Серийные преступления - Ревяко Татьяна Ивановна - Страница 54

Бригада Ленинского райотдела милиции обнаружила на балконе следы обуви. Недалеко от балкона снизу вверх был протянут молниеотвод. Служебная собака внизу возле молниеотвода взяла след, нашла на косогоре выброшенные перчатки, вывела на Крещатик и там работу прекратила. Для установления преступника при райотделе была образована специальная группа.

2 декабря в 22 часа заместитель директора киевского ресторана «Русь» Воронова зашла в рабочий кабинет, в котором отсутствовала 2 часа и увидела, что окно, выходящее на крышу пристройки, разбито. Из шкафа исчезло велюровое пальто с воротником из меха ламы, норковая шапка, сумка с деньгами и документами.

Бригада Печерского райотдела милиции установила, что разбито также окно в кабинете санитарного врача. Крышка находящегося там сейфа отогнута. Правда, похищать из сейфа было нечего. При райотделе для установления вора была создана специальная группа.

5 декабря 1989 года гражданин Югославии Стоянович, вернувшись после ужина в номер, находившийся на втором этаже гостиницы «Октябрь» в Черкассах, не обнаружил кейса, в котором были 2 тысячи марок ФРГ и 100 долларов США, трех кожаных курток и ряда других вещей.

В тот же вечер несколько ранее французский гражданин Савуайан Дидье в той же гостинице проснулся от звона разбитого стекла. На балконе он увидел человека с металлическим прутом в руках. Дидье закричал. Человек быстро перелез через перила и стал спускаться вниз. Подбежав к окну, Дидье увидел обращенное вверх лицо. С его слов милицией был изготовлен фоторобот неизвестного.

13 декабря из гостиницы «Братислава» а Киеве были похищены вещи и деньги граждан ГДР Мануэлы Бацель и Никель Квеер. Двери на балкон в их номере были открытыми.

7 января 1990 года из гостиницы «Мир» в Киеве были похищены деньги и вещи гражданок Макаровой и Коноваловой, а 13 января деньги и вещи гражданина Юнусова из гостиницы «Дружба».

Утром 27 февраля 1990 года работники бухгалтерии ресторана «Шахтер» в Донецке не обнаружили сейфа, в котором было оставлено на ночь более 16 тысяч рублей. Срочно вызвали милицию. Сейф нашли на крыше прилегающей к бухгалтерии пристройки, в тридцати метрах от окна. Дверца сейфа была сбита металлической трубой.

Милиции удалось снять на крыше отпечаток кроссовки неизвестного.

Александру Трохименко не везло в жизни. Его отец расписан с матерью не был, оставил ее еще до рождения сына. При регистрации в загсе ребенка записали на фамилию матери, отчество она дала ему экзотическое — Жанович.

Скорее всего оно выплыло со страниц какого-то французского романа. Бог весть какими путями попавшего в руки колхозной доярки. Старшую сестру Александра, в метрике которой вместо фамилии отца тоже стоял прочерк, она нарекла полностью на иностранный манер — Анитой Жановной.

Никакого Жана ни в их селе на Черкасщине, ни в его округе и близко не было. Но выдумала она себе красивого, сильного и смелого Жана — не чету местной простоте. Со временем житейские хлопоты, видимо, полностью вытеснили из головы доярки французский роман. Сына она назвала обычным русским именем. А отчество дала такое же, как у дочери.

Здоровьем доярку Бог не обидел. Но тяжелая работа, личная неустроенность, заботы о малолетних детях и больных родителях стали для нее непосильной ношей. Простудилась, махнула рукой — когда там было вылеживаться?

Осложнение перешло на легкие. На первых порах она не обращала внимания. И упустила время. Лечиться начала, когда туберкулезный процесс принял открытую форму.

Детей пришлось отдать в интернат — самой не по силам было за ними ухаживать. В двенадцать лет Александр остался круглым сиротой — дед и бабка умерли почти в одно время.

В интернатах известно какая жизнь. Далеко не все, конечно, в них плохо. У него остались в памяти добрые слова воспитателей, учителей. Но больше приходилось слышать злых. Немало повинен в этом и прямой, неуживчивый характер, доставшийся по наследству скорее всего от неизвестного отца.

В 13 лет с ним случилось невероятное приключение. В укромном закутке интернатского двора он нашел бутылку вина. Решил попробовать. Налил немного — вкус сладкий, приятный. А вскоре легко и удивительно радостно закружилась голова. Он выпил всю бутылку и стал невменяемым.

Для интерната это было ЧП. От воспитанника Трохименко поспешили избавиться и отправили его в психиатрическую больницу на исследование.

Никаких психических аномалий врачи у мальчика не нашли. Снова его определили в интернат, уже другой, в пригороде Киева Пуще-Водице. Здесь он закончил 8 классов.

Решил учиться дальше. В девятый класс поступил в Смеле, в тот самый интернат, из которого был выдворен. И снова повздорил с руководством. Пришлось забирать документы и идти в ПТУ.

В ПТУ — тоже известно какая жизнь. Общежитием, питанием, формой был обеспечен. Но это и все. Многие его сверстники носили импортные джинсы и куртки, имели кассетники и даже мотоциклы.

И обида поднималась в его душе, не обремененной воспитываемыми с ранних лет моральными правилами. Ему тоже хотелось иметь все эти прекрасные вещи, не ждать, когда сможет заработать на них деньги — иметь сейчас.

Увидел во дворе одного из домов оставленный без присмотра магнитофон — беспечность проявил работавший в Черкассах гражданин ГДР. Не долго раздумывая, он спрятал магнитофон под куртку, принес в общежитие…

На следующий день он уже давал показания милиции. Его пожалели, уголовное дело не завели, передали материалы в комиссию по делам несовершеннолетних.

Тоска по красивой жизни не переставала грызть душу. Вскоре он притащил в общежитие переносной телевизор, который украл из багажника стоявшей в гараже машины. В тот же день похвастался знакомым: вот, мол, приезжал богатый родственник, подарил. Но воспитателя провести не удалось.

Суд приговорил его к 2 годам лишения свободы. Пока условно, но с обязательным привлечением к труду в специально определенных местах — на бытовом жаргоне — «химии». А там… Что такое «химия» — опять же ни для кого не секрет. Никак не место, где люди перевоспитываются. И попал он еще неудачно. Непрекращающееся пьянство, матерщина, драки. Может, и втянулся бы в эту жизнь, но не нашел для себя компании по душе, попал в коллектив, в котором все были старше его. Не выдержал, сбежал. Оставшиеся до конца срока год и 49 дней отбывал не условно.

На свободу вышел 21 августа 1981 года. Что делать дальше? У сестры своя семья, она и сама не устроена, снимает где-то угол. Ни жилья, ни одежды приличной. В кармане тридцатка. Он купил водки. Ночевал на вокзалах. На пятый день решил ограбить машину — было это в Кременчуге. Разбил вечером в «Москвиче» боковое стекло, открыл дверцу. Во внутреннем шкафчике нашел очки, авторучку, фонарик — всего на 16 рублей.

Недалеко стояла вторая машина, боковое стекло было слегка приоткрыто. Опустил его ниже. Здесь и вовсе нечем было поживиться. Сел за руль. Водить машину он не умел, стал наугад крутить свечу зажигания. Мотор заработал, машина тронулась. Отъехал метров 25, остановился. И попал в руки милиционеров. Теперь за воровство и угон машины был приговорен к 3 годам лишения свободы.

Освободился 27 августа 1984 года, отбыв полный срок наказания. Так же, как и раньше, без своего угла, в лагерной робе, так же с 30 рублями в кармане. И ночевал первую ночь на вокзале. Только теперь он уже был старше, опытней и злее. Теперь решил фонарики и авторучки не воровать. Если уж брать, то брать что-либо посерьезней.

Приехал в Пуще-Водицу, где когда-то учился. Через балкон забрался в номер санатория «Труд», в чемодане под кроватью нашел 200 рублей. В соседнем номере взял 93 рубля, часы с браслетом и джинсы. Получилось все удивительно просто. «Так и надо жить, — решил он, — только надо знать, какой номер брать».

Купил вина, водки. Новым знакомым, у которых ночевал, сказал, что нашел сто рублей на трамвайной остановке. Пьяным был задержан милицией. И не нужно было милиционерам быть Пинкертонами, чтобы догадаться, кто совершил кражу в санатории.