Божественные головоломки, или Война за любовь (СИ) - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 73

Отвернувшись от демона, Нрэн выбросил за спину руку, метнув тонкий кинжал. Оружие по рукоять вошло ровно в середину лба пленника. Именно там, в центре головы, находилось самое уязвимое место йо'фиасов, своего рода магическое сердце твари. Кинжал уничтожил его, оборвав ставшую бесполезной жизнь.

Пока солдаты избавлялись от трупа, Дин обратил внимание на то, что рана на боку Нрэна от меча, отравленного кровью Губителя, превратилась в розовый шрам, и непосредственно, как полагалось пылкому юноше, восхитился:

- Ого! А у вас, командир, рана закрылась, будто и не было!

В ответ глазастому вьюноше достался хорошо знакомый по пребыванию в шкуре герцога Лиенского недобрый взгляд. Впрочем, в отличие от прежнего откровенного и продолжительного, этот Нрэн постарался пригасить побыстрее, чтобы не выдавать причину своего негодования. Вряд ли наивный киалонец смог бы поверить, что великий принц Лоуленда бесится при мысли о том, что теперь не сможет украдкой разодрать шрам и подвергнуться процедуре штопки. Поджав губы, воин кивнул и вышел из палатки. У входа его уже ждала Лиесса с лекарским сундучком наперевес и решительной уверенностью в глазах.

- Командир, раны солдат заживают, но им нужно минимум полчаса покоя, - начала лордесса внезапно резко обернулась и гаркнула: - Веснушка, лапы прочь от лица, косым на всю жизнь остаться захотел?

Тянувшийся почесать зудящий шрам воин мгновенно, точно провинившийся школяр, встал по стойке смирно и спрятал предательницу-руку за спину. Лагерь рухнул от хохота, пережившие немалое беспокойство после происшествия с порталом-ловушкой, воины смеялись от души, избавляясь от напряжения.

- Пусть посмеются, это полезно, - украдкой улыбнулась киалонка и, поворачиваясь к Нрэну, серьезно спросила: - Как ваша рана?

- Зажила, - односложно ответил принц и велел сигнальщику: - Объяви, через час выступаем.

- Значит, я еще успею помыться и переодеться, кажется, у меня в волосах остались кусочки демонов, - снова чуть смущенно улыбнулась Лиесса, тронув забрызганную кровью шевелюру.

- И твоему брату не помешает, - проронил Нрэн, потом глянул на себя, покрытого кровью врагов с ног до головы, и буркнул, дивясь, как это нежная девушка способна общаться с ним так спокойно, невзирая на жуткий вид: - Мне тоже.

- Пошли на речку? Летняя вода не должна быть ледяной, а никаких тварей, кроме рыбы, солдаты из реки не выловили, да и их никто ловить не пытался, - весело предложил Дин, искупая в глазах воителя несвоевременную глазастость восхитительно рациональным предложением. Ведь долг воина, взявшего киалонцев под защиту, не позволял Нрэну возложить обязанности по обеспечению их безопасности на кого-то другого. Он должен был все проверить и нести дозор лично.

- Как славно! - обрадовалась Лиесса и тут же, спохватившись, виновато потупила глазки. - Ой, мы не знаем, командир, соответствует ли наше предложение этикетным нормам Лоуленда, простите если...

- Походным нормам соответствует, - усмехнулся бог наивности девушки.

Вероятно, до провинциального Киалона не успели докатиться слухи о вольных нравах Лоуленда, кои располагали к совместному омовению в обнаженном виде вне зависимости от пола купальщиков не только близких родственников, но и просто хороших знакомых или только желавших познакомиться поближе.

Окунуться после боя, а в качестве бонуса иметь возможность посмотреть на симпатичную девушку в купальном наряде (вода способна превратить даже самое скромное облачение в возбуждающую фантазию) - Нрэн не видел причины отказывать себе в невинном удовольствии.

Пока, захватив свертки со сменной одеждой и полотенца, киалонцы и Нрэн спускались к воде, Дин в нескольких словах, опуская всякие жуткие кровавые подробности, не предназначенные для нежных женских ушек, пересказал сестре содержание речей пленников.

Лиесса посерьезнела и промолвила, аккуратно спускаясь по довольно крутой и лишь слегка протоптанной грубыми солдатскими сапогами тропинке, ухватившись для страховки за протянутую руку брата:

- Если Губитель обретет ту силу, о которой рассказывал Источник, если мы ничего не сможем сделать, чтобы предотвратить это, мне страшно даже представить, каким кошмаром обернется возвращение монстра в миры. Странно, - лордесса прикусила губку и искоса взглянула на Бога Войны, - я сказала, что мне страшно, а на самом деле истинного ужаса, паники, какую должна бы, я не испытываю. Наверное, потому, что теперь знаю наверняка, какое бы чудовище из древней легенды не выползло на свет, есть тот, кто способен с ним сразиться. Вы не допустите, чтобы тьма воцарилась в мирах!

- Я отнюдь не светлый бог, девочка, - качнул головой Нрэн, почему-то необычно тронутый этим безыскусным признанием.

- Это неважно. Совсем неважно, какого цвета щит, если он способен заслонить и спасти. Никто не спросит из какого металла меч, если он неустанно разит врагов, - возразила Лиесса со спокойной и от того казавшейся еще более непоколебимой уверенностью.

Дин энергично кивнул, подтверждая свое согласие со словами сестры. Если даже она болтала только для того, чтобы суровое сердце принца растаяло от похвалы красавицы-девицы, все равно по сути Элия была абсолютно права. Лучшего защитника, чем Нрэн, было не сыскать. Элегор признавал силу Бога Войны как аксиому, не требующую доказательств. Пусть воитель своей твердолобостью частенько выводил герцога из себя, но с другой стороны, знать, что во Вселенной существует нечто столь незыблемое - это создавало ощущение надежного тыла, имея который можно творить любое безрассудство.

Да, на таких, как Нрэн, держались миры, однако, именно такие, как шальной герцог Лиенский их меняли. А любое творение, застывшее в неизменности, мертво.

- Вода! - радостно хекнул киалонец, просияв мальчишеской улыбкой, бросил на траву вещи и, скидывая на бегу грязную одежду, устремился к речке. В водицу, все еще полускрытую курящимся парком тумана, он нырнул точно в таком виде, в каковом некогда явился на свет из материнской утробы.

В Киалоне ведь, и вправду, относились к купанию в текущей воде как к очистительному ритуалу, при котором грешно прикрывать телеса. Потому при омовении, даже если оно совершалось исключительно для личного удовольствия, а не в религиозных целях, разглядывать других купающихся было не принято, скажем так же, как не принято лазить по фонарным столбам. Но сию маленькую подробность его высочеству, принцу Нрэну Лоулендскому, никто сообщать не собирался. Потому он просто встал столбом, когда вслед за братом, как ни в чем не бывало, принялась скидывать верхнюю одежду, а потом и исподнее лордесса Лиессоль. В воду красавица вошла укрытая лишь шалью черных, как ночь, волос.

Лишь после того, как девушка нырнула, скрывшись под водой, мужчина очнулся и сообразил, что ведет себя, как сопливый мальчишка. Отвернувшись от воды (к чему смотреть прямо, когда боковое зрения развито превосходно) бог тоже начал раздеваться, аккуратно складируя грязные, окровавленные одеяния. Может, после купания собирался их постирать?

Тонкие кисти с длинными пальцами лордессы зачерпнули горсть свежей влаги и шутливо плеснули в брата, звонкий смешок рассыпался яркими искорками. Надежно замаскированный текучей водой, скрывавшей внешние проявления мужской симпатии, Нрэн любовался стройным телом Лиессоль, его формами с приятными округлостями в положенных женщине местах. Темные вздернутые бутончики сосков на высоких грудях, проглядывали сквозь воду, и двигались в такт движению тела. Принцу захотелось нырнуть следом за лордессой, поймать мелькающий задорной рыбкой силуэт и сжать в объятиях киалонскую русалочку.

Неожиданно мужчина осознал удивительную, почти шокирующую вещь: вот уже несколько часов он совершенно не думал об Элии! Ни на одном из многочисленных пластов мышления он не вспоминал о богине, не прокручивал подробностей их последнего свидания, не изнывал от жгучей тоски, не мучился сомнениями и приступами ревности. Боль, ставшая такой привычной, ушла, а он настолько свыкся с ее существованием, что даже не заметил потери. Нет, он не перестал любить кузину, такое было просто невозможно, но улыбка киалонской лордессы, ее открытое восхищение его силой, не перерастающее в благоговейную до идиотизма оторопь и раздражающую собачью привязанность, забота, женский интерес к его мужской сути, ее лучистые синие глаза приглушили тоску и боль.