Легкое поведение (ЛП) - Эшер Миа - Страница 22

• Предыдущая
• 22/38
• Следующая

— Сейчас… В общем, всех деталей я не помню, потому что это было давно, но одно из моих любимых воспоминаний вот какое: мама держит в руках камеру и фотографирует отца, пока он красит спальню Джеки в розовый цвет. А я смотрю на нее и думаю, что она самая красивая женщина на свете. Наверное, от нее мне и досталась любовь к фотографии.

— Сколько лет тебе было, когда они… — Я нерешительно замолкаю.

Он договаривает вопрос за меня.

— Когда они погибли? Семь. В тот день шел снег, и родители отвезли меня в школу сами. Побоялись отпускать на автобусе из-за гололедицы. Назад они не вернулись.

Мое сердце сжимается от жалости к маленькому мальчику, каким он когда-то был.

— Мне так жаль, Ронан.

— Все нормально. Это было очень давно. Просто я не могу смириться с тем фактом, что мне приходится вспоминать их лица по фотографиям. Несправедливо это, понимаешь? В них было столько жизни, столько красоты, но все, что от них осталось, — это гребаные безжизненные картинки, напечатанные на бумаге. Они не передают, какой у моей мамы был замечательный смех или как вкусно от нее пахло печеньем. По ним не узнаешь, что мой отец любил подхватить маму и Джеки под мышки и закружить по комнате. Ладно… — Ронан улыбается. Печаль уходит в глубину его глаз. — У меня есть еще один секрет. Сказать, какой? — За прядь волос, накрученную на палец, он притягивает меня к себе и кусает за нижнюю губу.

Я киваю, растворяясь в его глазах. Растворяясь в нем.

— Недавно я встретил одну девушку, и она свела меня с ума.

— Надо же. — Пряча улыбку, я кладу щеку ему на грудь, слушаю биение сердца — оно как музыка для меня. — Симпатичная, наверное.

Он стискивает мою попку.

— Да, она ничего. И горячая — как прилипнет, не отдерешь. Что поделать… Телочки меня любят.

Отодвинувшись, я шлепаю его ладонью по плоскому животу.

— Ах ты!.. Телочки, значит…

Ронан смеется, а потом закрывает мне рот поцелуем. Когда наши губы размыкаются, воздух вокруг заряжен электричеством. Молча мы смотрим друг другу в глаза. Уютная тишина заполняет пространство между стенами, пока мы тонем в ощущениях и нежимся в объятьях друг друга. Ничего подобного я никогда не испытывала.

— Знаешь, я думаю, твои родители гордились бы тем, каким человеком ты стал, Ронан. Серьезно, — говорю я хрипло. — А теперь перестань, пожалуйста, смотреть на меня таким взглядом.

— Почему?

Он так красив сейчас с припухшим после моих поцелуев ртом, со взъерошенными после моих рук волосами.

— Почему — что?

Отпустив меня, он ложится на бок и подпирает голову ладонью. Ласково водит по моей щеке свободной рукой.

— Почему ты просишь меня перестать?

— Потому что. — Я чувствую, что краснею. Ну вот опять! — Ты смотришь на меня очень странно.

Его взгляд… как же объяснить. Под этим взглядом внутри меня все трепещет. Под этим взглядом я начинаю желать то, о чем не должна вспоминать, то, что не могу позволить себе испытывать.

— Странно — это как?

Ненадолго затихаю.

— Не могу сказать… я не знаю.

Он улыбается, за его улыбкой столько нежности, что больно смотреть.

— Не можешь сказать или не знаешь?

— Боже ты мой… просто прекрати и все!

Я со стоном зарываюсь лицом в подушку. Слышу смех и, вскинув голову, пронзаю его убийственным взглядом. Да как он смеет?

— Ты что, надо мной смеешься?

Смех затихает. На его лице появляется серьезное, задумчивое выражение.

— Я смотрю на тебя, потому что это единственное, что я хочу сейчас делать.

…И это, дамы и господа, что называется, полный нокаут.

Будь я в мультике, то валялась бы сейчас без чувств на полу с кружащимися вокруг головы сердечками и купидонами. Мой внутренний голос бьет тревогу, предупреждая, что между мною и Ронаном начинает разворачиваться нечто очень опасное. Впервые в жизни я встретила человека, который разбудил мои чувства. И который с легкостью может заставить меня безумно в него влюбиться.

Я знаю, те чувства, которые он во мне будит, должны пугать меня, как и желание измениться, стать для него лучше. Он искушает меня распрощаться с моими страхами и заморочками, с ним я хочу отдавать всю себя целиком — как он отдает мне всего себя. Но вместо того, чтобы прийти от происходящего в ужас, я, словно голодающий к тарелке, тянусь к тем чувствам, что испытываю с ним рядом, потому что они искушают меня поверить, что та Блэр, которую он придумал, — это и есть я.

— Что такое, малыш?

Наверное он заметил в моих глазах страх.

— Ничего… просто я счастлива. Ты делаешь меня очень счастливой, — лгу ему, целуя под подбородком.

Он хочет что-то ответить, но я, приложив к губам палец, останавливаю его.

— Ш-ш… не говори ничего, не надо. — Я ловлю его возбужденный член, ласкаю его, чувствуя, как под ладонью пульсируют вены. — Возьми меня, Ронан. Ты снова мне нужен.

— Будет исполнено, мисс. Ваше желание — закон для меня.

Смеюсь.

— Ах, как ты любезен.

— Ну, я как-никак джентльмен, — невозмутимо сообщает мне этот засранец, пока с коварной улыбкой на лице тянется за пакетиком с презервативом.

Ронан становится напротив меня на колени, размеренно поглаживая свою плоть, пока я, раздвинув ноги, ласкаю себя у него на глазах. Неглубоко проталкивая пальцы внутрь, я покрываю их скользким предвкушением того, что скоро произойдет.

— Боже. Как ты прекрасна.

Он склоняется надо мной и ловит губами мои губы. Одной рукой держится за спинку кровати, а вторая тянется к моему набухшему теплу, где все пульсирует огнем для него…

Еще несколько свиданий.

Еще несколько дней рая.

И я положу этому конец.

Ничего страшного не случится, если не подпускать его ближе, чем он есть сейчас. А потом все кончится, и он забудет меня. Как забыли все остальные. Как всегда.

Вот только…

Вот только не было бы от этой мысли так тошно.

Глава 16.

Работать в первоклассном ресторане в Мидтауне — значит ежедневно сталкиваться с бесконечным потоком влиятельных мужчин. Политики, чиновники, юристы, бизнесмены всех мастей, все они приходят сюда, чтобы за обедом или ужином, пережевывая баснословно дорогой кусок мяса, потолковать о делах — или, проще говоря, померяться членами и пощекотать эго друг друга. Это одна из причин, по которой я очень люблю свою работу. Подобные места для таких, как я, — идеальный район для охоты. Здесь я познакомилась с Уолкером… и парой его предшественников.

Но сегодня, впервые за очень долгое время, мне не хочется быть здесь. Кайф, который я ловила, когда мужчины смотрели в мою сторону? Пропал. Нервный зуд, который мешал мне усидеть на месте? Нету. Меня абсолютно ничего не тревожит. Я — белое облачко, плывущее в синем утреннем небе. Я — подхваченный ласковым ветерком лепесток. Я чувствую себя беззаботной. И это Ронан сделал меня такой.

Я улыбаюсь, пока провожаю клиентов до столика, но моя улыбка адресована не им; она для Ронана, для него одного. Я присутствию в ресторане физически, но душой я с ним, в его маленькой квартире, занимаюсь любовью в теплой постели. С головы до ног одетая в Prada, я с большей радостью оказалась бы голышом, чтобы на моем теле не было ничего, только его запах. Ронан — мой новый любимый бренд.

— …Блэр? Ау! Есть кто-нибудь дома?

— О, привет. — Голос Элли выводит меня из задумчивости. — Давно ты тут стоишь?

— Достаточно, чтобы понять, что в мыслях ты где-то — или с кем-то — далеко.

Вздохнув, я разглаживаю несуществующие морщинки на своей черной юбке-карандаш.

— Прости. Я думала о Ронане.

Она глядит на меня так, словно у меня выросла вторая голова.

— Парень из Бруклина, — напоминаю я.

Элли расплывается в улыбке. Хватает мою ручку и начинает крутить ее в пальцах.

— Я так и знала! Ты весь месяц ведешь себя странно. И, видимо, дело серьезное, раз ты сказала мне его имя.

— Вовсе нет. Мы просто… общаемся. И что значит «странно»?

• Предыдущая
• 22/38
• Следующая