Распахни свое сердце (СИ) - Анафест Ольга "Anafest" - Страница 4

• Предыдущая
• 4/86
• Следующая

благосклонности? Антонов и сам не заметил, как васильковые глаза и родинка над губой вывернули

его душу. А Таня смотрела на парня, как на божество: взрослый, красивый, с невероятно доброй

улыбкой и, в отличие от большинства его ровесников, думающий о будущем. Родители девушки

были категорически против их отношений, уверяли дочь, что он наиграется и вышвырнет её из своей

жизни, но Кирилл, не уставая, поступками доказывал обратное. Едва его друг вернулся из армии, он

потащил его к людям, с которыми планировал породниться, и сделал Тане предложение. Отец

девушки, учёный-интеллигент, матерился так, что соседи повыскакивали из квартир в жажде хлеба и

зрелищ. Антонов сдаваться не планировал, так что спустя две недели, дождавшись совершеннолетия

своей избранницы, заявил, что Таня беременна, и под причитания её матери-переводчицы и ор отца

повёл девушку в ЗАГС подавать заявление. До назначенной даты росписи родители приходили в

себя, а уже после сего события узнали, что их наглейшим образом обманули, зная, что в таком

состоянии им будет не до справок из гинекологии. Кирилл извинился и с ехидной усмешкой сказал, что не будет оттягивать и в кратчайшие сроки обеспечит новых родственников внуками, теперь уже

точно и безо всяких шуток. Татьяну он забрал к себе, в квартиру, где жил с бабкой и дедом, отобравшими его в детстве у запойной матери. Просторная трёшка позволяла вместить в себя

молодожёнов и двух стариков.

Семь лет счастья, такого, какое редко выпадает на долю человека, а потом…

Щербатый до сих пор иногда просыпался ночами в холодном поту от кошмара, в котором он видел

широко распахнутые глаза лучшего друга и стекающую изо рта по подбородку кровь. Пуля, предназначенная для Толика, угодила в Антонова, закрывшего его своим телом. Финогенов выл, глядя, как из Кирилла ускользает жизнь, а всегда смеющиеся глаза становятся стеклянными и

пустыми. И вместе с ним умирала какая-то часть души самого Щербатого. А смог бы он отдать

жизнь за друга? Смог бы. Самый близкий, самый родной и понимающий. Такой, каких уже не будет.

Мы не знаем, сколько нам отмерено, и думаем, что успеем совершить всё задуманное, но часто не

успеваем. Толик не успел. Он так и не открыл другу постыдную тайну о себе, которую хранил уже

несколько лет. Почему-то теперь это казалось очень важным.

Двадцать девять лет. Антонов и не пожил толком, ушёл совсем молодым, но запомнившимся

навсегда.

Именно Финогенов был гонцом плохой вести для семьи друга, он успокаивал скулящую Татьяну, рвущую на себе волосы. Маленькая Алеся забилась за диван, плакала, не понимая, что происходит, и

звала своего любимого папу.

Старик Антонов пережил внука на полгода, а вслед за ним ушла и бабка.

У своих родителей Таня помощи не просила. Щербатый был рядом, взяв на себя заботы о семье

Кирилла, но молодая вдова собрала себя в кучу ради дочери и постаралась как-то жить, если это

существование без любимого человека можно было назвать жизнью.

Соседи шушукались, поговаривая, что после гибели мужа Татьяна греет койку его друга, но ни у

неё, ни у Финогенова даже мысли подобной не возникало. Да, Толик считал её красивой женщиной, одни глаза которой дух захватывали своим насыщенным васильковым цветом, а пышная грудь и

округлые бёдра приковывали взгляды многих мужчин, но для него она была и оставалась маленькой

девочкой Таней, о которой нужно заботиться.

Из органов он ушёл сразу после смерти Антонова, потому что без него всё было пустым и

напоминало об утрате. Тогда он и попал в компанию Кондратенко, сына которого вытащил в своё

время по доброте, появившейся откуда-то, из грязной истории. Костя по дурости оказался не в том

месте и не в то время, а Щербатый пожалел молодого пацана, напомнившего ему Костенко, когда тот

только прибыл в их часть на службу.

От места начальника охраны Финогенов отказался, но на предложение об удвоенной зарплате, не

ломаясь, дал согласие. Это в сказках все бескорыстные и благородные, а в жизни нужно вертеться

волчком, чтобы прокормить себя и своих близких.

Юрий Фёдорович доверял единицам, и Толик входил в число этих нескольких людей, поэтому, когда место секретаря оказалось свободным, генеральный без колебаний пригласил на собеседование

Татьяну по совету охранника и ни разу не пожалел об этом.

Но жизнь идёт, многое меняется, и теперь вместо Кондратенко, такого привычного, директорское

кресло занимает какой-то хлыщ.

На память Щербатый никогда не жаловался, поэтому ему было достаточно нескольких секунд, чтобы узнать человека, с которым его познакомил Леонид. Выдержки хватило, и ни один мускул на

лице не дрогнул, а взгляд остался равнодушным.

Финогенов внутренне усмехнулся, подумав о том, что неделю назад он мог бы нагнуть своего

начальника, когда тот так откровенно напрашивался, предлагая себя. Он и воспользовался бы таким

щедрым предложением, если бы не обещание, данное Костенко очень давно, что первая ночь после

расставания Толика с очередной несостоявшейся невестой принадлежит ему. В такие моменты

Щербатому нужно было выплеснуть скопившееся напряжение, а Лёня, как никто другой, справлялся

с поставленной задачей.

Дмитрий, конечно, привлёк его внимание, но проверенный временем любовник заслуживал больше

доверия, чем незнакомец. К тому же холёный моложавый Леонид будто был вылеплен специально

для крепких рук Финогенова. За столько лет они изучили друг друга вдоль и поперёк, узнав все

привычки и предпочтения.

Но глупо было бы не признать, что Сизов приглянулся Щербатому. Такие мужики на дороге не

валяются и не каждый день готовы раздвинуть перед кем-то ноги. Сногсшибательным красавцем

новый знакомый не был, но умение держать себя, дополненное внимательным взглядом серых глаз, крепким телосложением и едва заметной ямкой на слегка выпирающем подбородке, привлекали.

Дмитрий напоминал Толику породистого норовистого коня, подтянутого, ухоженного и очень

дорогого. Финогенов любил простоту, считая, что пёстрые обёртки обычно служат для привлечения

к пресным просроченным начинкам, но Сизов пустышкой не казался.

Вспыхнувший в серых глазах гнев принёс Щербатому массу удовольствия, потому что истинные

эмоции прекрасны, когда они не скрыты слоем фальши.

Второй субъект, находившийся в кабинете, несомненно, обращал на себя внимание. Вот уж кто мог

похвастаться внешностью, но не смазливой, как у того же Костенко, а суровой, зрелой, выдержанной, как хорошее вино. Перед такими женщины падают штабелями, мечтая однажды из

воздыхательниц перейти в любовницы, а из любовниц вырасти до законных супруг. Только вот

ледяные тёмно-зелёные глаза были способны заморозить всех воздыхательниц в радиусе километра.

Толику стало интересно, любовники ли эти двое, но мысль казалась столь абсурдной, что отпала

быстрее, чем пришла.

Он не любил пользоваться благосклонностью Кондратенко, но сейчас иного выбора не было, поэтому один звонок и пара фраз, брошенных в трубку, стали необходимостью. После короткого

разговора с Юрием Фёдоровичем, Финогенов спокойно вернулся на рабочее место к заскучавшему

Стрельницкому и внутренне усмехнулся, представив, как разозлится его новый знакомый, поняв, что

уволить обычного охранника ему будет сложнее, чем выпихнуть с насиженного места Захарову.

___

— Понял, — Дмитрий, прервав разговор, с силой сжал телефон.

— Ты чего? — Роман с беспокойством смотрел на друга.

— Дядя звонил. Ты не поверишь, — Сизов даже не пытался скрыть негодование, — я не могу

уволить этого ублюдка!

— Финогенова? Слушай, какая-то мутная история, — Смирнов плюхнулся на стул, вытянув

длинные ноги. — Рожа у этого охранника протокольная, у меня от одного его взгляда зубы сводит.

• Предыдущая
• 4/86
• Следующая