Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже - Филатов Лев Иванович - Страница 61

Это не хвастовство, работать иначе было невоз­можно. Полчаса в неделю у нас уходило на совещание, где планировались ближайший и следующий номера, каждый получал задание — такого-то числа в такой-то час сдать такой-то материал. На присутствии сотруд­ников в редакции я не настаивал, время они распреде­ляли по своему усмотрению. Не помню, чтобы кто-то нарушил наш распорядок, как не было и  сдучаев, чтобы еженедельник был подписан в печать с опоз­данием. Все шло своим чередом и когда нас было меньше (отпуска, командировки, болезни). Не раз но­мер выпускали двое, а то и кто-то в единственном числе.

Вот только свое «право на труд» нам приходилось постоянно отстаивать. Мы являлись подразделением «Советского спорта», и за нами не без ревности досмат­ривали. Отсутствие сотрудника или ранний уход воз­буждали нездоровый интерес, мы слыли разболтан­ными, не признающими общих для всех установлений. Безнадежно было объяснять, что сотрудник свой мате­риал отстучит быстрее и надежнее дома, чем в тесной прокуренной комнатке, куда стекаются все желающие поболтать о футболе и хоккее. Для защиты от досужих говорунов я завел табличку с надписью «Работаю», которую вывешивал на двери, когда становилось не­вмоготу и минуты поджимали. Табличка обсуждалась в коридорах и, по-моему, раздражала, в ней видели чуть ли не вызов, намек на то, что проходящие мимо обвиняются в безделии.

Наша трудовая ячейка выбивалась из рамок представ­лений, годных для больших учреждений, где кто-то может позволить себе бить баклуши, образовывать «салоны», не нарушая распорядка дня и будучи всегда «на работе». На мне и моем заместителе Радчуке, кроме прочих, лежала обязанность прикрывать, заслонять работу редакции, организованную, как было проверено годами, целесооб­разно. Ничего, кроме досады, эта обязанность не вызыва­ла. На мне еще лежало составление планов — годовых, перспективных, квартальных, — которые, как я сумел за семнадцать лет убедиться, никто не читал. Сдана бумага в срок, положена в шкаф, и все довольны.

Мы не были «конторой», рабочая обстановка была для нас всего дороже. Люди охотно работают, видя результат и ощущая свою долю в сделанном: на том мы и держались.

Как-то раз я спросил редактора еженедельника «Киккер» из ФРГ, аналогичного «Футболу — Хоккею», Хаймана:

— Как ты работаешь?

— Надо мной хозяин, финансовый туз, он изредка навещает редакцию, его интересует исключительно ти­раж. Если тираж подрос, он меня обнимает за плечи, если упал — косится и молчит. А в остальном я делаю что хочу.

У всех свои порядки, но некоторую зависть я ис­пытал.

Мы были неравнодушны к своей работе и на мно­гое закрывали глаза. Единственное, что нас обижало, так это то, что при семимиллионной годовой прибыли, которую приносил журнал, нам не полагались премии. Их получали служащие издательства, находившиеся в сторонке, а мы, делавшие журнал своими руками, оказывались ни при чем.

Наши доводы не слушали: они противоречили ка­кой-то инструкции. Я вспоминаю об этом сейчас, ког­да во главу угла поставлены организация труда и ра­зумное поощрение.

О ежедневной, повторяющейся работе так же труд­но рассказывать, как о движениях маятника в настен­ных часах. Идет себе и идет неделя за неделей, год за годом. Остановлюсь на том, что сопровождало этот маятник, тормозило или подталкивало.

Мне мало пришлось поработать в «Футболе», ме­ньше года: с осени 1967 года его реорганизовали в «Футбол — Хоккей». Мнением редакции не поинтере­совались, пришло распоряжение — «с сего числа», то­лько и всего. То, что мы в редакции, люди футболь­ные, отнеслись к реорганизации отрицательно, было естественно: нам, практикам, у которых на счету каж­дая строчка набора, нетрудно было сосчитать, сколько потеряет футбольная тема и как немного выиграет подселившаяся хоккейная. Отдельная квартира пре­вратилась в коммунальную. Но, может быть, наше неприятие было сгоряча?

Давно я расстался с еженедельником, но и глядя на него издали, вижу, что футбол и хоккей на его страницах воедино не слились, проживают в соседних комнатах, ощущение нарочитости их объединения под одной обложкой осталось. Нельзя обольщаться пред­положением, сделанным на глазок, что читатели у этих двух разделов одни и те же. У нас достаточно городов, областей, даже республик, где хоккеем интересуются отчасти, отвлеченно, с помощью телевидения, и, на­против, есть города и области, где хоккеем живут даже сильнее, чем футболом. Редакционная почта пре­подносила нам множество доказательств этого, и не­возможно было объяснить одним, почему зажата фут­больная информация, а другим, почему скудна хок­кейная.

Люди дисциплинированные, мы поступали, как требовалось, следили, чтобы хоккей не был обделен, сам по себе он же ни в чем не повинен. Еженедельник проводил референдум для определения лучшего фут­болиста года и такой же завели для хоккеистов; суще­ствовал Клуб бомбардиров имени Г. Федотова, учре­дили Клуб хоккейный имени В. Боброва; печатали недельные обзоры, вели дискуссии, словом, ни тени дискриминации.

Хоккейная тема не трудна. Популярность игры, многочисленные победы сборной поощрили появление отряда журналистов, посвятивших себя хоккею: Дмит­рий Рыжков, Владимир Дворцов, Аркадий Ратнер, Бо­рис Левин, Владимир Пахомов, Игорь Куприн, Олег Спасский, Леонид Рейзер, Всеволод Кукушкин — это только москвичи. И тренеры, и звезды были к нашим услугам — Анатолий Тарасов, Аркадий Чернышев, Николай Эпштейн, Виктор Тихонов, Вячеслав Старшинов, Анатолий Фирсов...

Трудности были другого рода. Это неравенство футбола и хоккея в глазах тех организаций и тех лиц, которым подведомствен журнал. Единицы измерения у них элементарны — медали. Футбол их приносил крайне редко, хоккей — сплошь, ежегодно. Не таким уж надо быть эрудитом, чтобы понимать, что игры эти существуют в совершенно разных условиях и равные требования к ним несостоятельны. Куда там, только и слышалось: «Хоккей — передовой, футбол — отста­ющий!», «Футболу надо поучиться у хоккея!» Прило­жил к этому руку и «верховный» хоккейный тренер Анатолий Тарасов, не упускавший случая съязвить по поводу футбольных неудач. Умолк он после того, как в 1975 году попробовал себя в роли тренера футболь­ного ЦСКА без намека на успех.

Официальным мнением было, что хоккеисты себя не жалеют ни в тренировках, ни в игре, а футболи­сты — лодыри и слабаки. Хоккеистов величали не ина­че как «ледовой дружиной», превозносили, они пользо­вались высочайшим покровительством, едва ли не все матчи посещал Л. И. Брежнев, одно время их после каждого чемпионата мира награждали орденами.

Нам приходилось ломать голову, как соблюсти такт при этих полярных оценках: не поддаться пре­увеличенным хоккейным восторгам и не изничтожать ни за что ни про что футбол. Мне неоднократно давали понять «сверху», что журнал поскупился, осве­щая победу хоккеистов, что напрасно милует фут­болистов. Такое было время, что блеск золотых медалей затмевал состояние дел в золотодобывающей промышленности. Если избалованные хоккейные ру­ководители и тренеры, читая наш журнал, гневались и жаловались на малейшую критическую зацепку, то люди футбольного лагеря, настроенные вовсе не воинственно, намекали нам: «Только не вздумайте нас сравнивать с хоккеем, другим газетам прости­тельно, а на вас мы надеемся».

Противопоставление навязывалось искусственно и властно, его требовали от нас в кавалерийском раже. Мне кажется, редакция устояла, хотя клинки и свер­кали над нашими головами.

Футбольные дела тем временем усложнялись. И не из-за нехватки медалей. Если еженедельник начал свою жизнь в обстановке оптимистичной, исканиями и спо­рами вокруг игры, то постепенно обстановка менялась. Мы в редакции это почувствовали в рабочих обсто­ятельствах. Как и раньше, готовы были делиться сво­ими соображениями в печати «старики»: Аркадьев, Маслов, Ан. Старостин, Дубинин, Глебов, Качалин, их по-прежнему занимала эволюция футбола, его превра­щения, его судьба в целом. А следующее, новое, поко­ление тренеров такого желания не проявляло. Его представители соглашались в лучшем случае обрисо­вать положение в команде, где они работали, но рас­суждать в масштабах всего футбола избегали. Тут не скромность по молодости лет и малости опыта — да­вала себя знать духовная бедность практичности.