Космонавты живут на земле - Семенихин Геннадий Александрович - Страница 58

• Предыдущая
• 58/88
• Следующая

У Жени округлились глаза.

– Что ты, Марина! Или забыла, что с тем, кто в сурдокамере, переговоры запрещены?

– Спокойно, Женечка, я все продумала. Соня нас пропустит, и ты пойдешь к ней. А я задержусь в первой комнате. Там есть отверстие в сурдокамеру для киноаппарата. Оно закрыто черной металлической трубой, которая снимается лишь в том случае, если надо производить киносъемку. По ней можно пробить морзянку даже обыкновенным карандашом.

– Маринка, ты гений!

Взявшись за руки, подруги пробежали по снежной аллее к учебному корпусу, поднялись на третий этаж. На дверях сурдокамеры висела знакомая всем табличка: «Громко не разговаривать. Идет опыт!»

Марина, встав на цыпочки, шепнула:

– Ты будешь Сонечке зубы заговаривать, а я с Алешей свяжусь, – и нажала на кнопку звонка.

Как они и ожидали, дверь отворила лаборантка Сонечка. Вышла она с томиком Тургенева в руках, свеженькая, несмотря на поздний час. Появление космонавток обрадовало ее.

– Девочки, вот не думала!

– А мы к тебе, Сонечка, – затараторила бойкая Женя. – Понимаешь, шли мимо, видим, в окнах свет и сразу подумали: давай проведаем. Небось скучно тут одной.

– Ой, какие вы молодцы! Я действительно одна. Василий Николаевич встревожился. Ему вид Горелова не нравится. Говорит, болезненное лицо. Пошел к полковнику Лапотникову советоваться. А я одна. Идемте на Алешу посмотрим.

– Идем, идем, Сонечка, – Женя схватила лаборантку за локоть и довольно энергично повела к пульту управления. Тем временем Марина юркнула в маленькую комнату, не зажигая в ней света, быстро нашла металлическую трубку, входящую в сурдокамеру, вынула из кармана своей кофточки тонкий напильник и уверенно, четко выбила по Морзе:

– Я космонавт-икс, я космонавт-икс. Переговоры храни в тайне.

Полминуты спустя она приняла ответ:

– Чего тебе надо?

– Алеша, – взволнованно спросила Марина, – что с тобой? Ты так похудел.

В тишине она ловила ответную дробь, складывала в слова.

– А ты бы не похудел, если бы тебя так несло?

Марина прыснула со смеху. Это ей-то, девушке! Хорошо, что нет Женьки, разнесла бы по всему свету. Марина почувствовала, как уши и щеки ее запылали. Снова застучал по металлу напильник.

– Как питаешься?

– По расписанию.

– Глупый! Немедленно прекрати, – простучала Марина. – Делай только вид, что ешь. Перейди на чай и сухари, все пройдет. С незнакомыми корреспондентами будь вежливее.

– Кто со мной говорит? – донесся вопрос Алексея, понявшего, что он допустил какой-то промах.

– Космонавт-икс, – отстукала Марина. – Все.

Она вернулась в пультовую в тот момент, когда Сонечка оживленно рассказывала Светловой о своем последнем платье, заказанном в военторговском ателье:

– Знаешь, Женя, я такое на модельерше видела. Очень, очень прелестное. Вырезы на спине и на груди самые скромные, рукавчики – одно загляденье, и цена недорогая. Как ты считаешь?

– Недорого, – одобрила Светлова, – только я бы на твоем месте покороче его сделала. Сейчас такая длина не в моде. И притом коленки у тебя посмотри, какие красивые.

– Да ну тебя, Женька, – смущенно фыркнула Сонечка.

– А ты в каком ателье шьешь? – спросила Марина, чтобы хоть как-нибудь обозначить свое присутствие. – На Фрунзенской или в Центральном военторге?

– В Центральном.

– Я тоже там шью. Там на совесть делают.

Женя пытливо посмотрела на подругу.

– Мы, наверное, пойдем, Мариночка?

– Угу, – ответила Марина, – визит вежливости нанесли, теперь можем удалиться. Только разреши мне на Горелова взглянуть.

По голубому полю телевизионного экрана неторопливо двигалась фигура Горелова в темном спортивном костюме. Курчавые волосы выбивались из прорезей белого шлема. Насвистывая что-то себе под нос, Горелов деловито отвинчивал крышку термоса. В металлический стакан, булькая, полился круто заваренный чай. Всыпав в него три ложки сахарного песку, Алексей разломил сухарь, и в телевизоре раздался веселый хруст. Бородатый человек самому себе подмигивал в зеркало.

– Ну, мы пошли, – объявила Бережкова, – до свидания, Сонечка.

На улице обняла Женю и, не удержавшись, рассказала все как было. Светлова прыснула, залилась таким смехом, что повстречавшийся полковник Неделин не удержался от реплики:

– Ну и ну, девушки. Или весну почувствовали?..

Алеша Горелов уходил на испытания в сурдокамеру 31 марта. Было еще холодно, снег звонко пел под ногами людей на утрамбованных дорожках и аллейках. Днем холодное солнце, а ночью огромный желтый месяц плавали над густыми, одетыми в пышные снежные шубы подмосковными лесами. Но по трудноуловимым признакам опытный наблюдатель мог уже угадать приближение весны: опадали сугробы, как-то легко струился днями на солнце голубой хрупкий воздух, смелее чирикали около столовой воробьи.

Но все эти изменения в природе происходили за глухими стенами сурдокамеры, одинаково безразличной и к теплу, и к холоду, и к дождям, и ветрам.

Лежа после отбоя, Горелов думал о своих первых месяцах жизни и учебы в отряде. Вспоминал авиаучилище, аэродром в Соболевке, друзей. Сравнивал прошлое с настоящим, в котором еще до сих пор не мог разобраться. Пытался привести в стройное течение мысли и наблюдения.

В авиации все для него было просто и ясно, он давно почувствовал себя там своим человеком, привык к несколько тяжеловатому ритму ее жизни. Там редко были перерывы на отдых. Дневные полеты перемежались с ночными, классные занятия сводились к проработке заданий на учебный полет да инструктажи. Там все было ненормированным: требовалось – и он проводил на ногах любое количество часов в сутки. Здесь преобладал строго очерченный рабочий день с началом в десять и окончанием в пять. Там были одни порядки, здесь – другие. Бывалые, видавшие виды летчики-истребители не считали за грех подтрунить над начинающими, иногда больно раня их самолюбие. Здесь к любой осечке товарища – новичка или ветерана – относились с повышенной обеспокоенностью. Алексей никогда не забудет, как Володя Костров однажды сорвался с турника, встал, прихрамывая. Тотчас же к нему метнулся Олег Локтев:

– Плохо, старина?

– Нога подвернулась.

– Ложись на мат поскорее. Я помассирую.

К концу занятия Костров был уже снова в строю.

Там, в авиации, летчик был фигурой номер один, непререкаемый авторитет. И это позволяло ему порой покровительственно, с оттенком снисходительности относиться к техникам и механикам. Здесь фигурой номер один был космонавт. Но Алеша ни разу не видел, чтобы кто-либо из его коллег позволил себе грубость или бестактность по отношению к медикам, тренерам, инструкторам. Когда он отпустил как-то не слишком удачную остроту по адресу Василия Николаевича Рябцева, Игорь Дремов так посмотрел на него, что у Алеши надолго отпала охота острить.

– А ты знаешь, что Рябцев был ранен под Киевом в танковой атаке?

– Мой отец тоже сгорел в танке, – сказал Алеша, и это прозвучало как извинение.

А однажды Горелов был свидетелем не очень приятного эпизода. Все они сгрудились вокруг биллиарда, наблюдая за поединком Игоря Дремова и Субботина. Неожиданно распахнулась дверь, и на пороге появился подвыпивший Олег Локтев. Он вошел в шинели и шапке и стал бесцеремонно стряхивать на паркет снег. По широкому его лицу бродили красные пятна.

– Играем, да? – заговорил он громко, явно рассчитывая привлечь к себе внимание. – А я вот с дружком отметился. Дружок ко мне в гости, капитан Васильев, приезжал. Сам полковник Иванников разрешил его принять в нашем городке. Все чин по чину. Пропуск ему выписали, а он бутыль французского коньяка притащил. За-а-нятная бутылочка! К горлышку маленький Наполеон привешен. Так мы узурпатора ножичком – чик. И коньячок тот – чик. А Васильев мне еще по авиаучилищу товарищ. Мы трое вместе кончали: он, я и Мирошников. А где сейчас наш Мирошников, а? По состоянию здоровья из отряда отчислили, да? Место для Горелова освободили. А за что именно, позвольте спросить, уволили Славку Мирошникова? За то, что у него повышенная чувствительность кожи и он не выносит матушку-центрифугу? Да? А когда полетим на Марс или Венеру, то, кто его еще знает, может, там и будут выживать именно те человеки, у которых повышенная чувствительность кожи. Кто за это может поручиться? Космическая медицина, что ли? Да? Так это ж еще дитя.

• Предыдущая
• 58/88
• Следующая