В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя) - Обручев Владимир Афанасьевич - Страница 62
- Предыдущая
- 62/76
- Следующая
На следующий день он привел ко мне этого человека. Это был пожилой, худощавый узбек, среднего роста с жиденькой седой бородой и жгучими черными глазами. Я заказал хозяину угощение, и за чаем в присутствии хозяина он рассказал мне, что по долинам рек Керии и Нии в настоящее время таранчи живут только на протяжении одного-двух переходов, так как дальше воды, текущей из гор Куэн-луня, уже мало и орошение невозможно. Но прежде, лет 300 назад, воды было больше и селения таранчей тянулись еще на три-четыре перехода дальше. Теперь там никого нет, фанзы развалились, деревья засохли или засыхают, а пески пустыни Такла-макан надвинулись и частью уже засыпали брошенные селения. В этой местности по реке Ние прежде был довольно большой город, окруженный садами, которые еще орошались последней водой реки; дальше воды не было. В этом городе во дворах и домах, от которых еще остались стены, но без крыш, дверей и оконных рам, растащенных населением вышележащих селений после вымирания города, попадаются золотые и серебряные монеты, разные металлические вещи, а в большом буддийском храме сохранилось много статуй богов.
Этот человек рассказал, что лет 6 или 7 назад он был проводником какого-то иностранца, как будто англичанина, который ездил с ним до этого города в сопровождении своих слуг, провел там несколько дней, кое-где копал землю, нашел несколько старых индийских книг и заявил, что приедет опять с десятком рабочих для раскопок, так как место очень интересное. Но пока он больше не приезжал. После угощения узбек ушел, заявив, что может провести меня в этот старый город.
Мне и Лобсыну этот человек не очень понравился, хотя производил впечатление знающего, показал несколько старых медных монет с индийскими буквами, найденных в этом городе, и обрывок листа из книги с санскритским текстом, который, по его словам, англичанин бросил из-за грязи и измятости. Поговорив еще с Мухамедом и узнав биографию этого проводника — Ибрагима, мы решили отправиться с ним для осмотра города и раскопок, если место понравится. Хозяин сообщил, что если я не найду ничего интересного для себя по реке Ние, можно будет поехать и вниз по реке Керии, где также много оставленных селений, а проводник знает и эту долину.
Вызвав проводника, мы срядились с ним. Везти с собой в пустыню два вьюка с товарами, конечно, не имело смысла. Если раскопки окажутся удачными — свободные верблюды для увоза всего добытого будут нужны. Товары можно было оставить у хозяина постоялого двора. Я сходил к аксакалу, который удостоверил, что проводник Ибрагим давно известен ему, а Мухамед-шари, старый житель города, также заслуживает полного доверия. К китайскому амбаню города я не счел нужным обращаться, так как случай в Баркуле с моими товарами, описанный в главе пятой, побуждал обращаться возможно реже к китайским властям в Синь-цзяне и предпочитать сношения непосредственно с населением.
Итак, мы оставили товары на складе у хозяина постоялого двора, который выдал мне расписку в их получении: правда, на тюркском языке, но удостоверенную аксакалом. Закупив сухой провизии на месяц и четырех баранов в качестве живого провианта, взяв с собой пустые мешки и чемоданы от мануфактуры, четыре бочонка для воды, пучки сухого клевера для лошадей и жмыхов для верблюдов, мы выступили 6 октября из Нин вниз по течению реки.
По долине ее тянулись поля с разным хлебом, хлопком, сады, отдельные дома таранчей и небольшие группы их, рощи тополей, джигды, карагача, шелковицы, оливковых и фисташковых деревьев. В первый день мы сделали переход верст в 30 и остановились на закате солнца возле большого уже сжатого поля, которое могло дать корм нашим четвероногим. Вечером, конечно, пришли жители соседней группы домов, и от них мы узнали, что на следующий день населенная часть долины кончится.
Действительно, на второй день пути группы полей, садов и фанз становились все более отдаленными друг от друга, появились пустыри давно заброшенных полей. В речке текло еще довольно много воды, но проводник объяснил это тем, что время полива полей и садов уже кончилось, вода не расходуется на поля и бежит дальше. На пустырях попадались пни и засыхающие деревья; признаки умирающей жизни были налицо. Вблизи места нашего ночлега уже не было жителей.
На третий день мы миновали утром последнюю маленькую группу домов с небольшими полями, засыхающими тополями и остатками садов. Началась пустынная часть долины Нии, кое-где видны были брошенные дома, уже без крыш, дверей, оконных рам, увезенных владельцами при выселении или расхищенных на дрова. Поля уже заросли колючками, полынью, бударганой; засыхающие деревья видны были все реже. Воды в речке стало меньше, а весной и летом во время полива вода сюда, очевидно, уже не доходила. В этот день мы сделали большой переход по совету проводника, чтобы на завтра раньше дойти до оставленного города. Долину Нии на этом переходе уже окаймляли песчаные холмы, частью заросшие, частью же совсем голые, с барханами, напомнившими мне пески Кум-тага в Долине бесов.
Последний день местность имела удручающий вид: кое-где еще стояли остатки домов и почти засохшие деревья, на старых полях борозды были уже совсем сглажены выветриванием и песком, который образовывал маленькие кучи под защитой отдельных кустов и группы небольших барханов, а по обе стороны долины тянулись более высокие барханные пески. На севере вдали виднелись еще более высокие гряды барханов. Вскоре после полудня мы дошли до места бывшего последнего города на Ние. На площади в 300-400 шагов, если не больше, стояли остатки стен домов, бывших дворовых оград и улиц, кое-где пни деревьев. Но в общем, по сравнению с развалинами Хара-хото и храмом Тысячи будд в Дунь-хуане, эти не производили впечатления. Вода реки теперь доходила и сюда, но только в виде маленького ручейка, еле сочившегося по песчаному руслу.
Проводник, заметив мое разочарование, сказал, что развалины старого храма, где находят монеты и древние книги, лежат немного дальше, но что за водой придется приходить сюда, так как туда она уже не добегает. Мы поехали дальше и минут через 10 или 15 дошли до этого места. Здесь среди нескольких более высоких и голых барханов поднимались частью совсем перекрытые песком развалины: стены из обожженного желтого кирпича, образовавшие несколько прямоугольников, остатки полуразрушенного субургана, возвышавшегося над песком и, немного в стороне, несколько пней тополей, торчащих из песка. Группа барханов, надвинувшихся на развалины, примыкала на севере к более высоким барханам, достигавшим уже сажен 8-10 высоты и напомнившим мне Кум-таг. Немного в стороне, вдоль сильно засыпанного сухого русла, тянулась полоса кустов тамариска, поднимавшихся над песчаными кучами. Здесь мы нашли довольно ровную площадку, где можно было разбить палатку. Вдоль русла тянулись заросли мелких кустов, которые могли служить пищей нашим верблюдам, но для двух лошадей корма не было совершенно.
Устроив свой лагерь и оставив мальчиков разводить огонь и готовить обед, мы оба с проводником обошли развалины. Там, где песок не образовывал барханов, на поверхности почвы попадались какие-то тряпки, осколки кирпича, щепки. В одном месте проводник поднял небольшую монету красной меди, поверхность которой была отшлифована песком, так что цифры и буквы совершенно стерлись, и только круглая форма позволяла думать, что это была монета. Сравнивая эти развалины с Хара-хото, я подумал, что работа будет здесь труднее из-за нанесенного песка, местами заполнявшего стены зданий до верха и даже поднимавшегося выше. Этот песок придется убирать, чтобы добраться до прежнего пола зданий, под которым можно будет найти что-нибудь. Выбрав один прямоугольник, занесенный песком меньше, я решил начать с него.
Вернувшись к лагерю, мы застали уже расставленную палатку, костер с закипавшим чайником и рядом котел с супом. Верблюды паслись между тамарисковыми кустами, лошади стояли привязанные к одному из них, понурив головы, бараны отдыхали, лежа кучкой. Четыре бочонка с водой были покрыты кошмами от солнечных лучей. Запас воды мы привезли из Нии, но теперь, зная, что поблизости в речке есть вода, решили напоить из бочонков верблюдов, лошадей и баранов, а под вечер съездить за свежей водой к ручью, оставшемуся в версте у первых развалин. Напившись чаю и отдохнув, мы начали поить животных. У нас был довольно большой медный таз, мы наливали в него воду из бочонков, подводили баранов, лошадей и верблюдов поодиночке и давали им напиться вволю. Когда солнце было близко к закату, проводник и сын Лобсына, навьючив бочонки для воды на двух верблюдов, поехали на лошадях к ручью, где наполнили бочонки свежей водой и напоили еще раз лошадей. Они вернулись уже в сумерки.
- Предыдущая
- 62/76
- Следующая
