Хёрай. Японские сказания о вещах не совсем обычных - Автор неизвестен - Страница 16

• Предыдущая
• 16/20
• Следующая

— Давай переползем в местечко потеплее, — предложил один из муравьев.

— Зачем? — спросил другой. — Чем тебе не нравится это место?

— Здесь слишком сыро и веет холодом снизу, — ответил первый. — Разве ты не знаешь, что под этим камнем зарыто большое сокровище и из-за этого солнечные лучи не согревают землю вокруг него?

Второй муравей согласно кивнул усиками, и они оба куда-то поползли. А крестьянин радостно помчался за лопатой.

Он принялся копать рядом со столбом и вскоре обнаружил шестнадцать больших горшков, наполненных золотыми монетами. Так он разбогател и до конца жизни удача не покидала его.

Но и после того памятного утра человек иногда наклонялся над муравьями, пытаясь разобрать их слова.

И напрасно. Волшебная сила открыла его уши для понимания их языка только на один-единственный день.

А мы все склоняемся над муравьиными гнездами…

Это случилось много-много лет назад. Жил тогда в городе Ниигата что в провинции Эгисэнь, один молодой человек по имени Нагао Чосэй. Отец его был очень известным врачевателем. По семейной традиции, это занятие, требующее долгого обучения, переходило от отца к сыну в течение многих поколений. Как-то раз, когда Нагао исполнилось десять лет, к ним в дом приехал погостить богатый друг отца со своими домочадцами, прислугой и телохранителями. Когда же через несколько дней прибывшие покинули гостеприимных хозяев, Нагао узнал, что он обручен с О-Тэй, шестилетней дочерью гостя. А еще он узнал, что обе семьи заключили договор, по которому свадьба должна состояться сразу же по окончании обучения Нагао. Однако лишь карма предопределяет судьбу человека. Ибо здоровье О-Тэй оказалось слабым и к пятнадцати годам болезнь легких привела ее на порог смерти. И вот настал день, когда послали за Нагао с тем, чтобы он успел сказать последнее «прости» своей невесте.

Войдя в дом, юноша почувствовал запах воскуряемых благовоний. Синий дым от них причудливо обвивался вокруг светлоко-ричневых брусьев каркаса помещений, ленивыми лентами проникал сквозь щели в циновках, закрывающих проходы между комнатами, переплетался, клубясь, за силуэтами молчаливо проходящих слуг. В комнате больной он опустился на колени около ее ложа. Послышался голос:

— Нагао-Сан, мой жених! Мы были обещаны друг другу еще со времени нашего детства. А в конце этого года мы должны были пожениться. И вот я должна умереть. Боги знают, что действительно для нас лучше. Подумай, если бы я смогла прожить еще несколько лет, то тем самым я бы только принесла беспокойство и горе окружающим. С моим слабым болезненным телом я бы не смогла быть тебе хорошей женой. Поэтому, я думаю, это было бы эгоизмом продолжать хотеть жить, пусть даже ради тебя. Сама я уже смирилась с тем, что скоро умру, но я хочу, чтобы и ты пообещал мне сейчас, что не будешь слишком горевать… когда я уйду. Да, я очень скоро уйду, но хочу тебя утешить тем, что, как мне кажется, мы встретимся снова.

— Конечно, мы встретимся снова, — эхом повторил Нагао, — и в той Совершенной Стране не будет боли расставаний.

— Нет, ты не прав, — мягко возразила О-Тэй, — я имею в виду вовсе не Совершенную Страну. Я почему — то уверена, что нам суждено встретиться снова здесь, в этом мире… Несмотря на то, что завтра меня похоронят…

Нагао ошеломленно смотрел на нее, не в силах собраться с мыслями. В ответ на свое удивление он увидел слабую улыбку на ее милом лице.

Своим тихим, прерывающимся, почти призрачным голосом

О-Тэй продолжала:

— Да, я имею в виду, что в этом мире, в этой настоящей твоей собственной жизни, Нагао-Сан… Если только ты действительно очень захочешь этого. И еще, для того чтобы это произошло, я должна снова родиться девочкой. Потом вырасти… Поэтому тебе придется ждать… Пятнадцать-шестнадцать лет… Это действительно долгий срок… Но, мой суженый, тебе ведь сейчас только девятнадцать…

Скорее для того, чтобы утешить девушку в последние минуты ее жизни, чем говоря искренне, Нагао ответил нежно:

— Ждать тебя, моя невеста, — это сладкий долг и счастливая обязанность. Ведь мы обещаны друг другу. И это обязательство действует на протяжении семи существований.

— Я вижу, ты сомневаешься? — спросила О-Тэй, вглядываясь в его лицо.

— Моя единственная, — ответил он, — если я и сомневаюсь, то только в том, что я смогу узнать тебя в другом обличий и под другим именем. Известна ли тебе какая-нибудь примета или знак, о которых ты можешь сообщить мне сейчас?

— Этого я не знаю, — ответила она. — Только боги и сам Будда могут ведать, как и где мы встретимся. Но я уверена, — очень, очень, очень уверена, что если ты не будешь против того, чтобы принять меня вновь, я смогу вернуться к тебе. Запомни эти мои слова: я смогу вернуться к…

Она вдруг умолкла. Ее глаза закрылись. О-Тэй была мертва.

Нагао искренне, нежно любил О-Тэй. Горе его не было притворным. Лучшие мастера каллиграфии по его заказу сделали поминальную табличку, на которой было начертано ее Цокумиё[52]. Этот поступок нарушал буддийские традиции, но Нагао поверил словам О-Тэй и не хотел привыкать к мысли, что потерял ее навсегда. Он поставил поминальную табличку в своем буцудане[53] и каждый день молился и воскурял благовония перед ней.

Нагао много думал о тех странных вещах, о которых ему поведала О-Тэй перед смертью. И в надежде, что это сбудется, а также для того, чтобы умилостивить дух усопшей, он написал торжественное обещание взять ее в жены, если она когда-нибудь вернется к нему на землю в ином женском обличий. Этот свиток он запечатал своей печатью и поместил в буцудане рядом с поминальной табличкой О-Тэй.

Шли годы. Постепенно родные Нагао начали требовать, чтобы тот взял себе жену. Ведь Нагао был единственным сыном в семье, насчитывающей несколько десятков поколений. Невозможно было допустить, чтобы эта длинная цепь прервалась. И через некоторое время Нагао уступил желаниям близких, взяв жену по выбору своего отца. Но и после свадьбы он продолжал посещать свою семейную гробницу и исполнять ритуал перед поминальной табличкой О-Тэй, Делая это, он всегда вспоминал свою невесту с нежностью и любовью. Но мало-помалу ее образ становился в его памяти все туманнее и наконец стал похож на сон, который так трудно вспоминается днем.

Нагао пришлось испытать много горя. Один за другим умерли его родители. Жена и единственный маленький сын были зарублены сумасшедшим самураем. Остался Нагао в этом мире один. Он покинул свой осиротевший дом и пустился в долгое далекое путешествие в надежде забыть свои печали.

Однажды во время своих странствий Нагао остановился на ночлег в маленькой горной деревушке Икао. Это место издревле славилось своими теплыми источниками, приносящими облегчение больным. А еще Икао было известно как селение, основанное богами, когда те собирались здесь, чтобы полюбоваться на окрестности. И действительно, вид отсюда на окружающую горы местность открывался прекрасный.

Хозяин постоялого двора, где Нагао снял комнату, сказал4 что сейчас придет девушка-служанка и принесет все необходимое. И вот она появилась, неся перед собой масляный светильник. От того, что увидел Нагао в неверных бликах этого света, его сердце забилось так, как оно никогда еще не билось в его груди. Так странно, так поразительно эта девушка напоминала ему О-Тэй, что Нагао вынужден был ущипнуть себя, чтобы поверить, что это не сон. То, как она ходила, принося еду и питье или наводя порядок в комнате гостя, каждый ее жест, поза, малейшее изменение выражения ее лица — все оживляло в нем спрятавшиеся было в туман забвения милые воспоминания о девушке, с которой он был обручен в молодости. Он заговорил с ней о чем-то, и она отвечала ему мягким чистым голосом, сладость которого разгоняла печали прежних лет.

• Предыдущая
• 16/20
• Следующая