Нумизмат - Сартинов Евгений Петрович - Страница 62

• Предыдущая
• 62/97
• Следующая

— Тебе Шпона оставить в подмогу? — спросил он Михаила.

— Зачем? Яйца чухать? Один управлюсь, — довольно резко отозвался Силин.

— Ну, как хочешь, — пожал плечами прораб.

Примерно через полчаса после этого Паршин, Шалим и рыжеусый Мирон куда-то уехали на машине прораба. Силин пришёл за раствором, но спрашивать у хмурого Шпона, занявшего его место у бетономешалки, ничего не стал. Вернулись все трое к самому ужину, подавленные и мрачные.

— Все, похоронили Димку, — сказал Шалим, заходя в вагончик. При этом он покосился на взрывного Шпона, тот передёрнулся всем телом, но промолчал. К удивлению Нумизмата, бригадир достал из сумки три бутылки водки, сказав при этом:

— Ну что, помянем пацана, пусть московская земля будет ему пухом.

Пить Силину не хотелось, но он знал, насколько болезненно подозрительны простые работяги к таким, как он, трезвенникам.

— А что вы так долго? — спросил рыжего кто-то из рабочих после поминовения.

— В ментовку опять заезжали, — пояснил бригадир, морщась, — так и хотят нам это дело пришить. Все интересовались, не держал ли на Димку кто зла, не было ли в тот вечер в общежитии драк. Эти придурки в нашей комнате даже шмон навели. Все следы крови искали.

Возмущению работяг не было предела. Наконец взорвался и Шпон.

— А может, у меня там тысяча баксов лежит, какое они имеют право! — заорал он.

— Откуда у тебя, голодранца, тысяча баксов? — окрысился Шалим. — А право они имеют. Прописки у нас нет, регистрации тоже. Да не возбухай ты! Присматривали мы там, чтобы никто из них ничего не стырил.

В этот момент в вагончике появился прораб.

— Васильич, помянешь Димку? — спросил бригадир, поднимая бутылку с остатками водки.

— Нет, я же за рулём. Насчёт переезда решили что?

— Пока с парнями не говорил.

— В общем так, мужики! В сроки мы явно не успеваем, есть предложение распроститься с общагой и переехать на эту неделю сюда. Работать будем не по часам, а по необходимости. Питание четырехразовое. Ну, как вам такая идея?

— А из общаги нас все равно пнут, сегодня уже комендант подходил, — меланхолично заметил рыжий.

— Куды ж деваться-то. Гроши нужны, працать буде як тэ робы в Египте, — за всех отозвался Мирон.

— Ну хорошо, сейчас приедет грузовик, Шпон, ну и… Сергунчик! Сьездите за вещами. — Прораб обернулся к Силину: — Ну, а ты как, Дмитрич, на все это смотришь?

— Да никаких проблем. Сейчас только позвоню своей.

Пока Паршин раздавал во дворе последние указания, Силин в его кабинете воспользовался телефоном:

— Надя! Здравствуйте, это Михаил. Я больше не приду, можете сдавать комнату другим.

— Хорошо, — по дрогнувшему голосу женщины Михаил понял, что она огорчена. — Спасибо, что позвонили.

— Всего хорошего, до свидания.

Последние слова слышал и подошедший прораб.

— Как ты с ней вежливо. Строгая, что ли, супруга? — спросил Паршин.

— Да она мне не жена, так, сожительница, — невозмутимо отозвался Михаил и, чтобы пресечь все разговоры о личной жизни, быстро покинул сторожку.

И потекли для него дни, как в той песне: «на бои похожие». Каждый из них был и бесконечен, и краток, как мгновение. В шесть утра рабочие уже вставали, в семь, после кружки крепкого, как хина, чая вовсю трудились, в девять привозили завтрак. Особых разносолов не было, это отметил даже неприхотливый в еде Силин.

— Из заводской столовой, что ли, жратву возят? — спросил он как-то за ужином.

— Вот именно, с мебельной фабрики. Одно и то же полгода, в глотку уже не лезет, — пробурчал штатный ворчун Шпон.

— Эх, а я два года назад у одной актрисы ремонт делал, вот она нас кормила! — вздохнул Сергунчик. — Пельмени, салаты, отбивные. А на отвальную и бутерброды с чёрной икрой не пожалела. Мы ей квартиру как игрушку отделали.

— Что за актриса-то?

— Да не помню я фамилии, Людой зовут. В кино часто снимается, в театр нам билеты давала, мужики-то пошли, а я нет.

— Нажрался поди? — зыркнул глазами в его сторону бригадир.

Сергунчик только глаза виновато отвёл. Работник он был безупречный, но по части выпивки слаб на удивление.

— А, это всегда так. Чем богаче, тем к нам, работягам, хуже относятся. А уж скупые!..

Разговор перекинулся на «мадам» Балашову, и Силин задал вопрос, давно вертевшийся у него на языке.

— Вы все «мадам» да «мадам». А мужик её что же, не приезжает?

— Ни разу не был! — почти хором ответили строители.

Силин опешил:

— Что, вообще?

— Даже не знаем, какой он, — подтвердил бригадир. — Всем строительством жена руководит. А он только оплачивает её закидоны.

Нумизмат испытал лёгкий шок. Надежда приблизиться к Балашову снова оказалась призрачным миражом.

В два привозили обед, в шесть ужин, обещанный второй ужин оказался сухим пайком: хлеб, масло, колбаса. Мужики ругались, часто вспоминали домашние галушки, вареники со сметаной. Это немножко смешило Силина. Из всей бригады лишь один Мирон оказался самым настоящим, коренным хохлом. Остальные — русские, мордвин, чуваш, даже татарин, Ренат. Но все они поголовно были женаты на хохлушках, и домашний борщ, горилку и сало поминали родными блюдами.

Заканчивали работать поздно: когда в десять часов вечера, а когда и за полночь. Все зависело от усталости, только она служила уважительной причиной для отбоя. Дело продвигалось быстро, но ощущение того, что они не успевают, преследовало всех. Силин за короткое время сумел завоевать в бригаде довольно крепкие позиции. Все оценили его мастерство и профессионализм. Паршин с удивлением заметил, что, где бы новичок ни работал, одежда его оставалась чистой, без пятен красок и раствора.

Обращались к Силину довольно своеобразно, переделав отчество в имя: Михалыч. Единственный, кто волновал Нумизмата своим поведением, был Шпон. От былой весёлости и доброжелательности парня не осталось и следа. И почему-то особенно он не был расположен именно к новичку.

— А за что его Шпоном прозвали? — спросил Нумизмат как-то у бригадира, в очередной раз поругавшегося с черноглазым парнем.

— Да вечно лезет куда не надо! В каждой дырке затычка! — Шалим махнул рукой. — Одно слово — Шпон!

Дня два Силин поведение парня относил за счёт того, что он, Нумизмат, занял его место. Теперь уже Шпон, а не Силин заведовал бетономешалкой, подносил раствор, варил чай — словом, выполнял работу покойного Димки. Но все оказалось гораздо хуже, чем он предполагал.

В тот вечер Силин дольше обычного задержался на чердаке, там планировалось разместить биллиардную, и Михаил оббивал её дубовыми рейками. Он подошёл к дверям спальни, когда мужики уже выключили свет, но ещё не спали, переговаривались в темноте.

— Да ладно тебе, такую чушь порешь! За такое не убивают!

Судя по голосу, это был бригадир. Силин уже потянулся к ручке двери, но яростный голос Шпона заставил его замереть на месте:

— А я говорю, что это он убил Димку! Следователь ясно сказал: убийца — человек высокого роста. Я как это услышал, сразу про него подумал. Надо было ему попасть в нашу бригаду, вот он и поронул Одуванчика.

— Трошки потише можно? — взмолился из своего угла Мирон. — Брехун ты, Шпон. За таку малость не вбивают, бригадыр верно гуторит.

Голоса смолкли, вскоре раздался чей-то храп, а Силин не мог сделать последний шаг и войти в дверь. Его словно кипятком ошпарило.

«Как он догадался? — размышлял Нумизмат. — Пока его никто не слушает, но он опасен. Не дай Боже ему удастся встретиться со следователем или с теми парнями из охраны.»

Силин вышел во двор и пробыл там примерно с полчаса. Вернувшись в спальню, он завалился на свой матрас и почти мгновенно уснул.

• Предыдущая
• 62/97
• Следующая