Испорченный/Зараза (др. перевод) (ЛП) - Дженнингс Сайрита Л. - Страница 35
- Предыдущая
- 35/52
- Следующая
Потянув ее немного за волосы, я стараюсь сделать так, чтобы Лэйси двигала головой вверх-вниз с определенным темпом. Она берет фаллоиммитатор и начинает с энтузиазмом массировать его рукой, продолжая сосать, я делаю шаг назад, любуясь тем маленьким чудовищем, которое создал.
Я активно принимаю участие в занятии женщин, пока они исследуют искусство орального секса, явно получая истинное удовольствие от своей очевидной неловкости и неопытности. Это именно то, что мне необходимо, чтобы отвлечься от давления в висках и ярости, которая скопилась в моем затылке. Не говоря уже о пустяковой боли в моей груди. Я ее просто не замечаю. Я запечатал все это как можно глубже, концентрируясь только на своей работе. В конце концов, черт побери, мне давно следовало все это сделать. Не ублажать дуру, которая льет слезы по поводу измены ублюдка-мужа и неудачного обманного замужества. Не сидеть, просматривая бессмысленное количество серий полной бредятины, и есть всякое дерьмо, пока она прижимается ко мне, как «динамщица», какой на самом деле и является. И не позволять ей заставлять меня поверить, что я нечто большее, чем человек, нанятый для оказания помощи, что, мать его, почти равносильно лучшему другу-гею навеки вечные.
Как же я дошел до этого? Как, черт возьми, я так легко позабыл о том, кем являюсь на самом деле, и за что боролся?
Я даже не могу всерьез винить ее. Она проста, неинтересна и поверхностна. Она не могла копнуть глубже в своих поверхностных мыслях. Поэтому я не могу переложить на нее ответственность за то состояние, в котором сейчас нахожусь. Я позволил этому случиться. Я разрешил этому случиться, хотя поклялся, что подобное никогда не произойдет. Мне не следовало узнавать ее лучше. Я знал, к какому типу людей она относится, с того самого дня, как она дала четко понять, что я был посторонним. Никем. Не достаточно хорошим даже для того, чтобы быть со мной честной. Я был блестящей новой игрушкой, которую потом выбросили, потому что ей надоело со мной играть.
Мои мысли ведут меня к столу из красного дерева, за которым она сидит, но я не смотрю на нее. Я узнаю, что это она, только по ее по обуви, тем же босоножкам, что шлепали по дорожке, когда она вторгалась в мое времяпровождение у бассейна по вечерам. Те же босоножки, которые она сбрасывала перед тем, как положить ноги под попу и свернуться рядом со мной.
Я ненавижу эти проклятые босоножки. Мне следовало сказать ей об этом. Никто не захочет женщину, которая носит босоножки. Мужчины хотят женщин, которые носят обувь с каблуками. Платформы, туфли на шпильке. Каблуки, которые выглядят чертовски сексуально, когда лежат на наших плечах или обернуты вокруг талии. Нет никакой дерьмовой сексуальности в босоножках. Они на одном уровне с вьетнамками, которые находятся всего в шаге от кроксов.
Гребаных кроксов.
— Вы делаете это неправильно, — резко выпаливаю я, прежде чем мои рефлексы говорят мне не впутываться в неприятности.
— Что?
Я все еще не смотрю на нее. Я продолжаю удерживать взгляд на ее босоножках и маленьких розовых кончиках пальцев, которые из-под них выглядывают. Даже ее пальчики прелестны.
Хм. Прелестны.
Я никогда не был поклонником прелестного. Пухленькие младенцы прелестны. Щенки прелестны. Иногда даже старушки по имени Этел. Ничего из перечисленного не приравнивается к сексуальному. Значит, и она не должна.
— Я сказал, что вы делаете это неправильно, — строго говорю я.
— Я это слышала, — ее голос тихий и грустный. Такой же, как и она сама. Тихая, грустная, прелестная женщина. — Что я делаю не так?
— Все.
— Все? — пораженно спрашивает она. Похоже, она хотела, слишком сильно преуспеть в этом, чтобы сделать Эвану свой первый минет, гарантирующий, что он перестанет шляться налево. Словно она хотела стать Суперлидером в Верхнем Ист-Сайде и похвастаться своими талантами на рекламных щитах Таймс-сквер.
— Да. Вы все делаете неправильно, — извини, Суперлидер младший. Для тебя в книге рекордов местечка не найдется.
Я начал поворачиваться, немного довольный собой, когда ее тихий, грустный голос останавливает меня.
— Можете научить меня, как?
Могу ли я научить ее, как?
Могу ли я научить ее, как?
Я проглатываю свой первоначальный ответ, который, наверное, состоял бы из того, куда ей следует пойти и как именно, вместе с тем, что втолкнется в ее упругий, фригидный зад, и я пользуюсь этим моментом, чтобы сделать вздох перед тем, как сформулировать более профессиональный ответ.
— Если вы нуждаетесь в дополнительной помощи, миссис Карр, я предлагаю вам записаться на прием в рабочее время.
— На прием? — в ее голосе я могу услышать смятение и боль.
— Да. Предварительно записавшись. Так делают клиенты, когда обнаруживают, что им требуется больше помощи, чем обычно. Из-за их неопытности, которая мешает им прогрессировать. Я не могу уделять вам дополнительное внимание просто потому, что вы в нем нуждаетесь, и отнимать драгоценное время класса, лишая тем самым внимания других. Такое поведение было бы несколько глупо с моей стороны, вам не кажется? — лаконично отвечаю я, вернув ей ее же собственные слова.
Ее лицо искажается, как будто я только что ударил ее, глаза становятся в два раза больше, и она сидит, разинув рот.
— Что ты делаешь? — шепчет она, хотя уже слишком поздно. У нас появилась аудитория. И прямо сейчас эти сплетницы почуяли запах свежего дерьма, чтобы разнести его, предварительно перемолов. Тем не менее, я наклоняюсь к ней ближе, вторгаясь в ее личное пространство, и даже втягиваю воздух, которым она дышит. Я хочу, чтобы ей было так же не по себе, как и мне. Хочу, чтобы она была такой же униженной и оскорбленной, каким был я.
— Я делаю свою работу, миссис Карр. Именно ту, за которую ваш муж заплатил мне.
*
К тому времени, когда я отпускаю дам, я чувствую себя уставшим, как морально, так и физически. Все болит. Я не могу не думать о каждой части своего тела, которая бы не болела от каждого шага, пока бреду обратно в убежище своего дома. И это чувствует не только мое тело. Я слишком напряжен, слишком взвинчен. Я чувствую, что могу взорваться в любой момент.
Я знаю, что облажался в классе с тем, как разговаривал с Элли, но, черт, она это заслужила. Она должна была увидеть, кто я на самом деле... и что она растоптала меня. И как бы сильно мне это не нравилось, стоит признать, что она вызвала беспорядок, в котором я нахожусь прямо сейчас. Так что, браво, Эллисон Эллиот Карр. Ты в одиночку изгадила мой день и сделала мои шары синими. И напомнила мне о том, почему я презираю таких людей, как ты... почему я ненавижу этот мир, из которого ты пришла, и почему я освободился от него.
Спасибо, Элли. Суки, похожие на тебя, создают ублюдков с холодным сердцем, вроде меня.
— Эй!
Я снова слышу шлепанье этих проклятых босоножек, и моя кожа становится липкой и горячей. Я стараюсь не подавать виду и продолжаю идти, не обращая внимания на ее приближение.
— Я сказала, эй! Не хочешь сказать мне, что, черт возьми, с тобой не так?
— Запишитесь на прием, миссис Карр, — рычу я, не оборачиваясь, пока вожусь с замком в своей двери. Черт побери, у меня нет времени на это дерьмо.
— Я не собираюсь записываться к тебе на прием, Джастис. Почему ты так себя ведешь?
Ее голос прямо здесь, прямо позади меня. Я почти чувствую ее теплое дыхание на своей спине. Она так близко, что ее тепло смешивается с моим, и я не способен ответить. Я слишком устал от всего этого. Слишком обессилен, чтобы даже попытаться понять, что произошло между нами. Может быть, я все себе придумал. Может быть, Элли слишком невинна и испытывает ко мне платонические чувства. Я мог неправильно понять ее сигналы. Черт, может быть, она действительно смотрит на меня, как на друга-гея на веки вечные.
— Эй, — говорит она мягко, кладя руку на мою вспотевшую спину. — Поговори со мной.
- Предыдущая
- 35/52
- Следующая