Афганская бессонница - Костин Сергей - Страница 55

С бойцами, которые ночью должны были меня расстрелять, мы расстались совсем по-дружески. Я выдал им на всех коробку рахат-лукума, и старший в знак благодарности прижал руку к груди. Как и моджахеды, талибы были, в сущности, славными ребятами. Ну, кокнут тебя между делом, так ведь на то и война! «Ты только не обижайся», — как сказал генерал Таиров.

Симпатичнейшего Мухаммада Джумы на месте не оказалось, и узнать у молчаливого муллы, где он, не удалось. Я выгрузил припасы у него в домике, загромоздив весь стол, и пошел в свой подвал. Жизнь моя приобретала рутинные черты, и мне это нравилось. Хорошо дома!

Знаете, что я сделал прежде всего? Я достал из своей туалетной сумочки эластичный бинт. У меня как-то случился разрыв мениска, и с тех пор я на всякий случай всегда вожу с собой метровый кусок. Бинт фиксируется такими металлическими скобками с зубчиками, так что его легко можно надеть и снять. Метра мне было много, и я отрезал от него где-то треть.

Корзин с фасолью в подвале было две: одна — с красной, вторая — с белой. Пистолет был доверен белой — аккуратный имам завернул его в обрывок газеты. Я вернулся в свою каморку и примотал «макаров» к левой ноге повыше щиколотки, к внутренней стороне. Из эластичного бинта он вынимался быстро и мягко, как из кобуры. Обратно положить его было сложнее, но можно, даже не перематывая бинт. Пистолет не выпячивался, при ходьбе не мешал и выпасть из своего тайника не угрожал. За все время талибской оккупации меня обыскали только однажды, когда арестовывали в домике муллы. Мне показалось, что это хорошая идея — знать, что ты сможешь себя защитить.

Это началось, когда мы с муллой — его почтенный коллега так и не появился — предавались молчаливому чаепитию у него в домике. Возможно, какой-то общий сигнал и был, например красная ракета, только к нам в дом она не залетала. Просто в один момент со всех сторон раздались автоматные очереди. Судя по интенсивности огня, это не могла быть перестрелка, скажем, двух патрулей. Совершенно очевидно, моджахеды пытались отбить Талукан.

Поскольку это был его город, артиллерию Масуд задействовать не стал. Зато тут же послышался шум винтов вертолетов. Мы с муллой выскочили во двор как раз в тот момент, когда один из них пролетал почти над нашей головой. Это был не штурмовой вертолет, а старенький Ми-8 — мы, собственно, других у моджахедов и не видели. Чтобы избежать прицельного огня с земли, машина летела над самыми верхушками деревьев. Мы видели, где она сбросила бомбу — на перекрестке, там, где в день захвата талибы разгружали мешки с песком, чтобы соорудить блокпост.

Я понял еще одну вещь. Позавчера Масуд расступился, дав талибам возможность войти в город, как в мешок, а теперь атаковал их со всех сторон. Его бойцы растворились среди мирного населения. И теперь, по незамеченному нами сигналу, они достали каждый свой «калашников» и обрушились на патрули и на посты по соседству. А оборонительными сооружениями занялись вертолеты — сейчас уже три машины отбомбились над базой Масуда, где расположился штаб талибов.

Мулла схватил меня за руку и потащил в подвал. Он был прав: стреляли в пятидесяти метрах от нас, у гостевого дома, и через пару дворов слева, где была казарма моджахедов. Мулла довел меня до двери, но сам в подвал не пошел — побежал в свой дом. Я возражать не стал — в конце концов, я был у него в гостях.

Я вышагивал по своему подземелью, как дикий зверь в клетке. В такой момент самое тяжелое — бездействие. Но с другой стороны, что можно делать на чужой войне? Только одно: попытаться остаться в живых! Час постережешься, век проживешь, как сказал бы Некрасов. Что я и делал.

В подвал из звуков внешнего мира долетали лишь ватные хлопки от разрыва гранат и иногда, когда стреляли совсем близко, автоматные очереди — как горсть лесных орехов, брошенных на кафельный пол. Я вздрогнул, когда дверь распахнулась. Это был генерал Таиров.

Он шел ко мне, размахивая руками, и вид у него был безумный. На миг у меня даже промелькнула мысль, что он пришел довершить то, чего не сделал ночью.

— Меня контузило, я ничего не слышу! — прокричал он. — Просто мотай головой, что понял.

Я кивнул.

— Вот смотри!

Таиров протянул мне квадратик из металлической фольги — у меня в таких было одно из лекарств.

— Это маячок! Он засекается со спутника. Не открывай его только, чтобы туда влага не попала.

Я пощупал содержимое пакетика — оно едва прощупывалось. Это было похоже на пистон для детского пистолета.

— Этот маячок настроен так же, как и те, которые будут у нас. Он приклеивается прямо на тело, обычно снизу на средний палец ноги — он скрюченный и ни обо что не трется. Ну, тебе это не обязательно знать. Важно, что точно такие же маячки будут у моей жены, у моей дочери и у меня. Вы считаете настройки вот с этого и тогда будете видеть их со спутника. И как увидите, что все три в одном и том же месте — сам знаешь в каком, — можно действовать! Все понял?

Он говорил связно, но выглядел как человек, откачанный после передозировки. Я кивнул.

— Скажи там нашим, что мы будем готовы в любой момент. Только пусть прилетают на вертолетах! Сам-то я бы еще придумал, как выбраться, а с моими красавицами — бесполезно.

— Не волнуйтесь! Я все передам.

— Надеюсь, ты все сделаешь, как надо. Ну, мне пора!

Генерал обхватил меня, прижал к груди и тут же оттолкнул.

— Подожди-ка, — остановил его я. — Подожди минуту!

Я заскочил в свою каморку и вернулся с остатками текилы. В бутылке было грамм триста, но это лучше, чем ничего.

— Держи, я обещал!

— А ты?

Я махнул рукой.

— В Москве выпьем! — проорал генерал, забирая бутылку. — Понял? В Москве!

Таиров расстегнул молнию своего бушлата, сунул бутылку за пазуху и шаткой походкой направился к двери. Он был похож на короля Лира в сцене бури.

Как он будет с этой бутылкой? Надо дать ему фляжку!

Фляжку мне подарила на день рождения моя любимая теща Пэгги. На праздники или просто каждый раз, когда мы с ней видимся, у обоих из нас набирается три-четыре штуковины, которые мы купили за это время, вспомнив друг о друге. Фляжка была из специальной стали, в толстой коже благородного коричневого цвета с вытесненными инициалами, «РА», Пако Аррайя. Когда я был сам собой — ну, почти! — я их не скрывал. А когда, как сейчас, я работал за границей под другим именем, я выдавал их за лейбл фирмы. Ну что ж, Пэгги придется подарить мне еще одну!

Я стащил с лежанки куртку, в которой лежала фляжка, и побежал за Таировым. Я догнал его, когда он уже сел в машину и как раз втягивал ногу внутрь. Он заметил движение и обернулся ко мне. Я махнул ему фляжкой.

Над нашими головами пролетел вертолет и сбросил бомбу на казарму, в нескольких десятках метров. Не знаю, какой урон он нанес цели, но мы удар ощутили. Вокруг, срезая ветки, защелкали осколки.

Я прямо почувствовал, как один из них проник мне в левое плечо. Это было как укус змеи. Меня однажды в Англии ужалила в икру гадюка. У нее зубы очень острые, и они вошли в плоть мягко и быстро, почти безболезненно. Но потом ты ощущаешь боль от этого проникновения в замкнутое пространство тела, а еще чуть позднее в этом месте вспыхивает огонь. Вот и сейчас так было.

Я уже успел отдать фляжку Таирову и теперь освободившейся правой рукой прикоснулся к плечу — моя куртка уже была мокрая от крови. Генерал выскочил наружу, затолкал меня на заднее сиденье и влез с другой стороны.

— В больницу давай! Скорее! — крикнул он.

За рулем, видимо, сидел переводчик — джип дернулся вперед, развернулся в переулке и понесся к больнице.

Таиров, обняв меня, рукой зажимал мне рану. Все равно я чувствовал, как сначала горячим и мокрым стал мой бок, потом бедро. К счастью, ехать было минут пять.

Если бы в городе не шел бой! Мы уже повернули направо, и до въезда в больницу осталось метров пятьдесят, когда джип, как под струю поливальной машины, въехал под автоматную очередь. Водитель обмяк, машину понесло в сторону, и остановил ее арык. Джип ухнулся в него передними колесами, чуть не перебросив нас с генералом через сиденье.