Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже - Филатов Лев Иванович - Страница 67

На чемпионате мира 1966 года наша сборная встре­чалась в полуфинале с командой ФРГ, тогда перво­классной. Немцы повели игру сурово, последователь­но, атака за атакой. И тут заковылял наш полузащит­ник Сабо. Он, как это делалось тогда, ушел на край поля, оставшись для проформы. Я сидел вместе с Вик­тором Александровичем Масловым. И вдруг он мне шепчет:

— Сейчас немцы сбавят, ослабят хватку — их же на одного больше. И нашим полегчает...

Я привык к парадоксам Маслова. Не ошибся он и на этот раз. Пыл сборной ФРГ поутих. Перед пере­рывом с поля был удален Численко. И после всех этих чрезвычайных происшествий, которые должны были вконец обезоружить нашу команду, зафиксирован счет всего лишь 1:2, а в конце даже мелькнул шанс на ничью. И это вдевятером!

Я напомнил матчи, где команды, оставшись в ме­ньшинстве, не дрогнули, свели на нет громадное пре­имущество противника, обратив себе на пользу его размягченность. Можно было бы привести и проти­воположные примеры, когда удаление игрока вело за собой разлад у наказанных и легкий успех тех, кого было больше. Какой бы оборот ни принимало дейст­вие, игра в неравных составах не смотрится; к ней при всем желании не отнесешься всерьез.

Не по душе мне, когда игрок, только что перешед­ший в другой клуб, лезет из кожи вон, чтобы забить тому, где он вырос, провел немало сезонов, где приоб­рел имя. Прекрасно понимаю, что он — при исполне­нии обязанностей, что ему, возможно, хочется что-то там доказать бывшему клубу и тренеру. И все же его радость в случае удачи, со вздетыми к небе­сам руками, я разделить не могу. Спустя два-три сезо­на— не обратишь внимания, но сразу, пока он еще стоит перед глазами в футболке другого цвета, в ряду старых товарищей, его торжество выглядит кощун­ством.

Ничего не доказываю и не навязываю. Усмешки бывалых практиков меня не заденут. Знаю, что гол есть гол, победа в любом случае победа, пенальти входит в свод правил, как и удаление игрока с поля, и футболист не просто вправе, но и должен забивать в ворота команды, где он прежде состоял. И в своей репортерской работе, насколько могу судить, этими личными «категориями» не пользовался.

Пошел на признание без опасений. Что поделаешь, футбол сильнее, чем кажется, сильнее, чем мы подозре­ваем, он позволяет нам узнавать самих себя. В том, что мы любим и не любим, что прощаем и что пробу­ждает злость, в чем стараемся разобраться или от­метаем с порога, проявляется его власть над нами. И наше боление, если честно его оценить, это то, какие мы есть, без прикрас.

Произнесут словцо «болельщик» и думают, что этим все сказано. Когда-то и я так думал: представ­лялось, что мы, болельщики, какая-то особая челове­ческая разновидность, разумеется, прекрасная, веда­ющая то, что неведомо остальным, даже как бы состо­ящая в заговоре против неболельщиков.

А потом стал замечать, что с одним нахожу общий язык, а другого стараюсь обойти, а если деваться некуда, то изнываю от скуки либо от тупости. И нева­жно, сторону какого клуба они держат.

Георгий Павлович Менглет, народный артист СССР, болельщик настолько заядлый, что диву даешься. Его жена, Нина Николаевна Архипова, актриса того же театра Сатиры, однажды нашептывала мне про него: «Представляете, когда мы на гастролях, Георгий Павло­вич города делит на те, где можно купить ваш журнал и где нельзя. Первые он называет «культурными центра­ми», а другие «захолустьем». Говорить с Менглетом — наслаждение. Выразительно махнув рукой, он отстраня­ет как тему свой любимый многострадальный армейс­кий клуб, и обнаруживаешь, что он переполнен добрыми словами о классно играющих командах и мастерах, футбол ему нравится как прекрасное представление, он помнит все хорошее, что было и сорок лет назад, и вчера, голы Боброва, Стрельцова, Симоняна, Блохина. И испо­лнен любопытства — ему и в голову не придет наста­ивать, что играть надо так, а не иначе, делать то и не делать того. Поддакнув разглагольствующему о несове­ршенствах футбола, он постарается вежливо перевести разговор на красивые эпизоды, всплеснет руками: «Боже, какая прелесть, вы помните, как тонко было сыграно!»

А на кого-то другого, будь он доктором наук, генералом, кем угодно, натыкаешься как на надолбы: все-то ему известно, футбола у нас как не было, так и нет, мастера перевелись, в газетах сплошное вранье, Платини — игрочек так себе, и Марадона не очень, а Блохин и вовсе ничего из себя не представляет. В таких случаях приказываешь себе: «Молчи, не взду­май унизиться до возражений!»

Как-то раз просматривал почту. Очередное письмо на четырех тетрадных страницах. «Уважаемый това­рищ редактор!» И дальше обстоятельный разбор пуб­ликации исторического материала К. Есенина. Упоми­нались факты, которых я не знал, даты, цифры, фами­лии. Это не редкость, когда с Есениным полемизиро­вали. Я просматривал бегло, зная, что не разберусь и отдам письмо Есенину. В самом низу четвертой странички мелко: «Убедительно прошу передать мое письмо Константину Сергеевичу». И подпись «Д. Шо­стакович».

Я набрал номер Есенина и спросил:

— Возможно ли, чтобы по вашей специальности высказывался Шостакович?

— Дмитрий Дмитриевич? Вполне. Он занимается статистикой, главным образом ленинградской. Я за­скочу к вам, заберу письмо и отвечу.

Порой удивляешься самому себе: почему мне сразу не пришло в голову опубликовать их переписку? А ког­да я об этом подумал, Есенин сказал, что, пожалуй, не сыщет письмо Шостаковича: «Засунул не помню куда».

Как же основательно должен был относиться к фут­болу Шостакович, чтобы не пожалеть времени на мно­готрудные записи! И как же он должен был уважать футбол, если решил постоять за точность и возразить признанному историографу!

Редакция действует в ограниченной сфере. Я имею в виду не четыре крохотные комнатки и не ложу прессы, куда вход по пропускам. К редакции тянет тех, кого искренне заботит положение дел, кто имеет сооб­ражения по этому поводу. Ну а тем, кто устроился, прижился при футболе, для кого он доходен и удобен, кто преследует в игре собственные интересы, плутует, у кого нечиста совесть, — что им редакция?!

Запомнился мне один визит. Представитель ко­манды только что вошедшей в высшую лигу кра­снодарской «Кубани», той, которой покровительство­вал «сам» Медунов, пришел к редактору. И произнес речь, которая ему трудно давалась, он ее, как видно, заготовил:

— Мы считаем своим приятным долгом завязать с «Футболом — Хоккеем», нашим журналом, тесные контакты, вы теперь частенько будете о нас писать. Я наводил справки, и меня предупредили, что между нами возможен разговор и ничего больше. Но я прове­дал, что вы любитель хорошего чая. Прошу принять коробку, сущий пустяк, знак внимания.

Я повертел в руках сувенирную коробку красно­дарского чая, высмотрел цену.

— Хорошо, знак так знак, пусть будет по-вашему. И по-моему тоже. Я беру чай, за что вам признателен, и плачу его цену.

Представитель поерзал на стуле, покачал головой, и мы расстались.

Мне довелось перезнакомиться в редакции со мно­гими людьми, верными и полезными футболу. Однако я вовсе не идеализирую футбольный мир. Он разный, как мы в шутку вывели из своей почты — От академика до уголовника.

Пишу спустя несколько лет после расставания с ре­дакцией. Сейчас мне особенно ясно, что еженедельник дал и что взял. Не такое простое взвешивание. Кажет­ся, что за те годы мог бы сам написать больше и об­думаннее. Но разве было бы столько знакомств и встреч, столько разговоров по душам, ведь многие приходили к редактору своего журнала как в исповеда­льню, выкладывали все, что их волновало? Нет, напра­сно взвешивать.

Лучше вспомнить о том, как работалось. У «Фут­бола—Хоккея» есть исключительная особенность: его прочитывают от доски до доски все те, кто професси­онально занимается футболом. Читают ли его все болельщики, ручаться не могу: сколько их и кто они, не знает даже ЦСУ. А за мастеров, тренеров, судей, общественников могу ручаться: для них он в самом деле обязательное чтение. Мы это чувствовали без­ошибочно. Бывало, напечатают очерк в «Огоньке» или в «Юности», тираж которых побольше, чем у нашего журнала, и обнаруживаешь, что те, к кому, когда писал, адресовался, не читали. А еженедельник они «прорабатывали» до дыр. (Это побудило меня ввести рубрику «Что еще почитать».) «Футбол — Хоккей» га­рантировал наивернейшее попадание. Это было изве­стно и нам в редакции, и другим журналистам, и лю­дям футбольного поприща. Отсюда и заинтересован­ность попасть на наши страницы. Это несмотря на то, что гонорар скупой, не то что в других изданиях. Создавался естественный отбор: кому дорого было дело, шли к нам, кому — гонорар, тот нас обходил, что и к лучшему.