Парадокс Prada - Кеннер Джулия - Страница 2

Сразу после нападения все вокруг, даже я сама, думали, что я тронусь умом. Но прошло время, и мои друзья и коллеги начали твердить, что я перестраховываюсь, что мое осторожное поведение, мои страхи и отказ от общения с прессой излишни. Они пытались убедить меня в том, что я должна «просто жить дальше» и снова стать той счастливой и беззаботной девчонкой, какой была.

Как же!

Впрочем, возможно, они были правы. Но я не могла вернуться к прежнему образу жизни. Я была ужасно напугана, и это превратило меня в настоящую эмоциональную развалину. Я начала принимать успокоительные таблетки, спала с включенным светом. И впадала в ярость, если обо мне публиковали материалы, не согласованные с моей группой по связям с общественностью.

Поскольку спрятаться от папарацци, когда ты появляешься на людях, практически невозможно, я перестала выходить на улицу. Я превратилась в отшельницу и заточила себя в своем новом доме в Беверли-Хиллз, оснащенном новейшей, чрезвычайно сложной сигнализацией, предварительно заставив агента по недвижимости поклясться могилой матери, что она никому не выдаст мой адрес.

Естественно, я выходила из дома, но старалась соблюдать осторожность. Я делала покупки в долине Сан-Фернандо, а не в ближайших к дому магазинах. Носила мешковатую одежду, темные очки и бейсболку. Словом, делала все, чтобы стать незаметной.

Хорошая новость: у меня получилось.

Плохая новость: у меня получилось.

Про меня забыли не только папарацци, но и представители киноиндустрии. Я не работала три года, пытаясь прийти в себя. Некоторое время я даже подумывала вообще бросить эту профессию. Но я не знала никакой другой жизни. Когда начинаешь в четырехлетнем возрасте в качестве нового лица в фильме Спилберга, потом играешь главные роли в нескольких блокбастерах, затем в течение шести лет блистаешь в телевизионном шоу, то тебе становится ясно, что мир иллюзий — твой мир и для тебя другого нет.

Суть в том, что хотя я и снялась в юности в нескольких нашумевших кинофильмах, но, выйдя из своего трехлетнего кокона, я перестала быть потрясающей малышкой и превратилась из актрисы в обычную знаменитость, причем даже не перворазрядную.

Если честно, ужасная ситуация, особенно для девушки вроде меня, мечтавшей только об одном — снова играть. Я бы и рада сказать, что в нашем бизнесе главное — твои актерские качества, но на самом деле это не так. Да, после своего затворничества я сыграла несколько ролей в малобюджетных фильмах на независимых студиях, но нельзя сказать, чтобы они побили рекорды сборов, если вы понимаете, о чем я. Стоит тебе исчезнуть с небосклона Голливуда, и ты уже не можешь рассчитывать на возвращение под фанфары. Этот урок я усвоила на собственном опыте.

Но, как я уже говорила, это единственный мир, который мне знаком, и я люблю его. И поверьте, я конкурентоспособна.

Я хочу блокбастеры. И хочу вернуть свою карьеру.

Вот почему я подпрыгнула от радости, когда ко мне постучался Тобайас. Этот фильм, «Код Живанши», должен стать настоящим блокбастером для студии. И он поможет мне вернуться в обойму. Так что я ухватилась за это предложение обеими руками.

Я не колебалась даже, когда Тобайас сказал, что мне придется забыть об отвращении к рекламе и всему, что с ней связано. Он не зашел настолько далеко, чтобы предложить мне делать счастливое лицо и улыбаться, улыбаться, улыбаться папарацци, но в этом не было необходимости. Я знала, что ему от меня нужно. Шумиха. Видит бог, он получил ее в полной мере.

И знаете что? Я была не против. К моменту подписания контракта прошло четыре года со дня нападения, и я поняла, что пора обо всем забыть. Поэтому когда Тобайас объявил, что он хочет, чтобы Блейк играл Страйкера, я еще больше расслабилась. В конце концов, мы с Блейком встречались уже несколько месяцев, и разве не круто играть вместе со своим бойфрендом?

Кроме того, «Живанши» — первый фильм Блейка. Он много лет держался в тени, ставил сцены драк и сражений и выступал в роли технического консультанта для сериалов про боевые искусства. Однако до сих пор ни разу не снимался. А чего стоит твой большой прорыв в Голливуд без оглушительной рекламы? (Впрочем, главную роль здесь сыграло вовсе не мое мнение. Это Эллиот Келли, менеджер Блейка, упорно настаивал на том, что его мальчик должен появиться на обложках всех бульварных и прочих газет и журналов страны. Эллиот, с моей точки зрения, настоящий осел. Но он знает, что нужно делать, чтобы превратить своего подопечного в знаменитость.)

И вот какое-то время мы грелись в теплых, ласковых лучах прожекторов и получали поздравления по поводу нашего грандиозного романа от всех репортеров, занимающихся светской хроникой. Слухи множились, всюду появлялись наши фотографии, а я вела себя так, будто это в порядке вещей. У меня была отличная роль, грандиозная карьера и потрясающий бойфренд. Я снова поднялась на ноги и без страха смотрела в глаза публике.

Наконец-то мне удалось оставить то нападение в прошлом.

Точнее, я так думала.

Все изменилось, когда мы с Блейком расстались. Неожиданно бульварные газеты, казавшиеся дружелюбными, стали резкими и агрессивными. В прессу начали проникать такие эпизоды из моей жизни, которым там нечего было делать. Мои личные проблемы обсуждались во всех редакциях страны, в то время как я мечтала сохранить их при себе. В Интернете появились рассуждения о моей карьере и любовных похождениях. И всякий раз, когда я оказывалась на людях, щелкали камеры — папарацци пытались запечатлеть мое несчастное лицо.

Я страстно мечтала о втором дубле, но в жизни так не бывает. Жизнь дается всего один раз, и тут ничего не поделаешь. В общем, я завязла по самые уши. Мне предстояло сниматься с бывшим любовником. А детали моих отношений с миром стали главной новостью всех печатных изданий.

Но больше всего я боялась, что, попав на их страницы, снова открыла дверь — и привлекла к себе внимание.

Мне страшно, что все начнется сначала.

Деви Тейлор.

Она окружала его, наполняла все его существо. Ее энергия смешивалась с его энергией, и они превращались в единое целое.

Он не понимал, как она может не чувствовать этого. Как может жить без него. Более того, почему хочет такой жизни.

Пять лет назад он дал ей шанс. Но бросилась ли она в его объятия, как ей следовало? Открылась ли ему? Позвала ли и приняла его?

Нет. Даже сейчас боль от ее отказа причиняла ему невыносимые страдания.

Она была слепа. Больна. Осознание того, что она не понимает, как тесно они связаны, почти уничтожило его.

Как может она быть такой далекой? Как может настолько не чувствовать истину? Ведь уже много лет он знает о том, что они связаны друг с другом. Знает с тех самых пор, как впервые увидел эту маленькую девочку с короткой стрижкой, розовыми щечками и большим ртом, зовущим его. Ей едва исполнилось пять, но он знал, что прячется в ее влажных карих глазах.

Она все знала.

Она знала, что делает, и сознательно его соблазняла. Она соблазняла его, как распутница, как самая настоящая шлюха. И он пал, не в силах устоять перед ее чарами.

Ему тогда было всего четырнадцать, и он снова и снова смотрел ее первый фильм, в первый раз потратив на билет все свои деньги, а потом прячась в туалетах и придумывая разные способы, чтобы попасть на остальные сеансы.

Он отправлялся в кинотеатр, прихватив с собой коробку бумажных платков и надев свободные трусы. Он садился в последнем ряду и старался сдерживать стоны, пожирая глазами девочку на экране. Она появлялась там ради него, и только ради него.

Всякий раз он шел в кино, исполненный отчаяния и возбуждения, и всякий раз уходил, охваченный стыдом. И все из-за нее. Из-за его дорогой маленькой шлюшки, которая соблазняла и дразнила и знала, что сводит его с ума.

Если бы его поймали, у него были бы неприятности. Его бы никто не понял. Ни родители, ни служащие кинотеатра, ни даже друзья. Он тогда встречался с Эми Майерс, пустой девчонкой из его родного города, и она хотела пойти на фильм вместе с ним. Но этот фильм принадлежал одному ему. Она стояла в его спальне и смотрела на фотографии и журналы со статьями про Деви.