Записки следователя (сборник) - Шейнин Лев Романович - Страница 81

• Предыдущая
• 81/126
• Следующая

— Сколько зарабатываете? — спросил Кардинал.

— Я восемьсот. Надюшка до тысячи нагоняет, — ответил Сенька. — На жизнь хватает, конечно, особенно не развернёшься. У Надюшки мать живёт в Подольске, надо помогать. Потом телевизор вот купили и электрическую прачку. Пришлось в кассе взаимопомощи ссуду брать. Надюшка у меня франтиха, то туфельки новые, то блузка… В общем, врать не буду, каждая копейка на учёте…

Такая откровенность Кардиналу понравилась. Сенька достал из маленького буфетика бутылку водки, открыл коробку рыбных консервов, нарезал колбасы и хлеб.

— Ну что ж, за встречу! — сказал Сенька, подняв рюмку.

— Можно, — ответил Кардинал.

После второй рюмки разговор пошёл веселее. Сенька подробно рассказал, как его приняли на завод, как сначала ему было трудновато, а теперь всё наладилось и относятся к нему хорошо. Кардинал слушал внимательно, изредка бросая короткие вопросы. По всему было видно, что Сенька доволен своей новой жизнью и к старому его не тянет.

Потом пришла жена Сеньки, маленькая, такая же, как и он, курносая, большеглазая хохотушка. Сенька представил ей Кардинала.

— Вот познакомься, Надюша, — сказал он. — Мой старый приятель… гм…

— Игорь Петрович, — добавил Кардинал и отвесил молодой женщине самый изысканный поклон.

Она бросила на него быстрый внимательный взгляд, и Кардинал сразу понял, что ей известно прошлое мужа. Позже, когда и она села за стол, Кардинал заметил, что она рассматривает его с интересом и даже чуть настороженно. Сенька продолжал рассказывать о заводе. Кардинал молча слушал.

— Сеня, да ты совсем заговорил нашего гостя, — прервала его вдруг Надя. — Ему, может быть, и неинтересно.

— Нет, почему же, — вежливо возразил Кардинал.

— Вам и в самом деле любопытно? — спросила Надя и как-то странно на него поглядела.

— В самом деле, — ответил Кардинал.

— Только любопытно? — не выдержала она и тут же густо покраснела.

Кардинал тоже смутился, — как бы ей ответить. Но она, пристально и прямо глядя ему в глаза, медленно сказала:

— Ну, будет нам в прятки играть. Не маленькие. Очень мы все хорошо понимаем, что к чему…

И так же быстро, как всё, что она говорила и делала, налила вино в рюмки и произнесла:

— Выпьем. Выпьем за то, что быль молодцу не укор. Если это только уже действительно быль… Пойдёт?

— Водка или тост? — невольно ухмыльнулся Кардинал, подумав про себя: “Экая пичуга, а с характером!”

— И то и другое, — ответила Надя, не отводя взгляда.

— Значит, за Семёна хотите выпить? — схитрил Кардинал.

— За Семёна давно выпито. Теперь не худо бы и за вас…

— Супруга, у тебя, Семён, с перчиком, — обратился Кардинал к её мужу. — Не заскучаешь.

— Не жалуюсь, — улыбнулся Семён. — Что ж не пьёшь? Или не под силу?

Кардинал молчал. Сенька встал, прошёлся по комнате, потом опять сел за стол и сказал:

— Теперь слушай, разговор пойдёт начистоту. Насчёт Тамбова и этой конференции дурацкой я в курсе. Ребят встретил — рассказали… И резолюцию твою знаю, и вот Надежда тоже знает, от меня… Так что говорить будем при ней.

— Отводов нет, — невесело улыбнулся Кардинал.

— Так вот, вся твоя затея — пустой номер. Я тебя давно знаю, догадываюсь, что тебе эта игра по душе. Дескать, с одной стороны, мы карманники, а с другой стороны, мы за лагерь социализма. Кого вздумал перехитрить, Кардинал? Звучит громко: делегатов стран народной демократии трогать не станем, весь удар по капиталистам… Ишь как лихо! А то, что большинство делегатов капиталистических стран приехали сюда, тюрьмой рискуя или выгонкой с работы, — это ты не подумал, сукин ты сын?!

— Но-но, без хамства, — огрызнулся Кардинал. — Я ведь тоже сумею что сказать…

— Нет, пока молчи и слушай!… Я сам таким же паразитом был, пока не завязал, сам!… И мне ты очки не вотрёшь, Кардинал!… И делегатов твоих, и тебя самого знаю как облупленных. За всеми нашими шуточками и резолюциями и всей этой воровской липой я вижу главное: паразитами были — паразитами хотите остаться. Сам таким был, знаю!… Поэтому скажу коротко — жизнь не перехитришь, Кардинал, как ни старайся. Если решишь кончать — я тебе первый друг и помощник. Если нет — скажи прямо, и скатертью дорога!…

— Игорь Петрович, вы на него за резкость не обижайтесь, он ведь от души, — вступила в разговор Надя. — Он ведь добра вам хочет, а не то чтобы… Ой, господи, у меня даже руки дрожат!… Сколько раз он про вас вспоминал… Честное слово!…

Кардинал поднял на неё глаза. Надя всхлипнула. Руки у неё в самом деле дрожали. Сенька жадно пил воду из стакана. Мерно тикали ходики, висевшие над столом. За распахнутым в ночь окном вспыхивали в дальнем небе красные, голубые, жёлтые молнии ракет. А ходики всё продолжали тикать, отмеряя время, которое действительно не обманешь, не минуешь, не перехитришь…

Уже далеко за полночь Кардинал вышел из квартиры Сеньки. На западе было пустынно, над сонными улицами медленно плыл августовский месяц. Кардинал ещё не знал, куда он теперь направится. Добираться до Останкина, к Голубю, было далеко. И, кроме того, почему-то хотелось побыть одному. Разговор с Сенькой и его женой разбередил Кардинала. Надо было всё это обдумать, взвесить, основательно прикинуть, что к чему…

На перекрестке Кардиналу повезло: он вскочил в какой-то заблудившийся автобус. Сонная кондукторша не очень разборчиво пробормотала, что автобус идёт в парк, мимо Чистых прудов. Ну что ж, чистые так чистые, пруды так пруды. Тоже неплохо.

На Чистых прудах и в самом деле было хорошо. Совсем недавно здесь кончился фестивальный карнавал, и на ветвях деревьев ещё висели зацепившиеся разноцветные воздушные шары, похожие на фантастические плоды из детской сказки.

Кардинал медленно брёл по главной аллее, направляясь к пруду, зеркало которого смутно поблескивало вдали. Стояла та особая, предрассветная тишина, когда перестаёт вериться, что эти самые дремлющие аллеи могут быть полны людьми, женским смехом, шарканьем множества ног, раскатами музыки и песнями. По обе стороны бульвара стояли высокие дома с тёмными, тоже спящими окнами.

— Простите, гражданин, не найдётся ли у вас спички? — внезапно обратился к Кардиналу человек, сидевший на скамье и поднявшийся теперь ему навстречу.

— Найдётся, — ответил Кардинал и, достав из кармана коробок протянул его подошедшему. Тот чиркнул спичкой, и вспышка осветила его тонкое, задумчивое, усталое лицо с аккуратно подстриженной седой бородкой.

— Благодарствуйте, — сказал он, закурив. — Вот, не спится, вышел подышать, а спички дома оставил. Ужасно захотелось покурить. А вы не балуетесь?

— Трубкой, — ответил Кардинал. — Папирос и сигарет не признаю.

— Всё плохо, — медленно произнёс неизвестный. — И трубка, и папиросы, и сигареты. Везде никотин и, следовательно, возможность заболевания раком. Но трубка опаснее. Из больных раком губы девяносто пять процентов мужчины, курившие трубку… Или пользовавшиеся твёрдыми мундштуками. Это я вам говорю как онколог…

— Но сами курите, хотя и папиросы, — улыбнулся Кардинал. — Тоже ведь, как вы сказали, плохо…

— Да, тоже, — тихо ответил неизвестный. — Тоже. К несчастью, я в этом убедился… Лично.

Кардинал удивлённо вскинул глаза. Перед ним стоял пожилой человек, лет за шестьдесят, высокий, хорошо одетый, с открытым, добрым лицом. Он спокойно встретил испытующий взгляд Кардинала, медленно затягиваясь папиросой.

— Извините, — смутился Кардинал. — Мне показалось… Я неправильно вас понял…

— Нет, как раз правильно, — возразил неизвестный. — И вы напрасно извиняетесь. Если не торопитесь, может быть, присядем?

— Охотно, — ответил Кардинал, всё более удивляясь. — Надеюсь, и вы не торопитесь?

— Да мне, по совести сказать, торопиться уже некуда, — ответил мужчина. — Кстати, давайте познакомимся: Николай Сергеевич. Профессор медицины.

— Очень приятно, — сказал Кардинал. — Меня зовут Игорь Петрович.

Они сели на скамью. Кардинал достал трубку, набил её табаком, закурил. Помолчали.

• Предыдущая
• 81/126
• Следующая