Твори в п'яти томах. Том 1 - Шевченко Тарас Григорович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/73
• Следующая

По четыре, по три

Косари, косари

Бурьян косят, поют...»

Оксано бедная, молися,

Молися богу, ты поешь

Все песни страшные такие!

    Оксана:

А ты смеяться, мамо, хочешь?

Э, полно, мамо, столько лет

Ты хохотала, я смеялась,—

Поплакать можно одну ночь.

    Слепая:

Дитя мое, моя ты дочь!

Опомнись, грех тебе, Оксано,

Ты насмеялася«

    Оксана:

Кто? Я?

Не насмеялася! Смотри,

Смотри, как падают стропила.

Гу!., гу!.. гу!.. Ха-ха-ха-ха!

Пойдем плясать, его уж нет,

Он не разлучит нас с гобою.

(Поет и пляшет)

«По дороге осока,

А в болоте груши,

Полюбила козака,

Запродала, душу.

А козак

Так и сяк,

Не любил,

Задушил,

В сыру землю зарыл.

В темной хате сырой

Спать ложилась со мной

Ведьма черная.

И смеялася,

Обнималася,

Ела, грызла меня,

Подложила огня,

И запела, заплясала,

И скакала, и кричала:

Жар, жар, жар!

Через яр

На пожар.

Все слеталися,

Любовалися

И смеялися:

Хи-хи-хи, тра-ла-ла-ла,

Не осталось ии кола.

Смоляная черту свечка!

Через яр идет овечка.

Не ходи, козак, в дуброву,

Не ходи, Ивашечко,

Торною дорожкою,

Не носи гостинчики

Змии, черной гадине!

Чародейка лютая

Сотрет брови черные,

Выжжет очи карие».

    Слепая:

Опомнись, дочь моя, Оксано!

Ты ведь недоброе поешь;

Пойдем в село: здесь страшно стало!

    Оксана:

Пойдем в село: здесь душно мне,

Я босиком, как на огне,

На розовом снегу танцую.

Пойдем в село, переночуем.

А кто нас пустит ночевать?

Ведь люди, знаешь, нас боятся;

Пойдем мы в лес волков ласкать;

Ведь люди врут, что волки злятся,

Волки нас любят — право, так!

А помнишь, ты мне говорила...

Ах, нет... не то... постой, забыла!

Я все забыла...

Мой козак,

Мой кароокий...

Я любила,

И он, козак, меня любил.

И темной ночью он ходил

В зеленый сад, где я гуляла.

Ах, как там весело бывало!

Как он, лаская, целовал,

Какие речи он шептал!

Ты так меня не целовала,

Как он, мой милый, дорогой,

Мой ненаглядный, мой сердечный!

Ты говорила, он не злой;

А он, твой пан, бесчеловечный.

Твой пан-палач его убил

За то, что я его любила,

За то, что он меня любил.

Злодей, в железа заковал.

Об этом я не говорила

С тобою даже. Он пропал...

Пропал без вести, как пропала

Моя девичая краса.

А ты слыхала чудеса?

Он в гайдамаках отаманом

И этот нож мне подарил.

Он приходил...

    Слепая:

Пойдем скорее!

Веди меня!

    Оксана:

Куда вести?

В болото, в лес? Постой, постой!

Я поведу тебя в село,

Где все бурьяном поросло,

Где вместо хат кресты, могилы,

Где поселился друг мой милый

В светелке темной и сырой.

    Слепая:

Пойдем скорее. Бог с тобой!

Перекрестися!

    Оксана:

Я крестилась,

Я горько плакала, молилась,

Но бог отверг мои кресты,

Мои сердечные молитвы.

Да, он отверг. А помнишь ты?

Нет, ты не помнишь, ты забыла.

А я так помню, ты учила

Меня, малютку, кровь сосать

Да «Отче наш» еще читать.

    Слепая:

Оксано, боже мой, молись,

Ты страшно говоришь!

    Оксана:

Да, да.

Я страшно говорю, так что же!

Ты не боялася сидеть

Осенней ночью у забора

И просидела двадцать лет,—

Пойдем опять туда сидеть.

Пойдем же, мамо, будем петь,

Пока народ не пробудился.

И будем петь, как снарядился

Козак с ордою воевать,

И как покинул он дивчину,

И как другую полюбил.

Ведь это весело — покинуть

В чужой далекой стороне

Листок с любистка на огне.

(Поет тихо)

«Плыви, плыви, лодочка, за Дунай;

За Дунаем погуляю, молода,

С козаками-молодцами мертвыми,

С козаками-мертвецами».

Чур меня! Чур меня! Чур меня!

Пойдем скорее. Ах, постой!

Я потеряла башмаки.

А башмаки ведь дорогие,

Да ноги жгли мне, все равно

Мне их не жаль, и босиком

Дойдем до гроба...

(Поет)

«Полетела пташечка

Через поле в гай,

Уронила перышко

На тихий Дунай.

Плыви, плыви, перышко,

Плыви за водой!..»

Я все молчала, все молчала,

А он шептал и целовал.

Сулил намисто с дукачами ⁵.

Зачем ты не велела брать?

Ведь им бы можно удавиться.

А знаешь что?

Пойдем к реке

Купаться просто, и утонем,

И будем щуками в воде.

И пташкам воля в чистом поле,

И пташкам весело летать;

А мне так весело в неволе

Девичью молодость терять.

Я разве грешница какая?

Отраву, что ли, я варю?

Нет, я не грешница; ты знаешь,

Всему я верила, всему!

Но кто поверил моей вере?

Теперь не то. Летит, летит!

Нет, ты не вылетишь, проклятый,

Я задушу тебя! Держите —

Красный змий! Красный змий!

Он рассыпется... Потом...

Га! га! ги!..»

И, будто мщение живое,

Она с распущенной косой,

С ножом в руках, крича, летела

И с визгом скрылася в огне.

Вдруг крик пронзительный.

Вздрогнула

Слепая молча и, крестясь,

«Аминь, аминь, аминь!» — шептала.

И крик сменил протяжный гул,

Стена упала, гул ревел

И смолк в долине безучастной,

Как в глубине души бесстрастной.

Пожар, лютея, пламенел.

Слепая, бедная, стояла

В дыму и пыли снеговой,

Она Оксаны дожидала

И «со святыми упокой»

Невольно с трепетом шептала.

И не дождалася слепая

Своей Оксаночки; ушла

Из погорелого села,

Псалом любимый напевая:

«Кого, рыдая, призову я

Делить тоску, печаль мою?

В чужом краю кому, тоскуя,

Родную песню пропою?»

              [1842, С.-Петербурі]

              ГАМАЛІЯ

«Ой нема, нема ні вітру, ні хвилі

Із нашої України!

Чи там раду радять, як на турка стати,

Не чуємо на чужині.

• Предыдущая
• 37/73
• Следующая