Восстание Девятого - Лор Питтакус - Страница 32

• Предыдущая
• 32/56
• Следующая

– Ну что, все?

– Не совсем, – ухмыляется он.

Я леплю маленький огненный шарик. Думаю, мне удастся донести до него, что ситуация меня нисколько не забавляет, если я брошу шар огня ему в ноги. Но Девятый отбивает его посохом как хоккеист. Я запускаю еще пару огненных шаров – все быстрее и быстрее, но он телекинезом отбрасывает их в стороны. Первый просто откатывается и догорает, второй долетает до кожуха вентилятора. Болты, держащие кожух, плавятся от жара, ветер срывает его, и огромные лопасти теперь ничем не прикрыты. Я поднимаю руки над головой, чтобы создать огненный шар размером с холодильник. Но пока он растет, Девятый кидается на меня, занеся над плечом посох. Он упирает один его конец в землю и прыгает ногами вперед прямо мне в грудь. Когда его подошвы касаются огня, Девятый вскрикивает, а я отлетаю назад. Мир, только что окрашенный в оранжевый и красный, внезапно становится серо-голубым. Переворачиваясь в последний раз, я понимаю, что несусь прямо к вентилятору. В последнее мгновение я успеваю расставить ноги и руки и останавливаюсь всего в полуметре от лопастей. Мощности вентилятора хватает, чтобы погасить оставшийся огонь, прежде чем я успеваю отскочить.

– Хочешь охладиться? – спрашивает Девятый, уперев руки в бока, как будто просто оценивает мою технику. Он успел сбросить оплавившиеся ботинки.

– Я только разогрелся! – я вскакиваю на ноги, готовясь ответить на следующий его шаг.

Девятый бросается налево, и я следую за ним. Он перепрыгивает через какие-то трубы и поднимается на карниз. Я не отстаю. Теперь мы оба стоим прямо на краю стены, улица шумит внизу, в нескольких сотнях метров от нас.

И тут Девятый меня просто потрясает, шагнув за карниз. Я вскрикиваю и наклоняюсь, чтобы поймать его, но обнаруживаю, что он и не собирается разбиваться насмерть. Он стоит параллельно земле на окне и широко улыбается, сложив руки на груди. Я слишком сильно наклонился, пытаясь его поймать, и теперь лихорадочно размахиваю руками. Пытаюсь восстановить равновесие, но не успеваю и срываюсь в бездну. Девятый взбегает по стене и бьет меня апперкотом в челюсть. Меня отбрасывает назад, но приземлиться мне не дают. Девятый хватает меня за шею, разворачивается и держит меня над карнизом.

– Ну, Четвертый. Если хочешь, чтобы я вернул тебя на место в целости и невредимости, просто скажи это, – другой рукой он держит над головой посох. – Скажи, что ты не Питтакус.

Я пытаюсь отбиваться, но он держит меня так, что я не дотягиваюсь. В итоге я просто раскачиваюсь туда-сюда как маятник.

– Скажи это, – повторяет он сквозь сжатые зубы. Я открываю рот, но не могу заставить себя отрицать то, в чем я так уверен. Я верю, что я – Питтакус Лор. Я верю, что я тот единственный, кто может положить конец этой войне и сделает это.

– Ты хочешь сорваться с места и побежать в Нью-Мексико, чтобы найти наш корабль. Ты даже на мгновение не хочешь предположить, что это может быть ловушка. Потом ты говоришь, что желаешь сразиться с Сетракусом Ра, но не можешь справиться даже со мной. Ты не он. Ты не Питтакус. Так что давай покончим с этим всем прямо сейчас. Просто признайся, Четвертый.

Он сильнее стискивает мое горло. Перед моими глазами все расплывается. Я смотрю в безоблачное небо, и оно становится красным, как в ту ночь, когда могадорцы напали на Лориен. Я вижу лица убитых лориенцев, их крики отдаются у меня в ушах. Я вижу взрывы, огонь, смерть. Я вижу краулов, рвущих зубами детей. Боль, которую я чувствую, думая о них, так сильна, что я знаю, что могу выдержать все. И силу рук Девятого, стиснувших мою шею, тоже.

– Скажи!

– Не могу, – хриплю я.

– Ты бредишь, – настаивает он, стискивая мое горло сильнее. Теперь я вижу бомбы, падающие на Лориен, вижу изувеченные тела, вижу, как умирает моя планета. Наверху груды тел я замечаю отца в серебристом с голубым костюме. Девятый трясет меня, мои ноги мотаются из стороны в сторону.

– Ты не Питтакус!

Я закрываю глаза, чтобы скрыться от картин резни, боясь того, что может последовать. В моей памяти всплывает письмо Генри: «Когда вы десятеро родились, Лориен признал ваши смелые сердца, вашу волю, ваше сострадание и доверил вам ту роль, которую вы должны будете принять – роль десяти Старейшин. Это значит, что со временем вы станете сильнее чем все, кого видел Лориен, – сильнее, чем даже те десять Старейшин, от которых вы получили свое Наследие. Могадорцы знают об этом и потому с таким рвением охотятся за вами».

Что бы это все ни значило, я знаю, что на самом деле Девятый не убьет меня. Все члены Гвардии важны, являются ли они Питтакусом или нет. Мы должны объединиться и сражаться вместе, как и было задумано – это важнее любых наших ссор. Небольшое утешение, учитывая, что я все еще вишу над бездной. Ветер меняется, и я чувствую, как рука на моей шее разжимается. Сердце уходит в пятки, когда я чувствую, что начинаю падать. Неужели я ошибся? Но вместо этого спустя секунду мои ноги касаются земли. Я открываю глаза, и вижу, что стою на крыше. Девятый уходит, повесив голову. Он дергает запястьем, и красный посох снова превращается в небольшой серебряный жезл.

Девятый кричит через плечо:

– В следующий раз я тебя сброшу!

Я лежу лицом вниз на раскаленном песке. Он забился мне в рот, в нос, я едва могу дышать. Я знаю, что мне надо встать, перекатиться на спину, но у меня слишком болят все кости. Я зажмуриваюсь, стараясь прогнать боль. Наконец мне удается собраться с силами, чтобы встать, но когда я опираюсь на ладони, песок обжигает их. Я позволяю себе упасть.

– Марина? – голос больше напоминает стон.

Она не отвечает. Я все еще не могу открыть глаза, но тщательно прислушиваюсь, пытаясь обнаружить какие-то признаки жизни. Кроме шума ветра и шелеста песка я не слышу ничего. Я пытаюсь заговорить снова, но меня хватает только на шепот.

– Марина? Кто-нибудь, помогите мне. Восьмой? Элла? Кто-нибудь? – я настолько плохо соображаю, что зову даже Крейтона.

Я лежу и жду ответа, и тут на меня обрушиваются воспоминания. Мертвый Крейтон. Все это как будто происходит снова. Слезы Эллы. Нападение могов. То, как я взяла Марину под руку, и Восьмой сказал: «Пора».

Солнце такое жаркое, что мои волосы лежат на шее и плечах огненным покрывалом. Наконец я с трудом перекатываюсь на спину и рукой заслоняю глаза от слепящего света. Я медленно, понемногу, поднимаю веки. Никого нет. Только песок. Я с трудом поднимаюсь но ноги и словно слышу голос Восьмого: «Я очень надеюсь, что это сработает. Я никогда не пробовал брать с собой кого-то еще». Ну, судя по всему, не сработало – или получилось, но не для меня, не для всех нас. Где оказались Элла и Марина? Они вместе? Восьмой с ними? Мы все в разных краях? Или только я осталась одна? Мой мозг лихорадочно перебирает варианты. Если мы не только потеряли Крейтона, но и разделились, если нас разбросало по всему миру, то мы теперь еще дальше от цели, чем были. Меня тошнит от паники и разочарования. Все наши труды, все, чем мы пожертвовали, – все это обернулось хуже чем просто ничем. Я одна под безоблачным небом и пышущим жаром солнцем и не имею ни малейшего представления о том, где я и как вообще собираюсь искать других людей или членов Гвардии. Я оглядываю горизонт во всех направлениях. Так хочется увидеть, как Марина появляется из-за дюны и машет мне рукой, а за ней следом идет Элла, или Восьмой, смеясь, съезжает с песчаного склона. Но передо мной только безжизненная пустыня.

Я вспоминаю слова Восьмого о том, как работает эта штука. Где бы я ни оказалась, я знаю, что где-то рядом должен оказаться кусок лоралита. У меня, конечно, нет способности к телепортации, но я надеюсь, что все равно смогу как-то использовать камень. Я падаю на колени и принимаюсь копать. Мне неоткуда знать, где он и где начинать поиски, но я в отчаянии. Настолько, что едва замечаю, что песок обжигает мне пальцы. Но мне попадаются только самые обычные мелкие потрескавшиеся от жары камешки. Запыхавшись, обливаясь потом, я наконец останавливаюсь и сажусь. Я не могу позволить себе потратить остаток сил на бесполезное дело. Мне нужно найти воду и убежище. Склонив голову, я прислушиваюсь к ветру, пытаюсь получить какой-то знак, но вокруг нет ничего и никого. Ничего, кроме песка и дюн – насколько видит глаз. Мне не остается ничего другого, кроме как двигаться вперед. Я смотрю на солнце, определяю стороны света по тени и иду по песку. На север. У меня нет никакой защиты от палящих лучей, глаза щиплет от попадающего в них пота, все тело болит от хлещущего по нему горячего песка, и я чувствую себя беззащитной, как никогда раньше. Во все стороны от меня простирается однообразная бесконечная пустыня, и я знаю, что недолго продержусь под палящим солнцем. Я с трудом делаю еще несколько шагов и становлюсь невидимой, чтобы избежать безжалостного жара. Так меня нелегко будет найти, но у меня нет выбора. При помощи телекинеза я поднимаю себя над землей, чтобы мои ноги не касались раскаленного песка. Теперь я выше, но вид отсюда только подтверждает мое предположение о том, что здесь есть только песок, песок и еще песок. Каждый раз, проходя мимо дюны, я щурюсь, пытаясь разглядеть дорогу или любой другой признак цивилизации. Но единственное, что разбавляет монотонный пейзаж, – это дьявольского вида цветущие кактусы и куски окаменелого дерева. Ясное безоблачное небо словно смеется надо мной – на нем нет даже самого крохотного облачка, из которого я могла бы создать грозу.

• Предыдущая
• 32/56
• Следующая