Меч на закате - Сатклифф Розмэри - Страница 31

• Предыдущая
• 31/143
• Следующая

Когда мы въехали в Дэву, ночь уже давно перевалила за вторую стражу, но под фонарем у входа в старый офицерский двор стояла кучка каких-то людей, явно не из моих собственных отрядов. Это были хорошо сложенные парни, все молодые и крепкие, и у всех было с собой оружие. Мне показалось, что я догадался, что им нужно, еще до того, как один из них — это был тот паренек, который отвозил мое послание Кинмарку, — шагнул к моему стремени.

— Сир, милорд Артос, мы можем поговорить с тобой?

— Думаю, да.

Я спешился и, передавая Ариана своему оруженосцу, лишний раз похлопал старого жеребца по шее, потому что внезапно почувствовал себя виноватым в неверности.

— Побудь вместо меня, — бросил я Кею и, сделав незнакомцам знак следовать за мной, направился к своим покоям.

Фонарь был уже зажжен, и в глиняной жаровне пылало небольшое пламя; я подсел к ней, протягивая над огнем закоченевшие от поводьев руки, — потому что мягкая погода прошедшего дня начинала сменяться промозглой сыростью — и посмотрел на столпившихся передо мной молодых людей.

— Ну? Что вы хотели мне сказать?

Тот, что был моим посыльным, ответил за всех.

— Сир, мы принесли тебе наши мечи, мы хотим присоединиться к Товариществу, которое служит под твоим началом.

Я взглянул в их пылкие и серьезные лица.

— Вы все очень молоды.

— Фион — самый младший из нас, а ему в следующем месяце будет восемнадцать. Мы все — взрослые мужчины, и у нас есть свое собственное оружие, милорд Артос.

Я наклонился вперед, по очереди всматриваясь в их лица.

То, что я увидел, мне понравилось, но, несомненно, все они были очень молоды.

— Выслушайте меня, — сказал я. — Отдать мне свои мечи можно двумя путями. Да, мне нужны люди для Товарищества; мне всегда нужны люди для Товарищества. Но мне нужны также…. — я заколебался, подыскивая слово, — вспомогательные и нерегулярные подразделения; люди, которые будут служить мне в легкой коннице, в отрядах лучников, разведчиков и копейщиков и служить так же верно, как мои Товарищи служат мне в тяжелой коннице; люди, которые в случае необходимости последуют за мной за пределы своего родного края и пробудут со мной так долго, как я буду в них нуждаться, — все это время зная, что как только я смогу отпустить их, через год, через два, через три, они будут вольны вернуться к своим домам. Для тех, кто пойдет за мной как мои Товарищи, все будет совсем по-другому. От них я потребую верности мне и друг другу, только и навсегда — или по меньшей мере до тех пор, пока последний сакс не уйдет с последнего мыса британского побережья. Мы — братство, и для нас не может быть никаких уз вне этого братства и никакого освобождения после нескольких лет. Если судить по вашим лицам, вы именно такие люди, к каким стремится мое сердце, и я с радостью приму ваши мечи в том или ином качестве; но прежде чем решиться, во имя Господа, подумайте. У вас еще вся жизнь впереди, а потом вы не сможете отступить с честью.

Они переглянулись; один из них, рыжеволосый юноша, облизнул нижнюю губу, другой нервно затеребил рукоять своего кинжала.

— Идите домой, — сказал я. — Обговорите все, не решайте сразу — утро вечера мудренее — и приходите ко мне завтра.

Еще один покачал головой.

— Мы пришли сегодня вечером, чтобы сложить наше оружие к твоим ногам, и мы не вернемся к своим очагам, пока все не будет решено. Позволь нам несколько мгновений посовещаться у твоего порога, милорд Артос.

— Конечно, совещайтесь, сколько хотите.

Я вытащил кинжал и принялся начищать его полой своего плаща, отрешаясь от них и от их совещаний. Они отошли к проему двери, и какое-то время до меня доносилось негромкое бормотание их голосов. Потом я услышал топот их ног по полу и, подняв глаза, увидел их снова перед собой. Юноша, который был моим посыльным, стоял немного в стороне от остальных, и с ним еще двое. Как и прежде, он говорил за всех.

— Милорд артос, мы посоветовались между собой и решили.

Те, что стоят за моей спиной, будут верно служить тебе вторым из путей, которые ты предлагаешь. Они связаны узами, которые нельзя разорвать, у двоих есть жены и дети — но мы трое, Финнен, Корфил и я, Брис, сын Брэдмана, свободны от всяких уз, и поэтому с радостью возлагаем на себя твои. Если ты возьмешь нас к себе в Товарищи, то мы будем твоими под Алым Драконом, не думая больше о том, чтобы снова сидеть у своих старых очагов.

А еще один спросил:

— Нужно ли давать какую-либо клятву? Какой бы она ни была, мы дадим ее.

— Вы уже поклялись достаточно, — ответил я.

И вот так было положено успешное начало сбору, предсказанному Кинмарком, сбору, которому суждено было продолжаться на всем протяжении тех немногих месяцев, что ждали нас впереди, и после которого, с возвращением весны, за моей спиной оказалось довольно внушительное войско.

Мы уже почти оставили всякую надежду на возвращение Бедуира, когда он наконец появился с телегами зерна и сопровождающим отрядом, вынырнув, словно неясная тень, из снежной бури, которая неслась косыми мучнистыми полосами под напором свирепого северо-восточного ветра. И люди и лошади были в таком состоянии, что вот-вот могли упасть и не подняться снова; но легкие подводы за спиной Бедуира были с горкой нагружены мешками с зерном или вздувались горбом под привязанной веревками плотной тканью.

— А это иногда полезно — быть принцем в Арфоне, — сказал он, когда мы ввели его и его товарищей в обеденный зал.

— Даже рожденным под кустом боярышника.

И он неверным шагом добрел до очага и уселся там, свесив голову на грудь; на его ресницах таял снег. Думаю, он был в полубессознательном состоянии.

— Говорят… урожай на Моне был хорошим. Весной будет еще несколько телег с зерном, если дороги откроются достаточно рано.

Кто-то принес ему чашу с вересковым пивом, и после того, как он осушил ее, на его пепельное лицо хоть немного вернулись краски. Когда я покидал его, чтобы присмотреть за тем, как будут складывать зерно в амбары, он уже снял с плеч чехол из оленьей кожи, вытащил из него свою любимую арфу и начал перебирать бронзовые струны, проверяя, не пострадала ли она от холода.

Этой зимой нам некогда было потерять форму, некогда было поддаться тому оцепенению духа, которое порой охватывает зимний лагерь и от которого необходимо предостерегаться, как мы пытаемся предостеречься от лихорадки и кровавого поноса. В наших амбарах были теперь овес и ячмень, но их необходимо было смолоть, а поскольку, если мы хотели есть мясо, нам нужно было добывать его самим, кто-нибудь из нас всегда был на охотничьей тропе. Все было так, как я сказал Кинмарку, мы жили, словно сторожевые посты в старые времена — зерно в амбарах и вепрь в лесах; только для нас это были по большей части олени и иногда волки — волчье мясо не так уж невкусно, если ты достаточно голоден. В лагере тоже было много работы, потому что старая крепость, когда мы въехали в нее, была немногим лучше развалин.

Еще нужно было заниматься верховыми лошадьми; каждый день упражняться с оружием, чтобы глаз не утратил остроту, а рука — твердость; осматривать доспехи и снаряжение, обучать новых людей и выезжать лошадей. А по воскресеньям священник, который помогал Гуалькмаю с ранеными в ту, самую первую, ночь, приходил из города, чтобы проповедовать Слово Божье на заросшем сорняками плацу. На эти службы собиралась большая часть Товарищей, хотя я думаю, что среди тех людей, что стояли на холоде с непокрытой головой, слушая его проповеди, а потом поворачивались друг к другу с поцелуем мира, были и такие, кто возносил отдельные молитвы Митре или даже Нуаде Сереброрукому и далеким и туманным богам своих родных холмов. Добродушный маленький священник огорчился бы, если бы я сказал ему об этом, но для меня это никогда не имело большого значения. Я всегда был последователь Христа, потому что мне казалось, что христианская вера — самая крепкая и лучше всего приспособлена для того, чтобы нести свет во тьму, лежащую впереди. Но в свое время я молился слишком многим различным богам, чтобы придавать особую важность именам, к которым люди взывают о помощи, или форме молитв, которые они при этом произносят.

• Предыдущая
• 31/143
• Следующая