Тайна старого Сагамора - Сат-Ок - Страница 23

• Предыдущая
• 23/32
• Следующая

Конечно, белый солдат, как и Зоркий Глаз, тоже хотел узнать, при каких обстоятельствах это случилось. Главное же, он все еще не находил ответа на вопрос: чего ждет старый вождь от него – посланника американского командования?

Снова наступил рассвет, и, как бывает это всегда, на смену ему пришел день… А когда встретился он с идущим навстречу вечером, на опушке темного леса снова запылал костер.

– Было уже лето в цветении своих первых дней, – продолжал Сагамор рассказ. – Прерии сменили свой светло-зеленый наряд на более темный, по которому яркими красками разбросались цветы. Стаи уток и гусей все чаще пересекали голубое небо с юга на север, с востока на запад. Все в природе говорило о силе и жажде жизни. Только в душе моей не было просвета. Сжигаемый чувством мести, я не находил себе покоя. По ночам сон уходил от моего изголовья, и мне слышались шаги Кровавого Тома, его голос, полный злобы и ненависти. И однажды, не вытерпев, обратился я к вождю племени Черной Туче:

– Разреши, отец, мне уехать. Я должен оплатить долг, который тяжелым грузом гнетет мое сердце. Потом, поверь, останусь с вами до конца своей жизни.

– Кому должен мой сын, – спросил Черная Туча, – и как велик этот долг?

– Я должен расплатиться с Кровавым Томом, охотником за скальпами.

– Это тот, что снял скальп с Тройного Медведя?

– Тот самый, отец.

– Тот, что оскальпировал Крученого Волоса?

– Тот самый, отец.

– Тогда поезжай, сын мой, и не забудь, что ты наш брат и наша помощь всегда с тобой.

Подняв руку в знак прощания, что было древним обычаем индейцев, я почувствовал вдруг, что кто-то коснулся моего плеча. За мной стоял Крученый Волос.

– Мой брат позволит сопутствовать ему на тропе мести?

– Крученый Волос хочет подвергнуть свою жизнь опасности?

Воин молча посмотрел на меня, а потом произнес:

– Жизнь моего брата – это моя жизнь. Смерть его будет смертью Крученого Волоса. Мы пойдем вместе. Я буду ждать моего брата у дороги…

Возвратившись в свой типи, я прихватил кое-что из одежды, в которой большей частью ходят белые охотники, заткнул за кожаный пояс пистолеты, перебросил за плечи мешок с продуктами и, откинув входную полсть, свистнул. Раздалось радостное ржание, и через минуту ко мне легкой рысью подбежал мой верный конь. Быстро оседлав его, я проверил подпругу и, не касаясь стремян, вскочил в седло.

На краю деревни меня ожидал Крученый Волос. Он неподвижно сидел на своем косматом мустанге и смотрел вдаль, туда, где земля и небо соединяются в крепком объятии. Одет он был легко, без всяких украшений и отличий племени. Когда в молчании, бок о бок, направились мы в сторону безбрежной дали, я оглянулся. У последнего типи стояла Цветок Прерий. Окутанная темнотой, она была похожа на изваяние. Я поднял руку в прощальном привете. Она ответила тем же, не сказав ни слова, не проронив ни одной слезы, хотя и знала, что из этой поездки я могу не вернуться. Скорбь индианок нема. Они оплакивают только мертвых.

Прошло уже много времени с тех пор, как я стал полноправным членом семьи чироков. Пребывание в племени наполнило меня любовью к прериям и огромным уважением к моим новым друзьям. Меня покоряло их знание леса, их любование природой. Они могут не только предсказать погоду по поведению растений, но и понимают разговор птиц, разгадывают тайну следа, историю каждой тропы.

Моя новая жизнь целиком захватила меня. Для полного счастья не хватало только женских рук в моем типи. Мечта о скво крепла во мне с каждым взглядом, обращенным на меня дочерью вождя – Цветком Прерий. Она казалась мне идеалом красоты, настоящей Богиней Охоты, как я называл ее в своих мечтах. И хотя простое платье из лосиной кожи доходило бахромой до самых ступней ног девушки, оно не могло скрыть стройности и гибкости ее фигуры. А сами ступни, обутые в вышитые мокасины, как легко и неслышно касались они земли…

Я знал, что люблю ее.

И теперь, покидая деревню и оглядываясь на безмолвную фигурку, корил себя за то, что не попросил у Черной Тучи руки его дочери, не признался ему в своих к ней чувствах.

– Спускается ночь, – прервал мои размышления Крученый Волос, – давай разбивать лагерь.

Не дожидаясь ответа, он соскочил с коня и пошел собирать сухие ветви и сухой бизоний навоз для костра. Место, на котором мы остановились, было маленькой ложбинкой, поросшей деревьями. С одной ее стороны протекал довольно быстрый ручеек, а с другой возвышалась отвесная стена каньона.

Кони, отпущенные на свободу, сразу же направились к ручью, а мы занялись приготовлением ужина. Костер, как требовала того обстановка, разожгли небольшой, только чтобы можно было запечь кусок бизоньего мяса. В тревожные времена, когда не знаешь, встретишь друга или недруга, большой костер опасен – он может привлечь нежданного гостя.

После скромного ужина мы завернулись в одеяла, сотканные индейскими женщинами из бизоньей шерсти, и приготовились к тому, чтобы брат смерти – сон сковал наши веки. Но если Крученый Волос сразу и надолго попал в его объятия, то мне это не удавалось. Когда я открыл глаза, языки пламени еще продолжали освещать верхушки ближайших деревьев, дрожащих и гнущихся, словно от сознания близости к их извечному врагу – огню. Великое безмолвие ночи, спустившееся над нами, нарушалось лишь пугливым перешептыванием леса да звуками падающей воды. Это приютивший нас ручеек, добежав до скалы, срывался с ее острых уступов. Его водяные косы, сверкая подобно молниям и блестя брызгами, казались в освещении догоравшего костра звездной тучей, проносившейся над ложбинкой.

Пламя костра уже угасало, когда я почувствовал, что снова погружаюсь в сон. Сквозь прикрытые веки увидел, как огонь, еще раз вспыхнув, выстрелил снопом искр и замер…

Когда на востоке пробудился день, мы оседлали коней и взяли направление на север. Переправившись через реку Теннесси, решили податься в сторону цепи гор, которые виднелись на горизонте, словно огромные пни, вывороченные бурей. К северу дорогу преградил глубокий овраг. Края его обрамляли купы деревьев, за которыми простирались, резко вычерчиваясь на фоне неба, освещенные солнцем гранитные скалы. Шагах в двух-трех под нами извивалась в длинной перспективе на запад черная страшная пропасть. В ее глубине – мрак и безмолвие.

Крученый Волос поднял руку и указал на запад:

– Завтра пойдем туда. За поворотом этого каньона поселение бледнолицых. Сегодня заночуем на краю этой пропасти.

Без слов мы расседлали коней.

– Пусть Крученый Волос разожжет костер, а я поищу мяса, – предложил я.

Молчаливый кивок головы воина был мне ответом. Взяв ружье, я направился в сторону темного каньона в надежде найти на его дне толсторогого горного козла. На краю ущелья я заметил желоб, выдолбленный в гранитной стене потоками воды. Опираясь о его края и хватаясь руками за выступающие скальные изломы, я стал спускаться вниз. Каждое мое движение сопровождалось грохотом срывающегося и летящего вниз булыжника. Надо было быть предельно внимательным, чтобы вместе с падающей лавиной не угодить на дно ущелья самому. Слишком поздно я понял, что выбрал самую трудную дорогу и что теперь должен спускаться уже ниже, так как возвращаться обратно по этому желобу просто невозможно.

Прижимаясь к стене и нащупывая ногами щели, я наконец добрался до места, где можно было перевести дыхание. Кожа на моих ладонях висела лохмотьями, а мышцы ног и рук горели таким огнем, будто были опущены в горящие угли. Чуть отдышавшись, я позволил себе оглянуться вокруг. Прямо под ногами светилась гладкая стена без щелей и выступов. Правда, в каких-нибудь шести метрах пониже виднелась маленькая скальная площадка. Но как добраться до нее?

«Только собственной глупости я обязан своим положением, – думал я, – и если Крученый Волос не найдет меня, то так и сдохну на этой стене».

Приподняв, насколько это было возможно, лицо вверх, я крикнул. Многократное эхо повторило мой зов о помощи. Крича раз за разом, я с надеждой вглядывался в края обрыва – не появится ли из-за них лицо друга, но нет, уши мои слышали только отзвуки собственного голоса, а глаза ловили край уже потемневшего неба.

• Предыдущая
• 23/32
• Следующая