеты ощутима по-настоящему лишь тем, кто обременен детьми и внуками… Если, впрочем, он человек, а не мотылек… Ладно, теперь о деле, герр Пике… Вы очень мало пишете в здешних изданиях, ваши публикации аморфны, в них нет угодной концерну позиции… Я уполномочен передать вам просьбу руководства… Пока это просьба… Пока… Либо вы определитесь, либо ваш объективизм перестанет нас устраивать и мы будем вынуждены отказаться от ваших услуг здесь, в Париже…

— Что не устраивает Гамбург в моих обзорах?

— Плазменность.

— То есть?

— Расплывчатость, внепозиционность, излишнее копание в деталях… Словом, если вы не дадите несколько обзоров о положении в Латинской Америке, особенно о начатой коммунистами вакханалии хаоса в Гаривасе, о подъеме экономики Сальвадора в свете американской помощи, нам придется расторгнуть контракт, тем более что срок его истекает в декабре…

— Я подумаю, герр Хор…

— К сожалению, у нас нет времени, чтобы ждать… Я должен увезти ваш обзор по Гаривасу с собой, герр Пике. Обзор должен быть связан с самоубийством Грацио, сунувшегося в авантюру с безумцем Санчесом.

— Когда вы намерены улетать?

— Как только получу материал. Мы же знаем, что вы можете написать десять страниц за день… Вот я два дня и стану отсыпаться в отеле, невероятно устал, ничего не попишешь, старость…

…Проводив Хора в отель, Вернье зашел в «Клозери де Лила», маленькое кафе, любимое место молодого Хемингуэя, заказал кофе, закурил и подумал холодно, спокойно, без той внутренней дрожи, которая била его, пока он обедал с Хором: «Это не просто начало атаки, это ее конец. Они, видимо, все обо мне знали, они терпели меня, пока можно было терпеть, а сейчас у них нет времени, в Гаривасе начнется резня, им нужно заблаговременно готовить позиции… И они знают, сколько денег из тех, что они мне платят, я перевожу Элизабет и Гансу… Это половина всей суммы, а еще четверть уходит на оплату кредита за парижскую квартиру… Считать они умеют, точно просчитали, что без их контракта я останусь нищим. И они отлично понимают, что я не сутенер, не смогу жить на деньги, которые Гала зарабатывает в своем салоне… Что ж, придется крутиться, как в молодости, когда я перебивался мелочью в десяти журналах, ничего, кое-как хватало…»

Он спустился в туалет, разменял у женщины, убиравшей там, десятифранковую купюру на жетоны для телефона-автомата, потом сообразил, что их не хватит — звонить надо не в город, а в Мадрид, поменял сто франков, набрал номер, представился, попросил главного редактора; ответили, что главный на совещании в министерстве информации, вернется поздно.

— А его заместитель?

— Он проводит с сотрудниками обзор подготовленных материалов, сеньор Вернье, что ему передать?

— Нельзя ли пригласить к аппарату Хорхе Гарденаса, он ведет мой материал для следующего номера о Гаривасе и Доминиканской Республике?

— Одну минуту, я попробую.

В трубке зазвучала тихая, нежная мелодия.

«Быстро научились испанцы нашему опыту, — подумал Вернье, — музыка в телефоне — надежная гарантия от подслушивания, секретарям не надо зажимать потной ладошкой трубку, все равно отдельные слова можно было понять».

— Сеньор Вернье, ваш редактор сейчас в городе, — голос — сама нежность, сразу ясно, лжет, — но он оставил записку… Ваш материал снят, его перенесли, но точный номер пока еще неизвестен.

— А в чем причина? — спросил Вернье, ярясь на себя: что может ему ответить эта красотка?

— Не знаю, право, сеньор Вернье… Позвоните в конце недели сеньору Тарденасу, всего хорошего…

Вот так взяли тебя в оборот, подумал Вернье, быстро это у них делается… Ну, что же теперь? Как поступать? Садиться за материал для Хора и его команды? Ты много лет был в их команде, сказал он себе, и неплохо жилось тебе, да ты и сейчас с ними, ты же страшишься нищеты, разве нет? А кто ее не страшится, возразил он себе, все боятся, кроме тех, кто по-настоящему талантлив, а таких единицы в этом мире, уж что-что, а таланты бог калькулирует, как самый строгий экономист, считая, видимо, нецелесообразным баловать нас, детей своих…

Он поднялся наверх, попросил официанта принести тройную водку, выпил, ощутил жгучее тепло и понял, что сегодня будет пить, пусть герр Хор ждет, надо же ему отоспаться в отеле, устал, как-никак старость…

Он вернулся домой на набережную, в большую квартиру, построенную этой зимой; три комнаты с окнами на Сену для детей, две для себя; выпил еще, лег на кушетку, поставленную на большом балконе, крикнул:

— Гала, ты никогда не жила с нищим?

Та пришла из кухни, села рядом с ним.

— Почему? Жила.

— Ну и как?

— С милым рай и в шалаше… Тебе худо? Этот самый немец обидел тебя?

— Он меня уволил… Я теперь нищий, Гала, — с какой-то неведомой, странной радостью сказал он. — Ты будешь жить с нищим?

— Я заработаю нам на жизнь в салоне, — улыбнулась Гала. — Какие пустяки, не думай об этом, милый… Мне попадались богатые идиоты, отчего-то везло на них, так что жить с таким умным, нежным и любимым нищим, как ты, это счастье…

— А как я стану помогать детям?

— Я отдам тебе все, что у меня есть, на первое время хватит мальчику и Мари… Не огорчайся, я хорошо зарабатываю в салоне, ты сможешь помогать им, только был бы здоров и оставался таким, какого я люблю… А ты? Скажи, ты еще любишь меня? Или я надоела тебе?

— Надоела, — сказал Вернье. — Терпеть тебя не могу… Ну-ка, дай телефон…

Он набрал номер Хора и сказал:

— Знаете, лучше все-таки вам отоспаться в самолете, я ничего не стану писать, мы же с вами старики, пришло время думать о вечности, Страшный суд, ад и тому подобное…

Положив трубку, он посмотрел на Гала.

— Слушай, а за что ты любишь меня?

Она усмехнулась.

— За что? Это по торговой части, когда любят за что-то. Ты прожил свою жизнь, я свою, каждый из нас видел многое. Но я никогда еще не встречала в моей прошлой жизни таких, как ты.

18.10.83 года

В двадцать часов сорок минут Майкл Вэлш отправил шифротелеграммы в европейские резидентуры ЦРУ, в которых были даны соответствующие инструкции по поводу «утечки информации», о причастности Дигона к событиям в Гаривасе — с одной стороны и гибели Грацио — с другой.

В двадцать три часа комиссар полиции Матэн с подачи Папиньона до конца убедился в том, что Шор не пойдет на компромисс, во-первых, и не откроет своих карт, во-вторых.

В двадцать три часа сорок три минуты об этом был проинформирован Джон Хоф.

В двадцать три часа пятьдесят девять минут сообщение обо всем этом ушло в Лэнгли.

19.10.83

В пять часов девять минут утра шифротелеграмма от Вэлша поступила в римскую резидентуру.

В двенадцать часов пополудни заместитель резидента ЦРУ встретился со Славко Кадричем за чашкой кофе в маленькой пиццерии, что неподалеку от Колизея (совсем рядом со «стеной наглядной пропаганды»: границы Рима в пору античности; огромная территория империи; княжества времен краха; «Великая Италия» Муссолини и, наконец, нынешние границы республики очень впечатляют).

В пятнадцать часов Славко Кадрич оставил свой потрепанный «фиат» в центре Рима, поднялся по виа Венето, тщательно проверился, сел в автобус, спустился к вокзалу и здесь, возле кассы номер шесть, встретился с Францем Золли; беседа продолжалась пять минут; Золли получил портфель, где лежал паспорт на имя Фридриха Роделя, билет на самолет в Берн, водительское удостоверение и пять тысяч долларов; портрет Соломона Шора Кадрич сжег после того, как Золли сказал, что запомнил лицо инспектора; так же была уничтожена рукописная карта с нанесенным на нее маршрутом Шора, по которому тот возвращался из комиссариата домой, а также фотографии парка, где инспектор гулял со своей собакой Зуси.

• Предыдущая
• 57/101
• Следующая