Следопыт (худ. В. Клименко) - Купер Джеймс Фенимор - Страница 94

• Предыдущая
• 94/113
• Следующая

Окончив свой несложный рассказ, сержант совершенно обессилел; он нуждался в покое. Мэйбл со Следопытом ухаживали за ним, не смея больше тревожить его расспросами. Следопыт воспользовался передышкой, чтобы взглянуть из бойниц и с крыши, что делается на острове, и осмотреть с дюжину хранившихся в блокгаузе ружей; отправляясь на вылазку, солдаты взяли с собой полковые мушкеты. Но Мэйбл ни на мгновение не отходила от отца и, когда по его дыханию ей показалось, что он уснул, опустилась на колени и стала молиться.

В блокгаузе воцарилось гнетущее безмолвие. Лишь наверху под мокасинами Следопыта слегка поскрипывали половицы да время от времени раздавался стук приклада об пол, это разведчик осматривал ружье, проверяя заряды и затравку, и только хриплое дыхание раненого нарушало тишину. Мэйбл жаждала заговорить с отцом, которого скоро потеряет навеки, но не решалась потревожить его сон. Однако сержант Дунхем не спал, он пребывал в том состоянии, когда мир внезапно теряет свою привлекательность, свои соблазны, свое могущество, и неведомое будущее заполняет ум человека своими загадками, откровениями и необъятностью. Для простого солдата сержант Дунхем был человеком высоконравственным, но он никогда особенно не задумывался о смертном часе Если бы вокруг него кипел бой, возможно, он так бы и умер в воинственном угаре; но здесь, в тиши почти безлюдного здания, без возбуждающего грохота битвы, без ратного клича, которые поддержали бы в нем искусственный подъем, без пьянящей надежды на победу, все явления представали в их истинном свете и земная юдоль обретала свою подлинную цену. Сержант все бы отдал за слово духовного напутствия, но не знал, кто бы мог это сделать. Он подумал о Следопыте, но не полагался на его осведомленность. Подумал о Мэйбл, но искать духовной поддержки у собственного ребенка казалось ему противным природе. Тогда-то он и почувствовал великую ответственность родителей перед детьми и ясно осознал, сколь мало выполнил свой долг, передав чужим людям попечение о сиротке. В то время как все эти мысли проносились в уме умирающего, Мэйбл, ловившая каждый его вздох, услышала вдруг легкий стук в дверь. Думая, что это Чингачгук, она кинулась отпирать, отодвинула два засова и, держа руку на третьем, спросила, кто там. В ответ послышался голос дяди, умолявшего впустить его. Не колеблясь ни мгновения, она отворила Кэпу дверь. Едва он переступил через порог блокгауза, как Мэйбл быстро ее захлопнула и заперла: она уже успела наловчиться и теперь легко справлялась с этой обязанностью Увидев безнадежное состояние зятя и поняв, что Мэйбл и сам он в безопасности, грубый моряк расчувствовался до слез. Свое появление он объяснил тем, что индейцы не очень-то его стерегли; они считали своих пленных мертвецки пьяными, потому что усердно накачивали его и квартирмейстера ромом, чтобы они не могли ввязаться в бой, когда прибудет отряд. Мюр спал или притворялся спящим, а Кэп, лишь только раздались выстрелы, спрятался в кустах. Найдя пирогу Следопыта, он добрался в ней до блокгауза с благим намерением забрать племянницу и с ней бежать. Незачем говорить, что, увидев, в каком состоянии сержант, и убедившись, сколь надежен блокгауз, он отказался от своего первоначального плана.

— На самый худой конец, мастер Следопыт, — сказал он, — сдадимся — это даст нам право на пощаду. Мужское наше достоинство обязывает нас продержаться какой-то срок, а долг по отношению к самим себе требует спустить флаг, когда представится возможность выторговать наилучшие условия. Я это и предлагал мистеру Мюру, когда нас захватили минги, которых вы совершенно справедливо честите бродягами, — более подлых бродяг я не видывал на свете…

— Так вы их раскусили! — перебил Следопыт, который с такой же готовностью ругал мингов, с какой расхваливал своих друзей. — Вот если б вы попали в плен к делаварам, вы бы узнали разницу.

— Ах, по мне, все они на один покрой, мерзавцы что с кормы, что с носу, за исключением, разумеется, нашего друга Змея — тот просто джентльмен для индейца. Когда дикари напали на остров, подстрелив капрала Мак-Нэба и солдат, словно зайцев, лейтенант Мюр и я спрятались в пещере — их тут в скалах полным-полно, настоящие кротовые норы, только геологические, прорытые водой, как объяснил мне лейтенант. — и засели там, как два заговорщика в трюме, пока голод не вынудил нас сдаться. Что ни говори, а брюхо — основа основ человеческой натуры. Я предлагал квартирмейстеру поставить свои условия, потому, как ни плохо было в пещере, мы могли бы все же продержаться там час-другой, но он отказался, говоря, что мошенники не сдержат слова, если кого-нибудь из них ранят, поэтому не нужно никаких условий. А сдаться я согласился по двум причинам: во-первых, потому, что все равно можно было сказать, что мы уже сдались: как говорится, раз спустился в трюм — значит, сдал корабль; а во-вторых, потому, что у нас в желудке сидел куда более свирепый враг, чем на палубе, — таких схваток я никогда еще не испытывал. Голод — чертовское обстоятельство, как подтвердит всякий человек, у которого двое суток маковой росинки во рту не было.

— Дядюшка, бедный отец ведь серьезно, очень серьезно ранен, — печально и укоризненно произнесла Мэйбл.

— Правда, Магни, правда! Я посижу с ним и постараюсь как могу его утешить. Дверь хорошо заперта, девочка? Для такого разговора душа должна быть спокойна.

— Не враги нам сейчас страшны, судьба уготовила нам более тяжкий удар.

— Тогда, Магни, ступай на верхнюю палубу и постарайся взять себя в руки. А Следопыт пусть поднимется наверх и оглядится с салинга. Твой отец, может быть, желает сказать мне что-нибудь с глазу на глаз, так что лучше оставить нас вдвоем. Это нелегкая обязанность, и мне, несведущему в таких делах, при других будет неловко.

Хотя Мэйбл и не могла себе представить, что дядюшка способен исповедовать умирающего, но, раз он сказал, значит, просьба его, по-видимому, обоснованна, и она согласилась. Следопыт уже поднялся на крышу, чтобы оглядеться, и Кэп со своим зятем остались наедине. Старый моряк уселся подле сержанта и со всей серьезностью предложил ему покаяться в грехах. Воспользовавшись наступившим молчанием, Кэп обдумывал содержание своей речи.

— Должен заявить, сержант Дунхем, — изрек наконец Кэп со свойственной ему чудаковатой манерой выражаться, — что в этой злосчастной высадке допущены были серьезные промахи, и так как в такую минуту надлежит говорить правду и одну только, правду, я считаю своим долгом напрямик это сказать. Короче говоря, сержант, тут не может существовать двух мнений, я, хоть и не пехотинец, а моряк, и то заметил эти просчеты; чтобы их увидеть, никаких особых знаний не требуется.

— Что поделаешь, брат Кэп! — слабым голосом ответил сержант. — Что было, то было. Делу теперь не поможешь, слишком поздно.

— Верно, брат Дунхем, но покаяться не поздно. Святое Писание нас учит, что каяться никогда не поздно, и я всегда слышал, что делается это на смертном одре. Если у тебя что на совести, сержант, не бойся, выкладывай, ведь ты открываешься другу. Ты был мужем моей родной сестры, а бедная маленькая Магни дочь ей. Живой или мертвый — ты всегда останешься для меня братом. Чертовски досадно, что ты не бросил якорь где-нибудь поодаль и не выслал вперед пирогу на разведку, тогда и отряд твои остался бы цел, и мы бы, может, спаслись. Что ж, сержант, все мы рано или поздно помрем, так что не отчаивайся; и если ты нас маленько опередишь, все равно все мы там будем. Да, да, пусть это тебя немного утешит, — Все это я знаю, брат Кэп, и надеюсь встретить смерть, как подобает солдату, но вот бедная Мэйбл…

— Н-да, эта баржа тяжеловата, понимаю, но ведь ты не захочешь взять ее на буксир, даже если б и мог, сержант, так, что постарайся отдать концы поспокойней — это облегчит расставание. Мэйбл девушка хорошая, вся в покойницу мать, то бишь, в мою сестру, и я позабочусь подыскать ее дочери хорошего мужа, конечно, если только мы сохраним наши жизни и скальпы, потому что вряд ли найдется охотник вступить в скальпированную семью.

• Предыдущая
• 94/113
• Следующая