Призраки отеля «Голливуд» - Имерманис Анатоль Адольфович - Страница 11
- Предыдущая
- 11/72
- Следующая
Куколка двинулась вперед, щедро отвечая улыбками на взгляды туристов и бесцеремонные возгласы американских солдат. Для туристов она была особой достопримечательностью. Для солдат — воплощением чисто американского секса. Эскортируемая своими спутниками, Эвелин направилась к месту, где остановились Мун и Ритчи.
— Видите, она заметила меня! — Ритчи разразился счастливым, почти детским смехом. — Алло, Куколка, как поживаешь? — крикнул он издали.
Даже не повернувшись в его сторону, она небрежно кивнула. Ее откровенная вульгарность немного смягчалась еле уловимой отчужденностью в широко раскрытых голубых глазах.
В мексиканце самым выразительным были черные усики и мощные мускулы, для демонстрации которых весьма подходил спортивный полотняный пиджак без рукавов. Второй спутник… Мун не сразу понял, что это был падре Антонио, походивший в светлом фланелевом костюме скорее на спортсмена, чем на священника. Голова была не прикрыта. Почти лишенная растительности, она тем не менее не вызывала представления о лысине. Такими выглядят на античных скульптурах бронзовые головы борцов. Узнав Муна, падре Антонио приветственно поднял руку.
— Мой друг жаждет познакомиться с тобой! — Ритчи загородил киноактрисе дорогу.
— Автографы даю в холле гостиницы в пять часов! — Эвелин одарила Муна таким же небрежным кивком.
— Он журналист… Хочет написать о тебе. — Ритчи врал с отчаянной убежденностью.
— А, журналист! — заворковала Эвелин. — Это другое дело! — На ее лице засветилась улыбка. Иллюзорная высота, на которую ее вознесла прихоть кинопродюсеров и публики, всецело зависела от благосклонности журналистов.
— Это недоразумение, — вмешался падре Антонио, с интересом наблюдавший за этой сценкой. — Сеньор Мун — известный детектив.
— Терпеть не могу детективов! — Эвелин скорчила гримасу. — Может быть, вас прислал мой ревнивый муж Сидней Мострел? С поручением следить за моей нравственностью. — Эвелин разразилась смехом, показавшимся Муну не слишком искренним.
— Я прибыл сюда по просьбе мистера Шривера.
— Ну конечно, полиция устроила этой маленькой Шривер грандиозную бесплатную рекламу! Я уверена, что она все это нарочно инсценировала.
— Не думаю, — покачал головой Мун.
— Можете положиться на меня. Я ее раскусила с первого взгляда. Однажды она со свойственной ей наглостью заявила, что могла бы стать лучшей киноактрисой, чем я… Очевидно, она в ту ночь полезла к Рамиро, чтобы доказать это. — Эвелин стрельнула в мексиканца полунасмешливым взглядом. — Спутала съемочную площадку со спальней! — И киноактриса резко засмеялась.
— Никакой женщины! Клянусь тебе, дорогая! — Мексиканец клятвенно прижал руку к сердцу.
— Вы можете верить Рамиро! — сказал падре Антонио внушительным голосом. — Он любит только вас!
— Откуда вы это знаете? — бросила Эвелин.
— Не забудьте, я его исповедник.
Киноактриса и ее спутники попрощались с Муном. С Ритчи никто не прощался. С минуту он стоял с таким видом, словно его оглушили, потом, приосанившись, бросил вдогонку воздушный поцелуй.
НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО
Почта представляла собой розовый домик, размером чуть меньше полицейского комиссариата. По бамбуковым жалюзи на некоторых окнах и доносившемуся за ними детскому смеху Мун догадался, что здание служит одновременно и квартирой.
— Не забудьте называть его начальником! — напомнил Билль Ритчи.
— Судя по размерам заведения, подчиненных у этого начальника не слишком много, — улыбнулся Мун.
— Ни одного, сам разносит почту. Но так в Испании и принято. Гордецы! Чем беднее человек, тем большего гордеца из себя строит, — и актер уселся на стоявшей перед почтой скамейке.
— Вы разве не пойдете со мной? — удивился Мун.
— Зачем?
— Хотя бы в качестве переводчика.
— Он говорит по-английски. А мне полезнее подышать свежим воздухом. — Билль Ритчи протер морщинистое лицо большим носовым платком. Платок был не слишком чистым. Но, может быть, это была не грязь, а следы театрального грима, невольно стертого со щек заодно с потом?
Начальник почты оказался таким же речеобильным, как те испанцы, с которыми Муну до сих пор довелось столкнуться. Намереваясь расположить его к себе, Мун предложил сигару. Начальник с благодарностью принял, но, затянувшись, чуть заметно поморщился.
— Не нравится? — с улыбкой спросил Мун.
— Приходилось курить и получше. Я ведь бывший матрос. Когда доктора списали на берег, сначала рыбачил. На паях с доном Камило.
— Отчего на паях?
— У меня нет собственного баркаса. А потом, на мое счастье, нахлынули иностранцы, и меня благодаря знанию английского языка назначили на этот пост.
Он продолжал жаловаться на свою судьбу, а Мун тем временем набросал текст трех срочных телеграмм.
Первая, адресованная Шриверу, была самой краткой: «Подтвердите распоряжение о кремации заверенной телеграммой или лично по телефону Панотарос 8».
Вторая была более длинной. Мун специальным кодом запрашивал у информационного агентства Дональда Кинга подробные сведения по нескольким пунктам: 1. В каких предприятиях Джошуа Шривер владеет контрольным пакетом или значительной долей акций? 2. Кто является владельцем фирмы «Все для туристов», производящей консервированную колбасу «Экстра»? 3. Кто исполняет роль Фальстафа в фильме Стенли Хьюза?
Все эти сведения Мун мог бы раздобыть официальным путем, но предпочел Дональда Кинга. Этот лысый человек с профессорскими очками, чей адрес и телефон нельзя было найти ни в одном справочнике, знал больше, чем полиция. К тому же подкупить его было чрезвычайно трудно. Глава могущественного детективного бюро, занимавшегося в основном промышленным шпионажем, он содержал целую армию высокооплачиваемых осведомителей. Его заработкам позавидовал бы иной процветающий делец.
За сравнительно простую информацию, в которой нуждался Мун, другому пришлось бы платить изрядную сумму. Здесь же отношения основывались на системе взаимных услуг.
Третья телеграмма была адресована: «Сыскное агентство Мун и Дейли, мистеру Дейли» — и содержала следующий текст: «Срочно телеграфируйте, что узнали о связях Рода Гаэтано с Испанией за последние годы. Очень нуждаюсь в вашей помощи. Постарайтесь ускорить получение заграничного паспорта. Мой адрес Панотарос отель Голливуд комната 13 Мун».
Заполняя бланк, Мун невольно усмехнулся. Дело в том, что, не будучи пророком, он все же заранее знал ответ.
— Вы ведь приехали сюда из-за Шриверов? — Начальник почты, прочтя подпись Муна, задумался. — Мне только что пришла на ум одна деталь. Возможно, это пустяк, но не исключено, что вам, как детективу, что-то даст.
— Это относится к смерти Шриверов?
— Да нет! — отмахнулся начальник почты. — Тут дело ясное — недоброкачественная колбаса. Я вспомнил про одно письмо. Так вот, на днях…
— А точнее…
— Восемнадцатого марта. Шриверы переписывались только с одним парижским родственником. Зовут его мосье Арну.
Мун кивнул. Это совпадало с информацией Шривера, что вся корреспонденция шла окольным путем — через французское детективное агентство.
— Письма посылались раз в месяц, иногда несколько, изредка целая пачка. Это уже само по себе довольно странно, но я видел на своем веку достаточно чудаков. Восемнадцатого марта прибежал дон Бенитес с письмом. Сказал, что миссис Шривер просила отправить его как можно скорее.
— Кому оно было адресовано?
— Тому же мосье Арну. Минут через десять после дона Бенитеса пришла мисс Гвендолин. Она взяла письмо обратно под предлогом, что мать забыла что-то приписать.
— И больше вы письма не видели? — догадался Мун.
— В том-то и дело! Мисс Гвендолин с письмом в руках села в машину. Потом оказалось, что она больше не возвращалась в гостиницу, а сразу же уехала. К тому же дон Бенитес рассказывал, что миссис Шривер, когда заболела, очень волновалась, отправлено ли письмо.
- Предыдущая
- 11/72
- Следующая