Дети капитана Гранта (худ. В. Клименко) - Верн Жюль Габриэль - Страница 17

• Предыдущая
• 17/140
• Следующая

— В путь! — как бы перекликаясь с капитаном, крикнул Гленарван.

И в ту секунду, когда всадники понеслись во весь дух по прибрежной дороге, на яхте заработал винт и она на всех парах поплыла в океан.

Гленарван включил в состав экспедиции четырех проводников-туземцев: трех мужчин и одного мальчика. Погонщик мулов был англичанин, проживший в этой стране более двадцати лет. Он отдавал своих мулов внаем путешественникам и сам нанимался к ним проводником через многочисленные перевалы Кордильер.

Перевалив горы, он передавал путешественников «бакеано» — аргентинскому проводнику, хорошо знавшему все дороги в пампе. Англичанин, несмотря на то что жил среди индейцев и мулатов много лет, не забыл родной язык и свободно объяснялся с путешественниками. Это облегчало положение Гленарвана, который легко мог отдавать всякого рода распоряжения, ибо испанского языка Жака Паганеля, несмотря на все его старания, пока никто не понимал.

При погонщике мулов («катапасе» на чилийском наречии) состояло два подручных туземца-пеона и двенадцатилетний мальчуган. Пеоны погоняли мулов, нагруженных багажом экспедиции, а мальчик вел «мадрину» — малорослую кобылицу, которая, увешанная бубенчиками и колокольчиками, шла впереди, увлекая за собой десять мулов. На семи ехали путешественники, а на восьмом — катапас. Остальные два мула были нагружены съестными припасами и несколькими кусками материи, предназначенной завоевать благосклонность касиков22 пампы. Пеоны обычно шли пешком. Этот переход через Южную Америку, казалось, должен был совершиться в наилучших условиях как в смысле быстроты, так и в смысле безопасности.

Перевалить через Андский хребет не так-то легко. Предпринять подобное путешествие можно только, имея в своем распоряжении выносливых мулов, из которых лучшие вывезены из Аргентины. У этих превосходных животных выработались свойства, какими их порода первоначально не обладала. Они неприхотливы к пище. Они пьют один раз в день, легко проходят сорок километров за восемь часов и покорно несут груз в четырнадцать арробов23.

На протяжении всего пути от океана до океана нет ни одного постоялого двора. Путешественники питаются сушеным мясом, рисом, приправленным перцем, и дичью, если удается подстрелить по пути. В горах пьют воду горных потоков, в равнине — воду ручьев, прибавляя несколько капель рома, хранящегося у каждого путешественника в бычьем роге «шифле». Впрочем, в тех горных краях следует воздерживаться от употребления спиртных напитков, ибо там нервная система у человека и без того находится в очень возбужденном состоянии. Что касается постельных принадлежностей, то они заключаются в местном седле — «рекадо». Это рекадо сделано из «пелионов» — бараньих шкур, дубленных с одной стороны и покрытых шерстью с другой, и укрепляется на муле широкими, богато вышитыми подпругами. Путешественник, завернувшийся ночью в эти теплые пелионы, может спокойно спать, не опасаясь никакой сырости.

Гленарван, будучи опытным путешественником и человеком, который умеет приноравливаться к местным обычаям, приобрел для себя и для своих спутников чилийские одежды. Паганель и Роберт, два ребенка — один побольше, другой поменьше, — пришли в восторг, когда просунули головы в чилийские пончо — широкий плащ с отверстием посредине, на ноги они натянули сапоги, сделанные из кожи задних ног жеребенка. Богато оседланные мулы, которых взнуздали арабскими мундштуками, их длинные кожаные переплетенные поводья, служившие одновременно бичом, идущая впереди кобылица, убранная металлическими украшениями, и двойные холщовые, ярких красок, мешки, «альфорхасы», с запасом съестных припасов, — как пышно все это выглядело! Пока рассеянный Паганель садился на разубранного мула, тот чуть-чуть не лягнул его. Усевшись наконец в седло, с неразлучной подзорной трубой через плечо, укрепившись ногами в стременах, он всецело положился на опытность мула, и ему не пришлось в этом раскаяться. Что касается Роберта, то тот сразу же проявил себя великолепным всадником.

Двинулись в путь. Погода стояла чудесная. Небо было безоблачно, с моря дул свежий ветер, смягчая зной. Маленький отряд быстро продвигался по извилистым берегам бухты Талькауано, стремясь выйти в тридцати милях к югу на тридцать седьмую параллель. Весь день ехали быстро, пробираясь сквозь камыши пересохших болот; ехали почти молча: слишком живы были в памяти минуты расставания с оставшимися на яхте. Еще виднелся дым «Дункана», исчезавшего за горизонтом. Говорил лишь Паганель: прилежный географ задавал сам себе вопросы по-испански и сам же отвечал на том же языке.

Главный проводник — катапас оказался довольно молчаливым; его профессия не располагала к болтовне. Он почти не говорил со своими пеонами, — впрочем, те прекрасно знали свое дело. Если какой-нибудь из мулов останавливался, то они подгоняли его гортанным окриком, если окрик не помогал, то метко брошенный камень преодолевал упрямство животного. Если вдруг ослабевала подпруга или сваливалась уздечка, то пеон сбрасывал с себя плащ, покрывал им голову мула, все налаживал, и животное снова продолжало путь.

Погонщики мулов обычно начинают дневной переход тотчас же после завтрака, в восемь часов утра, и делают привал на ночлег в четыре часа пополудни. Гленарван следовал этому обычаю. И вот, когда катапас подал сигнал остановиться, путешественники, ехавшие у пенистых волн океана, приближались как раз к городу Арауко, расположенному в самой южной части бухты. Отсюда до бухты Карнеро, где начинается тридцать седьмая параллель, надо было проехать к западу еще миль двадцать. Поскольку вся эта часть побережья уже была обследована посланными Гленарвана и следов кораблекрушения нигде не было обнаружено, то повторные обследования были бы излишними, и решено было, что город Арауко явится отправным пунктом экспедиции. Отсюда, никуда не отклоняясь, следовало держать путь прямо на восток.

Маленький отряд, войдя в город, расположился на ночлег во дворе харчевни, ибо в помещении было слишком мало удобств.

Арауко — столица Араукании, государства, имеющего в длину сто пятьдесят лье, а в ширину тридцать. Населяют Арауканию молуче, эти первородные сыны чилийской расы, воспетой поэтом Эрсилья, — гордое и сильное племя, единственное из американских племен, которое никогда не подпадало под иноземное владычество. Если город Арауко был когда-то подчинен испанцам, то население Араукании оставалось всегда независимым. Оно некогда так же сопротивлялось угнетателям, как ныне сопротивляется захватническим попыткам Чили, и его государственный флаг — белая звезда на лазурном фоне — гордо реет на укрепленном холме, защищающем столицу.

Пока готовили ужин, Гленарван, Паганель и катапас прогуливались по городу между домами, крытыми соломенными крышами. В Арауко, кроме церкви и развалин францисканского монастыря, не было ничего достопримечательного. Гленарван попытался получить какие-либо сведения о «Британии», но безуспешно. Паганель приходил в отчаяние, ибо никто из местных жителей не понимал его. Но так как их родной язык был арауканский как здесь, так до самого Магелланова пролива, то Паганелю его испанский язык мог пригодиться не более чем древнееврейский. Поэтому географ использовал зрение больше, чем слух. Разглядывая различные типы молуче, он как ученый испытывал истинное наслаждение. Мужчины были рослые, с плоскими лицами медно-красного цвета, безбородые — у них было в обычае выщипывать себе бороду. С настороженным взглядом, большеголовые, с жесткой гривой черных волос, они проводили время в постыдной праздности, свойственной воинам, не знающим, чем заняться в мирное время. Женщины, жалкие, но выносливые, выполняли всю тяжелую работу по домашнему хозяйству: чистили лошадей скребницей, начищали оружие, пахали, охотились за дичью для своих повелителей-мужчин и находили еще время выделывать пончо — национальные плащи бирюзового цвета, причем каждое пончо требовало двух лет работы и стоило не менее ста долларов. В общем, молуче — народ малоинтересный и довольно диких нравов. Им свойственны почти все человеческие пороки, но есть у них добродетель — любовь к независимости.

• Предыдущая
• 17/140
• Следующая